Главная
Де фінполіція?
Минулого тижня Верховна рада прийняла проект закону №7275, який є першим кроком для забезпечення дотримання прав підприємців, в яких проводяться обшуки та вилучається майно у рамках кримінальних проваджень.
Будь-хто, в чиєму приміщенні проводиться обшук, має право на адвоката, і після набуття цим законом чинності ані податкова міліція, ані прокуратура, ані поліція не зможуть не допускати захисника на обшук.
Слідчий муситиме задовольнити вимогу керівника підприємства, в приміщеннях якого проводиться обшук, щодо присутності адвоката. Саме для цього в статтю 236 КПК були внесені такі зміни:
«Особа, у житлі чи іншому володінні якої проводиться обшук має право користуватися правовою допомогою адвоката на будь-якій стадії проведення обшуку. Невиконання цих вимог тягне за собою передбачену законом відповідальність».
Також законопроект частково дає відповідь на питання щодо безпідставного вилучення під час обшуків техніки, серверів, системних блоків. Велика кількість підприємств постраждала від необґрунтованого (іноді навіть без мети слідчого здійснювати подальше розслідування, — авт), вилучення комп'ютерів, ноутбуків, мобільних телефонів, що мало наслідком кількаденну паралізацію діяльності підприємства.
Відповідно до вимог оновленої статті 168 КПК України, слідчий матиме право вилучати електронні інформаційні системи під час обшуку лише у разі, якщо вони є знаряддям чи засобом вчинення злочину або якщо є потреба провести їх експертизу.
В іншому разі слідчий зобов'язаний запросити на обшук спеціаліста та просто скопіювати інформацію з комп’ютера головного бухгалтера чи директора, не вилучаючи при цьому самі носії інформації.
Виготовлені належним чином копії такої інформації прирівнюються до оригіналу з метою забезпечення їх доказової сили.
Підприємці часто скаржаться, що в проведенні обшуків, окрім слідчого, беруть участь інші особи, які навіть не представляються, не пред'являють документів, не вносяться до протоколу, водночас поводять себе зухвало, як «господарі» ситуації. Внаслідок їх дій до протоколу обшуку може вноситися недостовірна інформація про докази, начебто отримані під час його проведення. Непоодинокі випадки підкидання «потрібних» доказів.
Важливою гарантією дотримання законності під час обшуку відтепер стане обов'язкова відеофіксація цієї слідчої дії, а також відеофіксація під час розгляду клопотань слідчим суддею за виключенням вирішення питання про проведення негласних слідчих (розшукових) дій.
При цьому відеозапис, забезпечений слідчим чи прокурором є невід'ємним додатком до протоколу обшуку, то ж докази, зібрані під час обшуку без відеозапису, визнаватимуться недопустимими, відповідно, на них не можна буде далі будувати обвинувачення.
Окремо передбачено право сторони захисту самостійно здійснювати відеофіксацію проведення обшуку. Водночас? такі особи попереджаються про їх обов’язок не розголошувати відомості досудового розслідування.
Також очікуємо зменшення випадків силового тиску на бізнес через використання без достатньої потреби спецпідрозділів (так званих «маски-шоу») на обшуках; слідчий матиме право це робити лише у випадках загрози для життя чи здоров’я учасників слідчих дій і тільки на підставі ухвали слідчого судді.
Нарешті, парламент поклав край ходінню співробітників різних правоохоронних органів по черзі на одне і те ж саме підприємство за одним і тим самим фактом «можливого порушення» законодавства.
Йдеться про ситуації, коли спочатку приходить запит від СБУ чи поліції, а через кілька місяців за цим самим фактом в двері стукає прокуратура з ухвалою слідчого судді, бо інформація передається «між своїми» по колу.
Тепер закон не дозволяє правоохоронним органам проводити розслідування і навіть зобов’язує закрити кримінальне провадження, якщо є не скасована постанова слідчого про закриття кримінального провадження щодо того ж діяння, яке вже розслідувалось з дотриманням вимог по підслідності.
Законопроект №7275 є беззаперечним першим кроком вперед на шляху захисту підприємств та їх службових осіб від свавілля з боку правоохоронців, але дотримання його положень буде значною мірою залежати від того, хто та як його виконуватиме.
Поки наші правоохоронні органи залишаються фактично не реформованими, я маю певний скепсис, що ухвалений закон запрацює на корить бізнесу. Тому, уряду варто бути послідовним та зробити другий, більш важливий крок: створити фінансову поліцію та ліквідувати економічні підрозділи прокуратури, нацполіції та податкову міліцію, а також оперативні «економічні» підрозділи СБУ.
Якщо ми боремося за підприємця та інвестиційний клімат, то повинні нарешті створити один дієвий орган, який буде розслідувати злочини проти публічних фінансів держави. Третій рік фінансова поліція, на заміну податкової міліції та іншим
«економічним» підрозділам, лише обговорюється.
Депутатський законопроект майже два роки не ставили на голосування і не розглядали в Раді. Мінфін його переробив на догоду силовикам в бік погіршення, однак, навіть у такому, спотвореному, вигляді, так і не спромігся зареєструвати в Раді.
В грудні цього року відбудеться Національна рада реформ з цього питання та анонсоване внесення президентом нового законопроекту — про Бюро фінансової безпеки. Для мене не принципово, як називатиметься новий орган.
Натомість, важливо, щоб новий орган з самого початку його створення не був політично залежним і не став кишеньковим «військом» для когось з можновладців для зведення рахунків з політичними опонентами, конкурентами тощо. Це має бути новий центральний орган виконавчої влади, окремий від ДФС, від МВС, від будь-яких інших органів:
- сформований на конкурсній основі, за аналогією з НАБУ, який не втручається в роботу бізнесу до встановлення факту злочину;
- з посиленою аналітичною, а не силовою функцією;
- з обмеженням для колишніх силовиків на роботу в ньому;
- орган, який буде розслідувати всі злочини проти публічних фінансів держави, органів місцевого самоврядування, зловживань із міжнародною допомогою та кредитами.
Але найголовніше — це те, щоб нова фінансова поліція була незалежною від політичних впливів, в тому числі і від президента, уряду, окремих політиків і виконувала просту функцію: карати тих, хто ухиляється від сплати податків, а не тих, хто наповнює бюджет.
Тільки політична незалежність нового органу та чесний конкурсний добір керівництва, детективів, аналітиків забезпечать належний результат: чесний бізнес зможе спокійно займатися своєю господарською діяльністю, а не відбиватись чи відкупатись від нападів різних силовиків, суспільство зможе побачити не фактові політично вмотивовані справи.
Перетягування політичних канатів та боротьба за впливи на орган фінансових розслідувань, за повноваження призначати його голову та фактично керувати діяльністю в таких умовах неприпустимі.
- Информация о материале
Зачем Нацбанк хочет изъять мелочь из оборота
Национальный банк 16 ноября объявил, что рассматривает возможность отказа от чеканки монет номиналом 1, 2, 5 и 25 копеек. Якобы эти монеты почти прекратили играть роль в расчетах населения, а стоимость их изготовления превышает номинальную стоимость.
Что предлагает НБУ?
Национальный банк хочет отказаться от выпуска монет мелких номиналов - 1, 2, 5 коп., а также 25 коп., так как последняя не может размениваться монетой 10 коп.
Наличное обращение пополняться этими монетами больше не будет.
Нужно ли сдавать эти монеты?
Нет, не нужно. НБУ не планирует их изымать из обращения. Фактически они будут оставаться до их физической потери. Ожидается, что они «осядут» у людей в копилках, по коллекциям, сувенирам и т. д.
Да и изъять их не так-то просто. Количество этих монет в обращении невероятно большое. К примеру, номиналом 1 копейка - 2,4 млрд штук, 2 копейки - 1,4 млрд, 5 копеек - 1,9 млрд штук, 25 копеек - 1,7 млрд штук.
Это примерно 57% от всех монет, которые есть в обращении (всего 13 млрд штук). На каждого украинца приходится в среднем 293 монеты или 700 грамм металла.
Как же теперь рассчитываться в магазине?
Для этого предложен механизм округления общей суммы вашей покупки до 10 копеек. Так, если сумма вашей покупки будет заканчиваться на цифру от 1 до 4, то округление будет в сторону меньшего значения – до 0 копеек, а если сумма будет заканчиваться на цифру от 5 до 9, то до 0 в большую сторону.
Например, если будете покупать бутылку минеральной воды за 8,14 гривен, то сумма будет округлена до 8,1 гривен в сторону покупателя. А если покупаете литр молока за 17,66 гривен, то – до 17,7 гривен в сторону продавца.
При наличии у вас монет мелких номиналов, можете ими рассчитываться. В случае наличия таких монет у продавца, он выдает сдачу этими номиналами. Естественно, во время безналичных расчетов округление не будет осуществляться.
Теперь продавцы подымут цены в свою пользу, а инфляция вырастет?
В НБУ считают, что никакого влияния на инфляцию, ни прямого, ни опосредованного не будет.
Округление будет касаться только суммы вашей покупки, тогда как цены на индивидуальные товары должны оставаться прежними. В этом торговые сети будут заинтересованы напрямую из-за высокой конкуренции.
Также нужно быть реалистом и понимать, что супермаркеты имеют собственные правила округления по чеку.
Тогда как рынки, базары и ларьки уже давно не устанавливают цены до копеек. Там все цены и расчеты округлены в лучшем случае до 25, 50, 75 копеек.
Также, не стоит ожидать, что в магазинах пропадут «маркетинговые цены». Такие как - 9,99. Они просто будут округляться при расчете.
Почему решили округлять именно до 10 копеек?
На самом деле НБУ рассматривал 3 варианта округления: до 10, 25 и 50 копеек. Был проведен опрос среди населения и участников торговли. Согласно данным опроса, наиболее приемлемым для населения было признано округление до 25 коп. (29% респондентов), затем – до 10 коп. (27% респондентов) и до 50 коп. (23% респондентов).
Что интересно, люди возрастом от 18 лет до 30 лет предпочли округление до 50 коп., тогда как люди старше 60 лет выбрали до 25 коп.
При этом торговые сети поддержали округление до 10 коп. На этом варианте и решили остановиться, так как он самый простой в математическом плане и будет легко воспринят населением.
Почему возникла необходимость прекращения чеканки монет?
Пункт 1
Мелкие монеты потеряли свою покупательскую способность. Цены в Украине значительно выросли с 1996 года, когда была проведена денежная реформа.
Так, в 1996 году батон можно было купить за 50 коп. (сейчас – 8,5 грн), а молоко - 1,1 грн (сейчас около 20 грн). Кроме того, изменились экономические реалии государства.
Так с 1996 года минимальная зарплата выросла в 213 раз – с 15 грн до 3 200 грн, а номинальный ВВП Украины в 35 раз с 81 млрд грн до 2,88 трлн грн.
Нужно помнить и о девальвации гривны. Ведь если сравнивать с западными странами, то сейчас эквивалент 1 евроцента в Украине это - 31 коп., а 1 американского цента - 26 коп.
Почему возникла необходимость прекращения чеканки монет?
Пункт 2
Возврат монет мелких номиналов из оборота в банковскую систему очень низкий в Украине. Так, только 4% монет возвращается в банки. Фактически идет односторонняя выдача монет, которые «оседают» у людей.
В отличие от западных стран, в Украине банки и торговые сети плохо работают по возврату монет. Например, в Канаде к их сбору привлечены благотворительные организации.
Почему возникла необходимость прекращения чеканки монет?
Пункт 3
Монеты используются не по назначению. К примеру, их используют водители, слесари и представители «рабочих» профессий в качестве шайб. Также из монет изготавливают денежные деревья для сувениров, или укладывают монеты на пол и покрывают лаком.
Все эти примеры часто можно увидеть в украинской действительности.
Кроме того, в последнее время появились случаи вывоза монет из страны. Была история, когда российские пограничники изъяли партию монет, которую пытались вывезти из Украины.
Также в западных областях был задержан микроавтобус с партией «желтых» монет (номиналы 10, 25 и 50 коп., 1 грн) весом 600 кг. Цветной металл всегда стоил немало, особенно бронза.
Но, наверное, одной из самых главных причин является желание НБУ сократить расходы на чеканку этих монет.
Какая выгода от этого НБУ?
Себестоимость производства всех монет в несколько раз выше, чем их номинал. НБУ официально не говорит, какая стоимость чеканки каждой из монет, так как это гостайна.
Но в СМИ была информация, что на чеканку одной монеты из нержавеющей стали (номиналы 1, 2 и 5 коп.) необходимо потратить примерно 18 копеек.
При этом считается, что изготовление монет из стали – дешевле, чем «желтых» монет из алюминиевой бронзы (10, 25, 50 копеек и 1 гривна).
За 4 года Нацбанк потратил на изготовление и транспортировку розничных монет около 160 млн грн. Если же взять расходы исключительно на чеканку монет 1, 2, 5 и 25 копеек, то это 90 млн грн в год.
Изъятие их из оборота сократит расходы участников обращения на транспортировку и хранение.
Как в мире решается вопрос с монетами мелких номиналов?
Практика изымания из обращения таких монет в мире существует в течение последних 45 лет. Первопроходцами стали Швеция и Норвегия в 1972 году.
В странах Еврозоны – Финляндия, Голландия, Бельгия и Италия (последняя с 2018) отказались от 1 и 2 евроцентов.
Германия занимается изучением этого вопроса, а из наших соседей изъяли монеты мелкого номинала – Венгрия в 2008 году и Россия в 2012.
При изъятии большинство стран пошло по пути округления сумм расчетов.
Когда произойдет это нововведение?
Пока это только подготовленный Нацбанком проект постановления, который еще не принят и не вступил в силу. НБУ хочет обсудить его с общественностью, участниками рынка обращения и госорганами.
Ожидается, что обсуждение займет примерно до двух месяцев, после чего проект будет вынесен на утверждение правления НБУ.
Стоит ли нам ждать изменений в банкнотном ряде?
Из-за троекратной девальвации гривны и инфляции в 2014-2015 годах, общественность обсуждает необходимость введения новой банкноты более высокого номинала.
Да и рост минимальной зарплаты до 3723 гривен со следующего года отражает необходимость появления новой купюры. Также подымается вопрос о замене/дополнении банкнот 2 и 5 гривен монетами, ведь средняя «жизнь» монеты длится около 25 лет, а банкноты – 1-2 года. Следовательно, и расходы на их изготовление разные.
В НБУ думают над этим вопросом. Говорят, что наш банкнотный ряд является чрезмерно большим. Сейчас он состоит из 16 номиналов, тогда как в ведущих странах мира это максимум 12-13 банкнот и монет.
Сколько номиналов банкнот и монет будет в стране?
Если предлагаемые сейчас изменения будут приняты, то ряд сократится до 12 номиналов. Для того, чтобы определить необходимость изменений в денежном обращении, НБУ использует в расчетах модель Пейна-Моргана, которая привязана к зарплате.
Фактически этой формулой рассчитывается среднедневной размер зарплаты в стране, после чего анализируется необходимость изменений в банкнотном ряду.
Исходя из этого, в Нацбанке рассказали, что вопрос замены некоторых банкнот монетами действительно обсуждается. То же касается и введения банкноты большего номинала.
Но пока никакой конкретики в этом направлении не озвучивается – все держится в тайне. Окончательное решение будет за правлением Национального банка и объявлено задолго до введения.
О чем конкретно можно сказать сейчас, так это о планах по обновлению дизайна банкнот, которое уже коснулось 100 и 500 гривен.
- Информация о материале
Временная гарантия бескоррупционной Украины
Каковы главные черты украинского народа: певучий характер, гостеприимство и трудолюбие, благозвучный язык, воинственный характер?
Все перечисленные, и многие другие. А еще — коррупция. Именно к такому выводу подводят результаты многих опросов и других эмпирических исследований, национальных и международных. Якобы коррупция стала ментальной чертой украинцев — берут, поскольку дают. Квесты «устрой кума» и «сделай за могорыч» действительно имеют мало общего с принципами конкурентной борьбы и прозрачности, но и не говорят в пользу коррупционной ментальности. Как и убедительные аргументы разнообразных рейтингов, по которым мы плетемся где-то в зоне аутсайдеров, без надежды на прорыв в антикоррупционную элиту. Коррупция в целом не «параметрическая» — можно подсчитать суммарную стоимость взяток и растрату бюджета, количество привлеченных к ответственности или уволенных чиновников, но саму ее довольно трудно поместить в какую-то четкую систему координат. Почему присвоенная А.Лукашенко Беларусь делит позиции в CPI-2016 (Corruption Perceptions Index, ежегодно публикуемый международной организацией Transparency International), с коммунистическим Китаем, где чиновников расстреливают тысячами?
Дело вовсе не в ментальности: если жизненность системы превышает волю общества к изменениям — коррупция цветет буйным цветом, но сдает позиции, если воля народа сильнее коррумпированности системы. Это также трудно посчитать, но можно увидеть. В Украине есть детективы НАБУ, есть специальные прокуроры, журналисты-обличители, готовы появиться обличители-граждане, но не хватает последнего элемента — суда, который выносил бы справедливые решения. Такой орган может функционировать в разных организационно-правовых формах: «каждый суд антикоррупционный», как в США, или специальный антикоррупционный суд, как в некоторых других странах. В европейских государствах такую функцию выполняют преимущественно суды общей юрисдикции, что логично: коррупционные действия подпадают под санкции либо административного, либо уголовного судопроизводства, поэтому рассматриваются с точки зрения соответствующих норм.
Но в отдельных случаях суды общей юрисдикции не удовлетворяют общественный запрос на две основоположные в борьбе с коррупцией задачи: гарантировать реализацию права на справедливое судебное разбирательство и неотвратимость наказания за коррупционные правонарушения. Умными словами, в условиях несовершенства правоохранительной и судебной систем институционная поддержка антикоррупционной политики неадекватна декларируемой цели преодоления коррупции. В таком случае даже минимизация коррупции кажется невозможной задачей, ведь судебный приговор является необходимым завершающим аккордом всей антикоррупционной деятельности. Более того — под угрозой функционирование всех специальных органов по предотвращению и противодействию коррупции, для которых эта функция — центральная, а не побочная. Если процесс институциализации НАБУ, НАПК и Специализированной антикоррупционной прокуратуры завершился, то поиски консенсуса относительно модели и статуса (размер, место в иерархии судебных органов, механизмы избрания и отстранения судей, объем юрисдикции, связи с антикоррупционными прокурорами и т.п.) соответствующей судебной инстанции до сих пор продолжаются и становятся предметом общественно-политической дискуссии.
Последним ее массовым проявлением стало проведение 17 октября акции «Большая политическая реформа», участники которой требовали создания антикоррупционного суда (а еще — отмены неприкосновенности народных депутатов, проведения избирательной реформы), но отсутствие прогресса в этом направлении потом назвали полным провалом. В то же время суды в Украине традиционно считаются одними из самых коррумпированных государственных институтов, что часто делает их инструментом в руках коррупционеров и не добавляет доверия общества к принятым ими решениям (72% населения не доверяют судебной системе, что является самым низким показателем среди государственных структур).
Мегасуд или судебный раш?
В начале октября Европейская комиссия «За демократию через право» (Венецианская комиссия — ВК) рассмотрела два украинских антикоррупционных законопроекта: №6011 — о создании высшего антикоррупционного суда, и №6529 — о введении антикоррупционной специализации в судах существующих. Несмотря на то, что выводы комиссии носят рекомендательный характер, они формируют экспертную основу официальной позиции ЕС и других международных партнеров Украины, поэтому должны учитываться. Не следует останавливаться на сравнении двух инициатив — они были уже достаточно глубоко проанализированы, но внимания требует определенный конъюнктурный момент.
В компьютерных стратегиях есть термин «зерг-раш», предусматривающий специальную тактику ведения боя, когда противник атакует большим количеством слабых, но дешевых боевых единиц и побеждает благодаря массовости и внезапности атаки. Так вот, создание антикоррупционных палат или иное перепрофилирование существующих судебных органов сильно этот раш напоминает: дешево, ибо достаточно поменять вывеску на отдельных кабинетах; слабо, поскольку судьями могут стать уже трудоустроенные «юниты»; массово, поскольку судов у нас немало.
Противовесом является тактика развития — долго расстраиваться, но легче воевать благодаря созданию эффективных и мощных средств. В нашем случае это специализированный суд, который нельзя создать банальной перестановкой табличек и людей, но который способен придать действенность несовершенной антикоррупционной судебной практике. Этот путь более дорогой, поскольку требует затрат — от гарантирования независимости до ресурса доверия общества. Опять же, недостатком может стать длительный период запуска — коррупция же на месте не стоит и демонстрирует прекрасную способность адаптироваться к новым условиям агрессивной окружающей среды.
К счастью, третьего варианта нет, поэтому придется остановиться на каком-то из этих. Выбирая между ремонтируемым старым и неизвестным новым, очевидно, следует склониться ко второму. Тем более что «независимый антикоррупционный суд» фигурирует как в рекомендациях ВК, так и в апрельском меморандуме с МВФ.
Антикоррупционная украинская инстанция должна, с одной стороны, решить проблему неэффективного судебного разбирательства дел, расследованных НАБУ и САП, а с другой — не превратиться в элитный орган судопроизводства. «Догрузка» существующих судов антикоррупционными палатами не создает нового пути прохождения уголовных дел, а лишь усложняет нынешний. Вместе с тем создание собственной системы самоуправления для высшего антикоррупционного суда, особая заработная плата для его судей и система привлечения их к ответственности угрожают введением преференций в судопроизводстве, что откровенно разбалансирует и так несовершенную отечественную судебную систему.
Собственно, в этом диссонансе и кроются технические причины промежуточной позиции, которую заняла ВК: она назвала проект №6011 «хорошей основой» для дальнейшей реформы, раскритиковала проект №6529, но довольно четко указала на правильный порядок действий: отозвать оба, а потом внести консолидированное предложение по инициативе президента. Эта рекомендация носит сугубо политический характер и закладывает серьезные препятствия в сам процесс создания антикоррупционного суда: положения закона следует прописать настолько четко и в строгом соответствии с Основным Законом, чтобы избежать оснований для его рассмотрения Конституционным судом и вынесения негативного решения. Соответственно, представление проекта президентом повысит шансы на его оперативное прохождение на парламентской и внепарламентской стадиях рассмотрения. И здесь начинаются традиционные для Украины политические забавы: парламент никак не может избавиться от проекта №6011, а президент закономерно не хочет рисковать, взяв личную ответственность за реализацию реформы.
Коррупционная рекурсия
Практическое осуществление антикоррупционных мер в Украине относилось к компетенции большого количества институтов, созданных и действовавших в разное время, но отсутствие четкого определения сфер их полномочий весьма негативно сказалось на их функционировании. В течение всех лет независимости Украины функции субъектов противодействия коррупции выполняли разные структуры: МВД, СБУ, прокуратура, налоговая милиция, военная служба правопорядка в Вооруженных силах Украины. А еще были парламентские комиссии, переименованные в комитеты, правительственные и другие уполномоченные по вопросам предотвращения и выявления коррупции. Как следствие — Группа государств против коррупции (GRECO) неоднократно подчеркивала, что борьба с коррупцией в Украине не принадлежит к компетенции ни одного отдельного органа, и что это не может не влиять на эффективность антикоррупционной политики в государстве.
Противодействие коррупции в Украине стало заложником квадратно-гнездового способа мышления: с ней одновременно боролось огромное количество структур и ведомств, а воз и ныне там. Конечно, коррупция приобрела разнообразные формы и чрезвычайное распространение в различных сферах, поэтому комплексная борьба с ней кажется логичной. Но украинская картина напоминает, скорее, рытье одной ямы несколькими рабочими: у каждого своя лопата, но реально работают или поочередно, или кто-то один, или двое. Как следствие — к успеху всегда можно «примазаться», а от неудачи откреститься. На такой плодородной почве вырастают прекрасные образцы коллективной безответственности. Конечно, эта аналогия очень упрощает действительность, поскольку коррупция — не яма, но страну она тянет именно туда. Тем более что природным состоянием этого явления является только рост.
Отношение общества к антикоррупционной части реформирования судебной системы закономерно неоднозначно и диктуется общим негативным впечатлением, которое вызывает правосудие в Украине. Самыми распространенными являются полярные оценки: образование антикоррупционного суда приведет или к улучшению состояния борьбы с коррупцией, или к функционированию «балластного» судебного органа, который только будет тратить государственные средства.
Антикоррупционный суд необходим. Как логическое завершение последовательной политики, которая будет цементировать политические декларации с практическими шагами. Люди скорее поверят в действенность нового органа, чем в способность старых неожиданно начать работать лучше. Вместе с тем создание антикоррупционного суда не может быть самоцелью. Просто в нынешних украинских условиях ни ВК, ни МВФ, ни другие европейские и мировые структуры и отечественное гражданское общество не видят иного выхода. Антикоррупционный суд является неким «костылем» (паллиативом, полумероприятием) для обеспечения работы системы правосудия, когда все другие суды себя полностью дискредитировали. Когда (если) заработает цивилизованная судебная система, антикоррупционный суд сам станет рудиментом той бюрократии, с которой должен бороться. Ведь специализированный статус можно объяснить только особыми условиями, в которых обычный режим не способен обеспечивать результат. Как только условия становятся нормальными (суды принимают дела, оперативно их рассматривают, судебный процесс проходит открыто и прозрачно, а конкретная фамилия фигурирует в конкретных справедливых приговорах), насущная необходимость в функционировании антикоррупционного суда отпадает. С другой стороны, нет ничего стабильнее, чем временное, если оно себя зарекомендовало.
Так или иначе, большинство систем, созданных в авральном режиме, работают хуже своих планомерно и последовательно воплощенных аналогов или альтернатив. Убежденность в том, что сложные задачи можно решить тривиальными способами, поскольку где-то и когда-то это удалось, — также довольно распространенный «квадратно-гнездовой» пример. Надо признать, что формирование системы антикоррупционной политики у нас происходит аврально, но не должно скатиться в эксперимент, когда никто не уверен, все ли заработает.
Приверженцы антикоррупционного суда категорически уверены в его колоссальном КПД, хотя он пока что остается теоретическим концептом, не прошедшим ни одного испытания. Зато уже оперируют запросом общества, которому очень хочется успешного противодействия коррупции. В противоположность им одни политики, эксперты и просто небезразличные манипулируют географией распространения антикоррупционных судов (Пакистан, Уганда, Бурунди) и подсмеиваются над названиями, не попавшими в символический список больших демократий, поэтому не могут удостоиться чести служить примером для Украины; а другие — правоведением, считая, что только суд присяжных выведет антикоррупционную деятельность из тупика. Первые забывают или умышленно молчат о Хорватии, Болгарии, других странах, расположенных в рейтингах распространения коррупции намного выше Украины, но имеющих такие суды. Другие забывают или не хотят учитывать различия, отличающие континентальную правовую семью от англосаксонской — с ее прецедентным правом, вековой традицией заседаний присяжных и формированием всей правовой системы юристами-практиками, а не университетскими учеными. Самым стабильным и честным в своих оценках остается общество — оно давно и последовательно хочет наказания для всех коррупционеров, и его абсолютно не интересуют название, структура, полномочия и место в иерархии судебных органов того суда, который это сделает. Общество желает эффективности. И этим уже манипулируют все.
- Информация о материале
Дружина подарувала харківському поліцейському з департаменту захисту економіки 1,3 мільйона гривень, не маючи на це коштів
Начальник відділу оперативно-аналітичного забезпечення Департаменту захисту економіки Нацполіції України у Харківській області Олег Петренко отримав від своєї дружини Маріанни Петренко грошовий подарунок на суму 1,3 мільйона гривень.
Про це йдеться у повідомленні про суттєві зміни, які опубліковані на Єдиному державному реєстру декларацій.
В 2016 році Маріанна Петренко отримала 195 тис.грн. доходу від відчуження рухомого майна.
В 2015 році Маріанна Петренко отримала 82,5 тис.грн. доходу від відчуження рухомого майна.
За 2 роки дохід Маріанни Петренко склав 277,5 тис.грн. (зарплата чи дохід від підприємницької діяльності не декларувалися). Підполковник поліції Олег Петренко в 2016 році заробив 117,43 тис.грн., в 2015 році – 84,97 тис.грн.
Олег Петренко має готівкою 6 тис.дол, а Маріанна Петренко – 350 тис.грн.
Олег Петренко в своїх деклараціях за 2015, 2016 роки не вказує жодної фірми дружини. Але, в той же час людина з таким точно ПІБ (Петренко Маріанна Борисівна), як і дружина Олега Петренко, співволоділа на 31 грудня 2016 року та продовжує співволодіти ТОВ «Лопес-4» (статутний внесок – 14 тис.грн.), володіла на 31 грудня 2016 року та продовжує володіти у Боровій Фермерським господарством «Маяк» (статутний внесок – 9,4 тис.грн). Також ФГ «Маяк» співволодіє сільськогосподарський обслуговуючим кооперативом «Рідний край».
Маріанна Петренко володіє двома квартирами у Харкові площею 68 і 44,9 кв. м, житловим будинком в Черкаських Тишках площею 160 кв. м і земельною ділянкою площею 1500 кв.м. також в Черкаських Тишках. Олег Петренко володіє тільки земельною ділянкою у Манченках площею 1000 кв.м.
Квартира площею 68 кв.м., якою володіє Маріанна Петренко – це квартира, яку вона купила у 2012 році. Квартира розташована в елітній 25-поверховій новобудові ЖК «Парус» за адресою вул. Барабашова, 36-А.Також Маріанна Петренко має у власності Volkswagen Touareg 2013 року випуску. В 2016 році Маріанна Петренко продала за 195 тис.грн. Volkswagen Touareg 2011 року випуску та Daewoo Lanos 2008 року випуску.
- Информация о материале
Диалог глухих и немых: Европа раздражена и готова лишить Украину серьезных денег
Саммит «Восточного партнерства», который 24 ноября собрался в Брюсселе, проходит лишь через полгода после ратификации Соглашения об ассоциации с ЕС и введения безвизового режима. Однако, несмотря на праздничные реляции, атмосферу серьезно портят конфликты с рядом соседних стран и обвинения Киева в коррупции, из-за чего Украина, вероятно, не получит очередной кредитный транш по программе технической помощи ЕС. Киев же вместо реформ начал очередную пиар-кампанию, требуя от ЕС дать ответ на вопрос, за что борется Украина и имеет ли она перспективы вступления в Евросоюз.
Долгожданная резолюция
Сегодняшний – уже пятый по счету – саммит «Восточного партнерства» в Брюсселе вряд ли принесет украинцам приятные сюрпризы. Задолго до саммита было известно о «войне формулировок», которая велась вокруг его итоговой декларации. Даже ходили слухи, что президент Петр Порошенко может проигнорировать событие, поскольку Киев недоволен проектом декларации. Впрочем, президент Украины прибыл в Брюссель.
В четверг, 23 ноября, еврокомиссар по вопросам европейской политики соседства Йоханнес Хан заявил о существовании сигналов, свидетельствующих о том, что лидеры государств-участников саммита достигнут договоренности по декларации благодаря компромиссным формулировкам. Но не должно быть неожиданностью, если в декларации все-таки не будет фразы о перспективах членства участников программы – Украины, Грузии и Молдовы.
Еще в общей стратегии в декабре 1999 года ЕС признал, что эти три страны имеют европейское призвание, и приветствовал их европейский выбор. Декларация нынешнего саммита, вероятно, не выйдет за рамки этой риторической модели, согласованной почти двадцать лет назад. Хотя многие страны ЕС сейчас не готовы даже на такую формулировку, опасаясь «очередных махинаций Киева со словами».
Но в Евросоюзе никогда и не скрывали, что целью политики «Восточного партнерства» является не расширение блока, а создание «пояса процветания вокруг ЕС». Само же «Восточное партнерство» является частью политики соседства ЕС, которая охватывает все страны Северной Африки, Ближний Восток и страны бывшего СССР. Турция и Россия отказались от предложения ЕС принять участие в этой инициативе. А чтобы сделать хотя бы какое-то отличие между такими странами, как Марокко или Ливия с одной стороны и Украина и Грузия с другой, была предложена отдельная инициатива – «Восточное партнерство».
Первый саммит инициативы в Праге в 2009 году показал проблемность объединения в одной корзине стран, имеющих разные мотивации и направления. Подготовка любого документа сопровождается постоянными попытками Армении и Азербайджана включить в него взаимные обвинения, Грузии и Украины – неприемлемые для Беларуси тезисы насчет России. Но в ЕС редко отказываются от принятых решений – вот и в пятый раз в Брюсселе собрался саммит «Восточного партнерства».
Кроме президента Украины, саммит посетят лидеры еще четырех государств программы партнерства (Азербайджана, Армении, Грузии и Молдовы). Беларусь, еще один участник саммита, и страны ЕС будут представлены министрами иностранных дел и другими должностными лицами.
Диалог глухих и немых
Петр Порошенко отправился на саммит еще в четверг. На этой неделе он заявил, что главная цель Украины – «полноправное членство в самом престижном союзе мира», то есть в ЕС. Также Киев хотел бы «определить новые промежуточные цели и рубежи на европейском пути». По его же словам, дорожной картой реформ для Украины является Соглашение об ассоциации, которое пока выполнено лишь на 15%.
Видение Киева также выразил заместитель главы Администрации президента и бывший посол в ЕС Константин Елисеев в своей колонке на EUobserver под громким названием «Скажите, за что мы боремся?» Чиновник требует, чтобы ЕС признал перспективу вступления Украины в эту организацию, что свидетельствовало бы о том, что Евросоюз является «опорой демократии, свободы и достоинства».
Такие заявления как минимум удивляют европейских дипломатов: «Это напоминает диалог глухих и немых. Мы говорим Киеву: вы хотели Соглашение об ассоциации и безвизовый режим – вы их получили. Теперь время вам показать результат со своей стороны». Но вместо борьбы с коррупцией и реформ мы слышим новые требования – объяснить Украине, за что вы боретесь. Это вы сами должны определить. И странно, что вы до сих пор не знаете, за что боретесь», - сказал «Апострофу» собеседник в дипломатических кругах ЕС.
К тому же, в Брюсселе такие заявления воспринимают как желание подменить понятия в диалоге с Евросоюзом.
Как известно, вопрос перспектив членства в ЕС был закрыт во время переговоров по Соглашению об ассоциации. Условия ратификации соглашения были изложены в заявлении ЕС в декабре прошлого года. Там было четко указано, что соглашение не предоставляет статуса кандидата и не создает условий для предоставления такого статуса, как и не предоставляет новых финансовых обязательств в отношении Украины.
В то же время Украина не способна получить и те финансы, которые ЕС готов выделить. По информации «Апострофа» из европейских дипломатических источников, Евросоюз уже фактически готов сообщить Украине о том, что очередной кредит в форме макрофинансовой помощи на сумму 600 млн евро не будет выделен из-за отсутствия прогресса в борьбе с коррупцией.
В Брюсселе все с большей озабоченностью наблюдают за тем, как борьба с коррупцией превращается в борьбу с нелояльными к власти политиками, тогда как элитная коррупция процветает и остается безнаказанной. Вместо борьбы с друзьями президента правоохранительные органы борются с антикоррупционерами и «травят» НАБУ, которое проявляет признаки неподконтрольности Банковой. Деятельность других антикоррупционных органов, как и создание ГБР (Государственного бюро расследований), не оставляет сомнений в их полной подконтрольности Администрации президента Порошенко, описал видение ситуации европейцами еще один собеседник издания в дипломатических кругах ЕС.
Поэтому обнародованные Елисеевым требования насчет членства в союзе воспринимают как попытку переложить проблему с больной головы на здоровую. Сам Елисеев, говорит источник «Апострофа» среди украинских дипломатов, несет ответственность за то, что Соглашение об ассоциации не ведет к членству в ЕС, и хорошо знает, что данный вопрос вызывает неприкрытое раздражение среди членов Евросоюза. Во всех документах ЕС речь идет только о перспективах вступления стран Западных Балкан.
К тому же, выглядят странными разговоры о вступлении в то время, когда в ЕС остаются серьезные европессимистические настроения, а сама Украина находится в состоянии конфликта как минимум с пятью европейскими государствами в вопросах языка или истории.
Что дальше?
На саммите 24 ноября могут обсудить технические или промежуточные шаги, считает немецкий политолог, старший научный сотрудник Института Евро-Атлантического сотрудничества в Киеве Андреас Умланд. К примеру, возможность вхождения в таможенный союз.
«Хотя здесь главный вопрос, насколько выгодно было бы сейчас Украине войти в таможенный союз с ЕС, пока объемы торговли с Европейским Союзом не столь велики», - говорит он в комментарии «Апострофу».
По мнению эксперта, на саммите не следует ожидать принципиально новых шагов.
«ЕС, очевидно, исчерпал все, что он мог предоставить Украине. Полностью вступило в силу Соглашение об ассоциации, предоставлен безвизовый режим. И сейчас мяч на стороне Украины: она должна убедить ЕС, чтобы он принял решение о предоставлении официальной перспективы членства. Но для этого Украина должна сначала изменить свой имидж на Западе, где она пока считается олигархическим и коррумпированным государством», - говорит Умланд.
Он также склоняется к тому, что декларация снова признает европейские намерения трех стран.
«Предоставление перспективы членства – как видно на фоне Турции, у которой она давно есть, но, возможно, страна никогда и не станет членом – было бы небольшим шагом для ЕС, который ни к чему бы не обязывал. Впрочем, западноевропейские страны сейчас не хотят предоставлять перспективу на членство. Пока в ЕС нет консенсуса по этому поводу. Имиджевая проблема Украины, Грузии и Молдовы, на мой взгляд, здесь ключевая. Если бы были более решительные реформы, дискуссия о предоставлении перспективы членства, наверное, снова началась бы. Потому что есть большая группа поддержки: восточноевропейские государства-члены ЕС и Европарламент», - пояснил политолог.
Поскольку ЕС пока не готов к существенному сближению с Украиной и другими странами, основным на саммите будет признание успехов «ВП» с учетом достижений Киева, Кишинева и Тбилиси, а также акцент на необходимости имплементации действующих инструментов, в частности, выполнение соглашений об ассоциации, считает аналитик Международного центра перспективных исследований Евгений Ярошенко.
«ЕС готов лишь к таким форматам сотрудничества с восточными партнерами, которые не будут провоцировать евроскептические настроения в странах ЕС и давать дополнительный повод для критики правительств этих стран. К примеру, присоединение Украины к Шенгенской зоне даже не будет рассматриваться европейской элитой в ближайшие 15-20 лет. Зато более реалистичным будет выглядеть предложение по углублению энергетического сотрудничества или созданию инвестиционных фондов. Саммит может положить начало «ВП+», однако возникает вопрос о содержательном наполнении нового формата партнерства. Для Украины должны быть важны не название нового формата сотрудничества или красивые слова о «европейских устремлениях», а новые рамки взаимодействия, которые будут стимулировать дальнейшие реформы и преобразования. Киеву, как и Тбилиси с Кишиневом, важно добиваться эффективных стимулов, то есть ставить вопрос таким образом: что могут получить эти страны в качестве вознаграждения за внедрение тех или иных приоритетов Восточного партнерства. Иначе евроинтеграционный прогресс и демократические преобразования этих стран могут остановиться, а ЕС начнет терять привлекательность среди населения», - прокомментировал он «Апострофу».
Аналитик подчеркнул, что главное достижение «Восточного партнерства» заключается в том, что оно стало эталоном «мягкой силы» ЕС и толчком к европейским преобразованиям в Грузии, Молдове и Украине.
«Однако есть три фактора, которые ограничивают продуктивность Восточного партнерства: во-первых, незаинтересованность ведущих стран ЕС в усилении сотрудничества, во-вторых, недостаточная политическая воля и готовность восточных партнеров, в-третьих, опасения относительно агрессивной реакции России с соответствующими последствиями в вопросах безопасности», - подытожил он.
- Информация о материале
Як волонтери посилили державу після Євромайдану, але водночас і послабили її
Роль волонтерів у підтримці української армії, коли розпочалася російська агресія, важко переоцінити.
У 2014 році Збройним силам України не вистачало ані людей, ані ресурсів, ані спроможностей.
Під час відомого засідання РНБО 28 лютого 2014 року тодішній міністр оборони Ігор Тенюх визнавав, що у стані бойової готовності усього 5 тисяч військовослужбовців, а шоломами та бронежилетами забезпечено усього 4% українських військових.
Тоді волонтери змогли зупинити «кровотечу» в організмі армії, ставши найвпливовішою тоді суспільною групою – за даними соцопитувань, волонтери і досі очолюють список тих, кому найбільше довіряють українські громадяни, а сторінки деяких волонтерів у соцмережах у 2014-2015 роках (наприклад, Юрія Бірюкова, Романа Сініцина, Віталія Дейнеги) свого часу стали джерелом новин для десятків тисяч громадян і впливу на ключових посадовців, включно з міністром і президентом.
Тепер, з відстані кількох років, постає питання: чи вдалося волонтерам щось змінити у спроможності держави захистити себе, чи, якщо, не дай Боже, відбудеться серйозна ескалація, люди, як і раніше, забезпечуватимуть армію усім, від шкарпеток і картоплі до дронів і тепловізорів?
Метою наукової статті, яка лежить в основі цього тексту, було дати відповідь на це питання.
Матеріалом для неї стали публічні інтерв’ю представників відомих волонтерських організацій («Крила Фенікса», «Повернись живим», «Народний тил», «Армія SOS» і «Народний проект»), а також неформальні інтерв’ю авторки з представниками цих організацій та колишніми учасниками ініціативи «Волонтерський десант».
Волонтерські організації: що далі?
Станом на 2016 базові потреби армії було забезпечено, і кількість волонтерських організацій, як і обсяги народних пожертв, почали зменшуватися.
Особливо це стосувалося невеликих волонтерських ініціатив, на кшталт тернопільських «Поліських партизанів» чи регіональних відгалужень «Крил Фенікса».
Зменшилися і команди волонтерів – наприклад, кістяк «Народного тилу» з 30-40 осіб у 2014 році утиснувся до 4-5 у 2017.
Змінилися і обличчя – люди поверталися до свого більш «нормального» життя або, навпаки, робили нові старти у політиці, як-от Георгій Тука чи Тетяна Ричкова.
Інші великі відомі волонтерські ініціативи переорієнтувалися на вузькі ніші, які держава так і не спромоглася заповнити – тепловізори, дрони, планшети з балістичними калькуляторами та мапами, розвідувальні комплекси тощо.
Так, за словами Віталія Дейнеги, засновника «Повернись живим», половина усіх тепловізорів для українських військових у зоні конфлікту постачалися волонтерами.
Іншим напрямком діяльності волонтерських організацій стали професійні курси та тренування, як-от для мінерів («Повернись живим») чи снайперів («Combat.ua»).
Також волонтери знайшли поле для своєї діяльності у тих сферах, які постали унаслідок збройного конфлікту: професійній психологічній допомозі бійцям («Повернись живим»), відновлення тяжко поранених учасників бойових дій («Народний проект») та піклування про сім’ї загиблих («Народний тил»).
Деякі ці ініціативи знаходили вдячний відгук у державних структурах – наприклад, вищезгаданий курс підготовки мінерів пізніше став частиною державної навчальної програми аеромобільних сил.
Однак взаємодія волонтерів і держави мала і слабкі місця – це і «сіра зона» законності (адже провезти чимало обладнання через кордон було можливо тільки нелегально, ба більше – за спеціального втручання СБУ), вже не кажучи про те, що часто техніку та обладнання просто неможливо було поставити на армійський баланс, а отже – закріпити за неї відповідального, що не могло не призвести до зловживань. Через це волонтери були навіть змушені робити власний «аудит» поставленої техніки.
Між волонтерами і Міноборони так і не налагодилася така співпраця, яка відбувається між волонтерами і фронтом – про потреби бійців волонтери дізнаються від них напряму, а не через міністерство.
Однак волонтери свідомі того, що підхід «заміщення держави» не може працювати на довгу перспективу.
Вони розуміли, що навіть військовим на фронті легше і простіше замовити щось волонтерам і отримати це без бюрократичних труднощів, аніж добиватися того, щоб отримати необхідне з державних складів.
Зрештою, Міноборони теж було не проти скинути із себе клопоти.
Прощальний пост Павла Кащука («Combat.ua») підсумував настрій і думки багатьох волонтерів:
«Мы должны были сделать всё, чтобы продержаться, пока не начнутся реформы, пока не запустятся правильные процессы, пока государство не научится содержать армию своими силами.
Мы так сосредоточились на этих задачах, что заигрались и не заметили, как прошли полтора года. А система так и не заработала… Ну или правильней сказать – не заработала так, как должна была заработать.
И, наверное, в этом есть и вина волонтеров. Увы, мы расслабили армию, мы расслабили власть, расслабили государство».
Як зазначав Роман Сініцин («Народний тил») у власному прощальному пості, «реабілітація, психологічна та юридична допомога, лікування, тренінгові центри різних напрямків, ремонт оптики, відновлення техніки, великі інфраструктурні проекти, галузеві високотехнологічні проекти – це зараз потрібно більше за «купив-завіз».
Відповідь на поставлене на початку статті запитання, яка напрошується після аналізу динаміки діяльності волонтерських організацій, така: волонтери посилили державну оборонну спроможність, але водночас і послабили її.
З одного боку, волонтери змогли підтримати державу у момент її критичної слабкості і відійти тоді, коли державний апарат оклигав і відновив спроможність самостійно забезпечувати армію.
З іншого боку, військовим стало зручно покладатися на волонтерів скоріше, аніж вимагати системних змін.
Окрім того, волонтери і надалі заміщують державу там, де йдеться про високі технології для армії, лікування та реабілітацію, допомогу сім’ям поранених і загиблих тощо.
З точки зору державних змін результат «волонтерського експерименту» неоднозначний – і плюс, і мінус.
Однак з точки зору розбудови громадянського суспільства та громадянської відповідальності і свідомості – однозначний плюс.
- Информация о материале
Страница 152 из 2102
