Главная

Наслідки невиплати працівнику компенсації за невикористанні відпустки

Своєчасний розрахунок при звільненні — одна з важливих організаційно-правових гарантій дотримання прав працівників, що звільняються з підприємства, організації, установи.

За невиплату розрахунку при звільненні у встановлені строки законодавством передбачено цілу низку можливих санкцій.

По-перше, ст. 117 КЗпП передбачає, що в разі невиплати з вини роботодавця належних звільненому працівникові сум у строки, зазначені у ст. 116 КЗпП (за відсутності спору про їх розмір), підприємство, установа, організація повинні виплатити працівникові його середній заробіток за весь час затримки по день фактичного розрахунку. А за наявності спору зазначена компенсація виплачується в разі, якщо спір вирішено на користь працівника. Крім того, згідно зі ст. 233 КЗпП, у разі порушення законодавства про оплату праці працівник має право звернутися до суду з позовом про стягнення належної йому заробітної плати без обмеження будь-яким строком. Тож у цьому разі не має значення, в якому році мала місце невиплачена компенсація.

Тому незалежно від того, чи нарахувало підприємство компенсацію за невикористану відпустку при звільненні, в разі виникнення спору і вирішення його на користь працівника на роботодавця може бути покладено виплату значних сум компенсацій за затримку проведеного розрахунку (адже з моменту звільнення до моменту набрання законної сили рішенням суду може минути багато часу).

Щодо можливого визнання кредиторської заборгованості за нарахованою компенсацією безнадійною та її оподаткування зазначимо, що оскільки на вимоги з її стягнення строки давності не поширюються, вона, не може бути визнана безнадійною, і підстав для її списання підприємство не має.

По-друге, за порушення законодавства про працю передбачено адміністративну або навіть кримінальну (якщо таке порушення визнається грубим) відповідальність. Згідно з ч. 1 ст. 41 КУпАП, порушення встановлених термінів виплати заробітної плати, виплата її не в повному обсязі, а також інші порушення вимог законодавства про працю тягнуть за собою накладення штрафу на посадових осіб підприємств, установ і організацій незалежно від форми власності та громадян — суб'єктів підприємницької діяльності від 30 до 100 н. м. д. г. (510 — 1700 грн.).

Повторне протягом року вчинення порушення, передбаченого ч.1 ст.41 КЗпП України, за яке особу вже було піддано адміністративному стягненню, тягнуть за собою накладення штрафу на посадових осіб підприємств, установ і організацій незалежно від форми власності та громадян - суб’єктів підприємницької діяльності від ста до трьохсот н. м. д. г. (1700-5100 грн.).

Згідно з ч. 1 ст. 172 ККУ, грубе порушення законодавства про працю карається штрафом до 50 н. м. д. г. (850 грн.), або позбавленням права обіймати певні посади чи займатися певною діяльністю на строк до 2 років, або виправними роботами на строк до 2 років.

Також згідно з ст. 175 ККУ - безпідставна невиплата заробітної плати, стипендії, пенсії чи іншої установленої законом виплати громадянам більш як за один місяць, вчинена умисно керівником підприємства, установи або організації незалежно від форми власності чи громадянином - суб'єктом підприємницької діяльності, карається штрафом від п'ятисот до тисячі неоподатковуваних мінімумів доходів громадян (8500-17000 грн.) або виправними роботами на строк до двох років, або позбавленням волі на строк до двох років, з позбавленням права обіймати певні посади чи займатися певною діяльністю на строк до трьох років.

Незважаючи на це, без скарг працівника перспектива притягнення до відповідальності підприємства або його посадових осіб за зазначене правопорушення є доволі малою. Однак оскільки держава останнім часом посилює контроль за дотриманням трудового законодавства та відповідальністю, бажаною є своєчасна та повна виплата працівникам сум розрахунку при звільненні.

Аналізуючи судову практику з аналогічними предметами спору, можна зазначити, що суди за наявності усіх доказів у працівника, у 100% випадків задовольняють вимоги останнього, щодо виплат компенсацій за не використанні відпустки.

Варто зазначити, чим довшою буде затримка підприємства по виплаті належних звільненому працівникові сум, тим більшою буде сума виплата підприємством працівнику середнього заробітку, оскільки середній заробіток працівнику нараховується за весь час затримки по день фактичного розрахунку з ним, а тобто у разі, якщо підприємство добровільно не здійсните розрахунки з працівником, середній заробіток нараховуватиметься до дня ухвалення рішення судом.

В даному випадку можливі також ризики у вигляді звернення працівника із заявою до контролюючих органів та подальшого звернення такого органу до суду, щодо притягнення керівника підприємства до адмін. відповідальності передбаченою ч. 1 ст. 41 КУпАП.

Информация о материале

Опубликовано: 05 апреля 2017

Беззащитный рефлекс. Кто должен защищать участников АТО

Иляна Гайдук, сестра десантника Ильи Гайдука, который погиб в сбитом боевиками самолёте Ил-76, вернула президенту Петру Порошенко орден брата, поскольку Верховный главнокомандующий, по её мнению, поддержал виновного в трагедии (как решил суд) генерала Назарова. Об этом Иляна написала в своём Facebook.

Её пост настолько пронзительный, что приведу его полностью (особенности авторского стиля сохранены).

«Петро Олексійович, у відповідь на Вашу відкриту підтримку генерала В. Назарова, засудженого в службовій недбалості, що призвела до загибелі 49 воїнів, хочу повернути Вам Орден «За мужність» третього ступеня, що був даний Вами моєму брату посмертно.

Вину генерала доказав суд і ГПУ, та Ви попри це даєте Власну оцінку щодо вироку, порушуючи Конституцію України.

«Правосуддя в Україні здійснюють виключно суди та ст. 126 (Незалежність та недоторканість судді гарантується Конституцією та законами України), в обов`язках президента (ст. 106) відсутні повноваження, щодо надання оцінки судового рішення, чи визначати нове поняття «цивільний суд».

По-друге, ви змогли мовчати як головнокомандувач, коли судили і судять військових патріотів, а коли судять генерала, то тут вже порука?! і підрив злагодженої системи?

По-третє, генерал В. Назаров не є бойовим генералом, так як йдеться у Вашому зверненні. Він сам у суді це визнав.

Через короткий час після катастрофи Іл-76 Ви нагороджуєте генерала Назарова таким же орденом Богдана Хмельницького третього ступеня за мужність, як і наших хлопців посмертно, не уточнюючи, в чому ж саме вона проявлялась, чи за 49 загиблих, чи за знищення військового майна?

Ви ігноруєте звернення батьків у відкритому листі, щодо відсторонення генерала від військової служби на час проведення судового розслідування, а також прохання родин загиблих зустрітись з Вами.

В річницю збитого Іл-76 Ви не висловили свої співчуття українцям, так як, наприклад, потерпілим у катастрофі МН17. Українці для Вас люди нижчого ґатунку?».

Согласитесь, жёстко. Президенту не позавидуешь. И вообще, и в этой ситуации в частности. Как и министру обороны Степану Полтораку, который тоже выступил в защиту Назарова.

Он написал в Facebook, что смерть на войне — обычное дело, и не всегда виновны командиры.

«Принятие решения на бой всегда является рискованным, и, к сожалению, бывают случаи, когда вследствие выполнения задачи есть потери. Не всегда всё зависит от командира, и в ходе боя теряются человеческие жизни», — сообщил министр.

При этом Полторак сказал, что этим решением суд создал опасный прецедент, который плохо отразится на боевом духе военных, и что, мол, всё это льёт воду на мельницу наших врагов.

С вражескими мельницами как-нибудь разберёмся. Чай уже не с деревянными копьями на них скачем, как когда-то…

Но что делать с этой и без того грустной историей? Её действительно нужно разруливать. Правда, есть несколько «но». Первое — и оно же главное (остальные — производные) звучит просто. Если у нас официально нет войны, то почему должен быть официальный военный суд? Если у нас есть официальная АТО, то почему нет хотя бы неофициального АТОшного суда?

Антитеррористически-операционного, так сказать…

А что касается военного суда, то его в Украине упразднили за ненадобностью ещё три года назад. В эти три года военных если и судили, то за воровство, халатность и прочие грехи, которые не чужды обычным гражданам. Теперь заговорили о необходимости их возвращения. Логика Верховного главнокомандующего ВС Украины и министра её обороны понятна.

Впрочем, она была мне понятна ещё много лет назад, когда я был военным. Меня тогда в качестве внештатного дознавателя привлекали к предварительному расследованию всяческих злоключений служивых. Подробно свои обязанности описывать не буду, скажу только, что были они довольно забавны. Помимо прочего, забавность была ещё и в том, что на тот момент (как и сейчас) существовали только военные прокуроры. А вот военных адвокатов не было. И нужно было видеть глаза обычных гражданских защитников, которые, работая с военнослужащими, раз за разом сталкивались с уставом гарнизонной и караульной службы, уставом внутренней службы (а чаще всего нарушения проходили именно по ним) и прочими бесчисленными внутренними инструкциями и наставлениями, которые зачастую шли вразнобой не только со временем (многие из них были выпущены ещё в 50-х годах), но и со здравым смыслом.

Я, конечно, над бедолагами-адвокатами иногда подшучивал, говоря, например, что согласно уложению о караульных собаках угол заточки их зубов должен составлять 38 градусов. Но шутки шутками, а реально гражданские защитники, прекрасно оперируя юридическими терминами, законами и прочими нормативными актами в обычных судах, — в военных оказались буквально разбиты наголову военными прокурорами. И это была проблема.

Теперь вот, скорее всего, она возникнет снова. Ведь военные суды вернут. А там, глядишь, и до полевых дело дойдёт. А чего, время-то лихое, полевое, военное...

Главное, имея уже «а» — военных прокуроров во главе с неутомимым Матиосом, заявив о «б» — необходимости создания военных судов (или АТОшных), не забыть и о «в» — военных адвокатах. Благо адвокатских контор у нас в стране чуть меньше, чем кофемашин, и чуть больше, чем ломбардов.

Украина же по-настоящему правовое государство, правда? Настолько правовое, что уже не знаешь, кто в нём прав и где в нём право.

Информация о материале

Опубликовано: 05 апреля 2017

Нина Беллини: «Я устала от волонтерства! Но когда услышала слова парня: «я хочу жить!», меня как кипятком обдало»

Об интернатах, их директорах, стариках Водяного, школьниках Марьинки Нина рассказывает так, как будто знает каждого из них много лет. При этом статная стройная женщина ни разу не была в зоне АТО. «У нас уговор с мужем: он терпит все мои волонтерские задвиги, занятость и активность, а я при этом не езжу туда, где опасно, – говорит моя собеседница. – Да и сама я понимаю, что, познакомившись с теми, кому передаю помощь, увидев их глаза, тут же нашла бы себе любимчиков. И началось бы перекладывание из левого кармана в правый... А так нельзя. Помогать нужно всем одинаково». За два часа беседы Нина рассказала мне, пожалуй, лишь о десятой части своей работы. Ее память хранит множество историй о переселенцах, нуждах больниц и домов престарелых. Киевлянка рассказывает о замечательных примерах того, как люди, потерявшие все, находят в себе силы начать жизнь с нуля, не жалуясь и не клянча ничего, а с благодарностью принимая помощь и делясь ею с теми, кому еще хуже. Есть у нее истории о любви и глупости. Многое забывается, затирается новыми трагедиями и радостями.

Нина походя упоминает о том, как кого-то вывезли, вылечили, определили к нужным врачам... Она спасла не одну и даже не десяток человеческих жизней, а еще большему числу людей дала надежду и веру. Своей заботой, ежедневным сопереживанием и теплотой Нина с такими же сподвижницами из волонтерской сотни «Доброволя» мягко украинизирует, перевоспитывает, превращает в патриотов тех, кто не верил в нашу страну, кто считал, что о нем забыли, что он никому не нужен. И при этом не считает, что делает что-то сверхъестественное.

– Три года назад, передавая одежду в прифронтовые города, я спросила жителей Донецкой области: вышиванки вложить в посылки? – улыбается Нина Беллини. – И услышала: «Не надо. За это завтра могут ребенка побить или подожгут нашу квартиру». Через год несколько семей спросили, есть ли у нас вышиванки и не можем ли мы их передать. А сейчас их просят все. Три тысячи таких нарядов Наташа Воронкова, под руководством которой я работаю, лично отвезла в Марьинку, Авдеевку, Красногоровку. Там их уже не боятся не то что на праздник надеть, но и каждый день носить. А в интернате городка Часов Яр дети разучили и с удовольствием исполняют украинский рэп Ярмака. Два года назад немыслимо было такое даже представить.

Волонтерская сотня «Доброволя» сформировалась на киевском Майдане. Когда началась война, эта организация переместилась в военный госпиталь.

– Сначала я приносила еду для тех, у кого пострадал кишечник или трахея и кто не мог есть обычную еду, – продолжает Нина. – Нужно было все перетирать. К тому же, это должна была быть специальная калорийная пища. Вот ее я и делала. С того момента у нас дома прижилась фраза: «Мама, это мяско для детей или для дядь-военных?» А затем стало понятно, что под обстрелами оказались детские дома и дома престарелых. Их просто не успевали тогда вывозить. Старики остались в Авдеевке и Дружковке. А некоторых детей просто не имели права эвакуировать. Такой вот казус. Это те, у кого не было разрешения опекунов. И оказалось, что десятки детей находятся в зоне войны практически без присмотра, без еды, без защиты. Тогда Наташа Воронкова предложила мне заняться именно такими жителями Донецкой и Луганской областей. Я взяла в руки телефон, с помощью гугла нашла координаты социальных заведений и монотонно начала их обзванивать. По моей просьбе тогда Воронкова вывезла 60 детей из интерната Часова Яра. Так и началась моя работа. Да и, честно говоря, не могу сидеть перед телевизором, смотреть новости и, видя ужасы войны, ничего не делать...

Кроме того, что я искала информацию через интернет, мне помогли и мои личные связи. До Майдана мы семьей два года прожили в Донецке – муж тогда там работал. И там наша младшая дочь подхватила все инфекционные болезни, какие только существуют. Мы с ней много времени провели в обычной городской больнице. Я, конечно, сначала искала хорошие условия, частную клинику, ведь возможность платить за все эти услуги у нас была. Но врач меня отрезвила: «Ты хочешь видеть красивые стены или чтобы твоего ребенка вылечили? Тогда иди туда, где большой поток пациентов и где специалисты занимаются ими постоянно». Мы оказались в многоместной палате. Рядом с нами лежала дочь гробовщика, сын шахтера шахты имени Засядько, бухгалтер шахты № 5 с дочкой... И я ни разу не встретила ни хамства, ни какого-то странного отношения, потому что мы не донецкие. Все очень сердечно ко мне относились. Более того – помогали. Ведь я была вдвоем с дочкой в больнице, рядом ни мамы, ни папы. Муж круглосуточно на работе...

Там же, в детской донецкой больнице я увидела первых отказничков и как над ними квохтали медсестры, как их вымывали, выхаживали... Тогда начала и сама помогать отделению, передавая подгузники, салфетки, питание, затем узнала о донецком доме «Малютки», детском доме № 1... Свой обзвон того региона начала именно с этих заведений. И услышала в трубке, как плакала директор одного из детских домов: «У меня на складе остались только капуста и три килограмма картошки»... А кормить нужно было младенцев, какая там капуста? Я тут же перезваниваю Воронковой: «Наташа! Грудничкам жрать нечего!» Дважды мы в Донецк отправляли детское питание. Причем уже стояла граница, блокпосты. Гуманитарные грузы часто не доезжали к месту назначения, мародерство процветало... Наташа сопровождала груженые машины до границы. С той стороны выезжала директор с водителем, все перегружали и отвозили в детдом. После второй такой поездки директор сама попросила: «Нина, не надо больше нам помогать. У меня будут большие проблемы, если мы продолжим с вами контактировать»...

Меня поразили краснолиманская и северодонецкая школы-инернаты. На мои вопросы об их проблемах, мне ответили: «У нас есть места, можем принять детей из других городов». А ведь в 2014 году интернат Северодонецка сам был эвакуирован в Одессу, но вернулся после освобождения города. И в первое время, пытаясь защитить себя и детей, коллектив проявлял чудеса выдержки и мужества. Они стянули на свою территорию всех собак. И выпускали их на ночь в коридоры – так защищались от мародеров. Затем над ними взяли шефство бойцы «Айдара» и «Донбасса».

Историю о покупке 25 пар обуви для воспитанников с умственной отсталостью из интерната города Часов Яр Нина рассказывает, как занимательную юмореску. Это сейчас она смеется и шутит. А тогда умывалась слезами и не могла понять, куда идти...

– Директор, которому я дозвонилась, сказала, что к ним отовсюду свезли найденных на улицах детей без статуса, – говорит Нина. – Многие из них по возрасту уже подростки, но по поведению и развитию – дети неразумные. Доставляли их в том, в чем обнаруживали – летней одежде, сандаликах или кроссовках. А шла осень. И негде было взять обувь. Нужно было 25 пар. В этот раз я Воронковой не звонила, а встретилась с ней. И буквально начала ее трусить: «Не уйду, пока не найдем деньги на обувь. Дети босые». В течение часа она и Ира Солошенко наколядовали девять тысяч гривен и дали их мне: «Иди покупай обувь». Где? Как? Наташа ответила просто: «Душу из меня вынимала – иди теперь работай».

Посоветовали мне ехать на Дарынок, где я сроду не была. Я вышла не на ту сторону, заблудилась. Зашла в первый же магазин с обувью. И объясняю хозяйке: так мол и так, вот у меня деньги. Надо 25 пар. И как столько купить на девять тысяч не понимаю... Та взяла меня за руку и повела по своим знакомым, оптовым продавцам. И мы нашли крепкие на цигейке ботинки, некоторые пары были уценены, потому что где-то была потертость, какой-то крошечный брак. В общем, собрали мы 25 пар. Дети были обуты. С тех пор работаю с этим интернатом.

В то же время меня познакомили с бывшими киевлянками, «самыми украинскими украинками» Америки Аней Бентиной и Леной Стаднюк. Они предложили: можем помогать аптечками для военных. На что я ответила: «У меня теперь дети. Много детей!» И мы сделали для каждого детского дома отличные аптечки. По размеру они были, как большой чемодан, но в них мы напаковали все необходимое. Они служат по сей день. Мы просто пополняем время от времени запасы израсходованных лекарств.

«Многие дети-переселенцы Дебальцево, Авдеевки, Горловки, Амбросиевки, которым исполнилось 16 лет, получили украинские паспорта. Считаю это самой большой нашей заслугой»

– Что было самым запоминающимся за эти годы работы?

– Мой любимый проект удалось сделать в мае прошлого года, – улыбается Нина. Замолкает, вспоминая все детали «операции», а затем буквально взахлеб рассказывает. – Весной начались выпускные вечера в школах, а дети из эвакуированного интерната, оказавшиеся в Славянске в «Изумрудном городе», печально сидели в четырех стенах. Директор обмолвилась мне об этом, и я представила состояние детей, оставшихся без праздника. Написала всем своим знакомым за рубежом: «Дорогие и добрые феи, помогите нашим Золушкам. Мы, девочки волонтерской сотни, выгребли из шкафов все свои платья, присоединяйтесь и вы, давайте вместе соберем приданное для девочек-выпускниц». И в Америке нам собрали 25-килограммовый чемодан с платьями, сумками, туфлями, колготами, бельем. Мы организовали отдельный выпускной для пятнадцати ребят из интерната. Всех красиво одели, сделали макияж девчонкам. И подарили по сумке. Это оказался серьезный вопрос. После выпуска дети уходят из интерната, а вещи им сложить не во что. На что они купят сумку или чемодан? В общем, мы этот вопрос тоже закрыли.

– Нина, вы считали, скольким детям в общей сложности помогли?

– Никогда даже задачу такую не ставила. У меня есть разрозненные данные. В 2014 году мы вывезли 809 человек из Авдеевки, Дебальцеов, Горловки и Амбросиевки. Часть людей затем вернулась домой. Особенно активно уезжали в Дебальцево. Через них мы передавали помощь проукраински настроенным местным жителям. Такие, как правило, со временем переезжают на нашу территорию. Некоторые до сих пор мечутся – на оккупированной территории их держат старенькие родители, некоторые не могут бросить жилье... Но самой большой нашей заслугой считаю то, что многие дети, которым исполнилось 16 лет, получили украинские паспорта. Мы об этом просили со словами: «Тем, кому надо, постоянно будем помогать, даже если уедете из зоны АТО». И слово свое держим. Многие дети сейчас учатся в разных учебных заведениях страны. Мы не теряем с ними связь.

О жителях Марьинки я узнала от Наташи Воронковой и Иры Солошенко. Они туда заехали и были потрясены: у людей ничего нет. Женщины брали привезенную еду и плакали. Наташа пообещала, что как можно быстрее приедет туда снова. Ей не верили: «Нас все бросили». Через несколько дней Воронкова пригнала туда микроавтобус с продуктами, но это была капля в море. Первая капля. Чтобы системно помогать жителям Марьинки и закрыть их нужды, нужна была солидная сумма денег. Где же ее взять?

И как-то в нашей Волонтерской сотне, в которую входят Вика Христенко, Валя Слюсар, Ира Солошенко, Наташа Воронкова, Евгения Сидоренко, родилась идея, которую поддержали Мистецький арсенал и Ощадбанк. А что, если предложить известным художникам расписать ящики и продать их на аукционе? Я занимаюсь декупажем. Он помогает мне не двинуться мозгами. Бывает, так увлекаюсь, что остановиться не могу, крашу и клею ночи напролет. Дочки иногда шутят: мы утром проснемся, а ты нас задекупажировала! И вот я на кухне красила ящик из-под боеприпасов, одновременно разговаривая с дончанкой, квартиру которой разграбили, из которой все вынесли, вытираю рукавом слезы и вдруг понимаю: я же делаю красивый, яркий, красочный ящик-приданое для женщины-украинки. Так появилась идея для аукциона. Благодаря этой акции, мы собрали два миллиона гривен! Только два моих ящика в общей сложности были проданы за сто тысяч!

Это позволило нам собрать в школу каждого ученика Марьинки! А это 720 человек. С Ирой Солошенко мы уточнили рост и размер каждого ребенка и сделали первые заказы. Учащимся первых-четвертых классов покупали такой набор: туфли, сапоги, кроссовки, носки, колготы, юбка, сарафан, кофточка, бантики, пиджак, брюки, рюкзак с тетрадями, линейками, пеналами. Детям постарше – форму, спортивные костюмы, сумки через плечо. Мы узнали, у кого из детей погибли папа или мама. Им делали дополнительные наборы вещей. В школы мы закупили журналы, бумагу, карты, принтеры, ксероксы, противопожарные наборы. Как тяжело было беременной на шестом месяце Жене Сидоренко сформировать такой гигантский заказ! Да все девочки в 35 градусную жару трое суток по 17 часов собирали наборы для каждого ребенка. Потом мы укомплектовали медкабинеты. Передали в Марьинку собранные Валерией Кислухиной и Владимиром Морозом пять тысяч индивидуальных аптечек, ведь в город ничего не завозилось, аптеки не работали. Деньги еще и остались. Мы их заморозили, держим на всякий случай. Пока основные потребности жителей закрыли.

Увидев нашу работу, мне позвонила директор марьинского садика, который находился в ужасном состоянии, и сказала: «Если вы поможете нам с ремонтом, мы начнем работать». Включились в работу и полностью привели в порядок первую группу. Подбирали и отправляли не только стройматериалы, но и шторы, ковры, мебель, кровати, полотенца, постельное белье, а затем – настольные игры, игрушки, краски, карандаши... В общем все, что может понадобиться детям. Вскоре 22 ребенка начали ходить в сад. А мэр Марьинки подхватил наше начинание и, насколько я знаю, уже заканчивает ремонт в садике и формирует еще одну группу.

В Красногоровке в 2016 году в первый класс пошли 24 ребенка. Там тоже каждый получил «приданое».

Нина, которая еще два года назад не знала, где купить дешевую, но крепкую обувь, теперь назовет все цены киевских супермаркетов и рынков, во сне продиктует, где лучше купить майки, а где – тетради.

– В «Ашане» меня знает весь персонал, включая охранников, – смеется женщина. – Мы с Юлей Кригер заходили к ним со словами: «Мы к вам надолго». И делала закупки на огромные суммы. Собрать все необходимое помогали менеджеры. Я им всегда рассказываю, бабушкам какого села из-под Донецка закупаю крупы и консервы, дети из какого фронтового города будут рисовать в этих альбомах. Люди тут же включаются в работу. На новый год мы закупали по пять, шесть, семь тысяч подарков. Дошло до того, что я звонила в супермаркет, говорила, что необходимо отправить, и мне за ночь формировали палеты со всем необходимым. С нами делала закупку и наш американский «спонсор-коллега» Маша Гринева. И немецкие спонсоры участвовали в этом процессе. Мы проходили вместе все ступени: запрос, формирование заказа, закупка, платеж, перевоз, формировка на складе, доставка по адресу. Любой наш спонсор может увидеть всю цепочку формирования груза. Может, мне повезло, но я за три года не встретила ни одного человека, который бы повел себя по-свински, услышав, кому и что я закупаю. Все стараются помочь.

«Не занималась волонтерством целых... сорок дней»

– Сейчас часто говорят об усталости волонтеров. Где вы берете силы для работы?

– Ну, у меня тоже был период, когда я перестала видеть смысл того, чем занимаюсь, устала настолько, что решила все бросить. Не занималась волонтерством целых... сорок дней. Все мы прошли через сильнейшие нервные срывы. Недавно я сама стала свидетелем такой истерики у девочки из Авдеевки, которая под обстрелами помогает нам распределять помощь местным жителям. Она рыдала так, что, казалось, слезу вытекут с моей стороны трубки. Да и не удивительно. Вика с двумя дочками два года живет под обстрелами. Мы, содружество фей-волонтеров, убедили ее выехать на неделю под Ивано-Франковск. Считаю, что когда-то психологи опишут новый диагноз «синдром выгорания волонтера». Со временем на нас всех наваливается чудовищная физическая усталость, внутри происходит надрыв... И все это на фоне хронического недосыпания. Наши основные поставщики помощи живут в Америке и Германии. Поэтому по ночам, уложив детей спать, я переписывалась с жителями Штатов. Утром, отправив дочек в школу, бежала на склад, где нужно перебрать каждую вещь, сформировать посылки, учитывая интересы и пожелания, чтобы не было обид. Жить в таком ритме постоянно просто невозможно. Раз в полгода у меня появлялись помощницы. Но еще никто не выдержал долго. Все однажды уходили. Мало кто может найти мотивацию работать с гражданскими. Да, кстати, я не помогаю мужчинам, а только бабушкам-дедушкам, мамкам с детьми.

Что помогает держаться? Снимки счастливых детей в одежде, которую мы подбирали, с игрушками, которые мы передали. Ремонт в детском саду и школе. Звонки директоров интернатов, которым стало чуть легче работать, благодаря тому, что мы тут пытаемся решить их бытовые проблемы. Помню, как загрузили медицинскую машину Хоттабыча мягкими игрушками, которые нельзя передавать в интернат. Водитель этой скорой с позывным Добрыня просто раздавал мишек и медвежат во фронтовых городах ребятишкам. Он вообще такой весь, из сказки. Крем-брюле, а не парень. И вот он рассказывал, как менялись лица детей, которые брали в руки игрушечки. Это придает силы. Вот только Добрыни больше нет в живых...

– Как ваши дети относятся к такой активности мамы? У вас же наверняка не замолкает телефон...

– Да, – улыбается Нина. – Иногда дочери сообщениями обращают мое внимание на себя: «Мама, я уже полчаса у тебя за спиной стою»... Старшие дочери, им 16 и 17 лет, выиграли конкурс и сейчас учатся в Польше. Со мной осталась младшая девятилетняя Поля. Она – любимый волонтер нашего склада на бульваре Верховного Совета. А я, глядя на таких же как я девочек-волонтеров и их детей, понимаю: дети волонтеров обречены на волонтерство.

Знаете, как я вернулась в волонтерство после сорокадневного перерыва? Я как раз нашла себе работу риэлтором. И в первый же рабочий день, когда пыталась понять, что к чему, раздался звонок волонтера из Станицы Луганской Светы Светиковой: «В Станице Луганской лежит 20-летний парень, который пострадал во время обстрела – на него упала балка и перебила позвоночник. Он дома лежит, гниет. Мама ничего не может сделать, пропадает парень»... Света спросила: «Ну к кому мне еще обратиться? Я уже всем звонила». Я рассказала ей поэтапно, что нужно сделать, чтоб участие в его судьбе приняла обладминистрация, как оформить все юридически. Я была уставшая и раздраженная: «Света, скажи мне, зачем я это опять буду делать? Я устала от волонтерства!» Но когда услышала слова парня «Я хочу жить!», меня как кипятком обдало. Я тут же нашла Наталью Сверлову, россиянку, волонтера Клеванского и нашего киевского госпиталя, и общими усилиями мы нашли возможность перевезти его в госпиталь в Ровенскую область, где к нему относились, как к самому главному пациенту. Помню, когда его забирала скорая, жители Станицы Луганской говорили его маме: «Куда вы едете, его там на органы разберут». А через неделю мама вернулась домой и всем рассказывала: «Я там не нужна. За моим сыном ухаживают так, как я представить не могла. Переворачивают, раны обрабатывают, процедуры делают». В общем, не буду много говорить, этот мальчик уже начал ходить! А Клеванский госпиталь помогал нам, принимая на реабилитацию детей-сирот, которые, учась в техникуме, теряли сознание от голода. Война...

А еще оказалось, очень важно в посылки вкладывать письма от тех, кто покупает вещи, собирает помощь. Всегда прошу людей – напишите хоть пару строк человеку, для которого делаете доброе дело. Что написать? Все, что чувствуешь: мы переживаем за вас, сочувствуем вашему горю, постараемся помочь, вы не одни. Самые простые слова. Сначала я сама не знала, что делать с такими письмами, а потом просто начала вкладывать их в пакеты с вещами. И нужно было слышать звонки от людей! Они благодарили именно за эти послания, за тепло от простых слов, говорили, что перестали чувствовать себя иждивенцам... Так что всегда пишите письма тем, кому помогаете. Это важно.

– Есть еще проекты, которые не реализованы, но очень хотелось бы их воплотить в жизнь?

– Есть у меня две любимые идеи. Над первой уже работаем. Делаем комнату социальной реабилитации в интернате города Кременная. Там воспитываются дети, страдающие ДЦП, аутисты, милые солнечные дети с синдромом Дауна. Они совершенно не готовы к жизни вне интерната. Не знают, как работает холодильник, стиральная машина, как разогреть себе еду. Не умеют ничего. Мы помогаем оборудовать помещение, в котором можно будет и еду приготовить, и вещи постирать, и погладить. Детям нужно учиться все делать самим. Оказывается, есть страшная статистика: в первые три года после ухода из интерната большинство их либо гибнет, либо попадает в тюрьму. И все это случается по глупости, наивности, из-за неприспособленности к большому миру. А еще они часто становятся жертвами мошенников... Двух таких выпускниц мы поддерживаем. Они беременны... Откуда эти девчонки знают, откуда дети берутся, кто с ними об этом говорил, кто пытался защитить их от неожиданной «большой любви»?

А вторая моя идея – сделать в Рубежном с замечательным специалистом Аллочкой Ткачук летний лагерь для ВИЧ-инфицированных. Такой там был до войны. Туда смогут приехать мамы с больными детками, отдохнуть с ним, получить всю необходимую помощь. Особенный акцент хочу сделать на погибающих детках. Их нужно поддержать, уменьшить их страдания... Кстати, в этом городке уже три года работает военно-патриотический лагерь, с которым мы плотно работаем. Им заведует чудесный руководитель Виталий Доброжан. Он умудрился собрать самых сложных детей, тех, кто стоял на учете в милиции, кто отбился от рук, и воспитать из них патриотов страны, будущих ее защитников. Мы возим этих ребятишек по всей Украине, чтобы они видели, кто где как живет, как к ним относятся. А знаете, что меня поразило больше всего в ответах детей, которым мы помогаем? Многие из них на вопрос, кем ты хочешь быть, когда вырастешь, отвечают: «Волонтером».

Информация о материале

Опубликовано: 05 апреля 2017

Служба финансовых расследований: кому будет служить?

В последнее время слышу от разных (как действующих, так и бывших) работников налоговой милиции, УБОПа, УБЭПа, других «весьма эффективных» борцов за интересы государственного бюджета разговоры о том, что они уже видят себя в штате новой Службы финансовых расследований (финансовой полиции) и, конечно же, на руководящих должностях.

В последнее время слышу от разных (как действующих, так и бывших) работников налоговой милиции, УБОПа, УБЭПа, других «весьма эффективных» борцов за интересы государственного бюджета разговоры о том, что они уже видят себя в штате новой Службы финансовых расследований (финансовой полиции) и, конечно же, на руководящих должностях.

Поэтому я очень внимательно следила за всеми этапами работы над соответствующим законопроектом Министерства финансов. Базис для этого мы с коллегами А.Журжием, М.Курячим, А.Киршом, В.Галасюком и другими из разных фракций парламента заложили еще год назад в законопроекте «О финансовой полиции» (регистрационный №4228), подготовленном совместно с экспертами во исполнение положений Коалиционного соглашения и в продолжение либеральной налоговой реформы в части демилитаризации налогового контроля. Мы были глубоко убеждены, что новый орган, призванный стоять на страже интересов государства в сфере публичных финансов, должен создаваться на следующих базовых принципах:

— Институционная независимость, в том числе от политических влияний, и подчинение его только требованиям Закона, а чтобы устранить «силовые» признаки органа — координация его деятельности именно министром финансов.

— Повышение аналитической функции сотрудников-детективов и их невмешательство в хозяйственную деятельность предпринимателей до установления факта совершения преступления. Создание финансовой полиции как гражданского органа, одним из признаков которого является невозможность применения физического влияния на предпринимателей (т.н. «маски шоу») и соответственно отсутствие собственного силового подразделения.

— Контроль над деятельностью органа со стороны прокуратуры (процессуальное руководство), министра финансов, правительства (контроль над выполнением стратегических задач), ВРУ (заслушивание отчетов), общественности (общественный контроль).

— Конкурсный отбор руководителей и сотрудников финансовой полиции и четко выписанный в законе порядок отбора членов конкурсной комиссии, независимость и безальтернативность назначения на должности лиц, отобранных конкурсной комиссией.

— Процентный барьер (т.н. квоты) для набора бывших правоохранителей.

— Личная ответственность детективов за убытки, причиненные их действиями.

Сохранены ли эти принципы в законопроекте «О Службе финансовых расследований», представленном на заседании правительства министром финансов? А следовательно, есть ли основания для всеобщей эйфории, и не скрывает ли этот законопроект заранее спланированные возможности создания еще одного политически зависимого подконтрольного органа, который можно использовать в собственных целях? Ведь люди, предприниматели, общественность могут поддержать красивые лозунги и название, не углубляясь в детали тех или иных инициатив, а дьявол, как известно, кроется в деталях.

Прежде всего, на 70–80% минфиновский законопроект «О Службе финансовых расследований» воссоздает текст и содержание депутатского законопроекта «О финансовой полиции» №4228, который уже год не рассматривается в парламенте из-за отсутствия политической воли и нежелания правоохранительных органов передавать полномочия в сфере борьбы с экономическими преступлениями единому правоохранительному органу. Как известно, с осени над правительственным законопроектом трудилась рабочая группа, в которую входили министры и силовики. Они изменили название органа с «финансовой полиции» на «службу финансовых расследований», наверное, до конца не осознавая, чем важно название в контексте известной поговорки: «Как вы лодку назовете, так она и поплывет». Дело в том, что название правоохранительного органа должно отвечать, в первую очередь, его полномочиям и функциям. Понимаю желание членов правительства изменить название, чтобы хоть как-то отличаться от депутатского законопроекта, но ведь понятие «финансовые расследования» охватывает значительно более широкий спектр правонарушений, чем статус, задача и полномочия нового органа, определенные в ст. 1, 2 и 8 законопроекта. В частности, в ст. 1 определено, что Служба финансовых расследований — это центральный орган исполнительной власти, реализующий государственную политику по вопросам предотвращения, выявления, прекращения, расследования и раскрытия уголовных правонарушений в сфере хозяйственной деятельности, которые прямо или опосредованно наносят вред публичному интересу в сфере финансов. При этом в ст. 2 указано, что финансовые интересы государства и/или местного самоуправления — это интересы государственного бюджета; интересы местного бюджета; интересы государственного целевого фонда; интересы Фонда государственного имущества Украины.

Но ведь понятие «финансовые расследования» предусматривает расследования не только преступлений в сфере публичных финансов государства или местного самоуправления, но и в сфере частных финансовых интересов. Например, разве национальная полиция или другие компетентные органы при выявлении признаков преступления против финансовых интересов юридического лица частного права (скажем, завладение его деньгами путем мошенничества или завладение ими посредством злоупотребления служебным положением) не будут проводить по этому факту финансовые расследования? Такие формулировки законопроекта создают юридическую неопределенность (в частности и относительно подследственности преступлений) и угрожают тем, что законопроектом о СФР не будет решена проблема дублирования функций между налоговой милицией, Национальной полицией и другими правоохранительными органами, которая приводит к тому, что в сфере борьбы с экономическими преступлениями действует принцип «коллективной безответственности» правоохранителей, а к предпринимателям по одному и тому же факту приходят с обысками несколько силовых структур.

Много споров велось вокруг того, кому должен подчиняться новый орган: ГФС (как сейчас), МВД (это, конечно, мечта силовиков), быть самостоятельным (как НАБУ) или Минфину (как предложили мы в законопроекте №4228). Подчинение ГФС — не вариант, поскольку существование специализированного органа для борьбы с каким-то одним явлением — только налоговыми преступлениями — по законам функционирования бюрократических систем приводит к тому, что сам этот орган в некоторой степени консервируется и выступает залогом существования преступлений, с которыми он призван бороться: ведь полная победа над налоговыми преступлениями предусматривает ликвидацию самого органа. По сообщению Национального института стратегических исследований при президенте Украины в Европе существуют два варианта полной интеграции правоохранительных функций по противодействию экономической преступности: в структуре министерства внутренних дел и в структуре министерства финансов. Однако из минфиновского документа непонятно, каким министром будет осуществляться координация деятельности СФР. Цитирую: «Деятельность Службы финансовых расследований направляется и координируется Кабинетом министров Украины через министра, определенного Положением о Службе финансовых расследований». Возникает вопрос: а если в этом подзаконном документе будет определен не министр финансов, а министр внутренних дел, не станет ли этот орган еще одним шагом на пути к тотально полицейскому государству? Напомню, что мы создаем новый демилитаризированный орган, который в первую очередь будет вести аналитическую работу.

Юридическая неопределенность повлияла на судьбу конкурсов на замещение должностей руководства и детективов СФР. Так, из законопроекта исчезло положение о том, что в конкурсную комиссию входят девять человек — представителей разных ветвей власти и разных органов (общественности, ВРУ, КМУ, президента, НАПК, органов самоуправления адвокатов, прокуратуры). Вместо этого Минфин предлагает проводить «консультативный конкурс» в порядке, определенном подзаконным актом неизвестного министра (цитата из ст. 14 законопроекта: «Порядок проведения конкурса утверждается министром»), а в состав конкурсной комиссии могут привлекаться представители общественности, научного сообщества, международных организаций (а могут и не привлекаться). Ведь неизвестный министр (может и министр внутренних дел) сам определяет в собственном документе, кого нужно привлечь в конкурсную комиссию, чтобы получить желаемый результат относительно победителя конкурса. Дальше еще интереснее: консультативная конкурсная комиссия дает министру по три кандидата на каждую должность. Цитата: «Конкурсная комиссия отбирает по три кандидата на каждую из должностей, на которые объявлен конкурс, и подает их на рассмотрение министру. Министр выбирает по одном кандидату на каждую из должностей из предложенных трех и вносит кандидатов на назначение на рассмотрение Кабинета министров Украины». Согласитесь, это дает неустановленному министру определенный люфт для продвижения нужного кандидата. Ведь у министра есть три человека на выбор, а представить Кабмину он может наиболее лояльного к себе или своей политической силе, а не самого компетентного и достойного человека. Поэтому я буду настаивать, чтобы процедура конкурсов и состав конкурсной комиссии были четко прописаны и регламентированы в законе, где должен быть состав и порядок формирования конкурсной комиссии, порядок ее работы и четкое предостережение, что у министра финансов нет никакой альтернативы, кроме как назначить человека, выигравшего конкурс.

Согласно Рекомендациям рабочей группы «Перспективы сотрудничества Украины и ЕС в сфере юстиции, свободы и безопасности» от 17.05.2012 г., опыт функционирования и координации правоохранительных органов Европы свидетельствует о том, что штатная численность и общее количество органов, противодействующих преступности в сфере экономики в странах ЕС значительно меньше, чем в Украине. Например, в Австрии штат органа финансовых расследований составляет 100 чел., при населении около 8,6 млн чел. С учетом количества населения Украины и уровня теневой экономики в законопроекте «О финансовой полиции» №4228 определена предельная штатная численность финансовой полиции не более 3 тыс. чел. Кстати, парламент неоднократно определял предельную численность государственных органов соответствующими бюджетными законами. Вопреки этому, в законопроекте о СФР указано, что «предельная численность СФР устанавливается Кабинетом министров». Отдавая это на откуп Кабмина и не определенному в законе министру-координатору деятельности нового органа, следует помнить, что в таком случае финансовых расследователей может быть назначено и 10, и 15 тысяч.

Отдельно хочу остановиться на том, кто же будет иметь право работать в Службе финансовых расследований. Я сторонник установления определенного процентного барьера для всех бывших правоохранителей, поэтому в законопроекте №4228 определенно, что их число в составе нового органа не должно превышать 30%. Что же нам предлагает Минфин под видом нового органа и новых кадров? Вместо 30-процентной квоты для бывших работников любых правоохранительных органов в законопроекте «О Службе финансовых расследований» предлагается запретить участие в конкурсе тем, кто с 2010 г. боролся с экономическими преступлениями. Неужели, по мнению Минфина, те, кто делал ту же работу до 2010-го, были более эффективными и менее коррумпированными? Ответ очевиден. Также отмечу, что есть много кадров, работавших и до 2010-го, и после него. Еще один пример: человек мог работать на должности оперуполномоченного ГУБОП МВД Украины, т.е. формально боролся не с экономической преступностью, а с организованной, но в экономическом отделе или департаменте. Борьба действующих правоохранителей, особенно налоговых милиционеров, за место в новой финансовой полиции будет сверхжесткой. Из приведенных выше примеров видно, что предлагаемый Минфином запрет работать в новом органе тем, кто боролся с экономической преступностью с 2010-го, не сработает и не приведет к кадровому обновлению. Поэтому я продолжаю настаивать на принципе квот для бывших, по аналогии с теми, что прописаны в законе «О Государственном бюро расследований».

Именно эти принципиальные вопросы считаю главными для обсуждения. А то, что в информационном пространстве обсуждают заработную плату руководителей — будет она 30 тыс. или 60, является попыткой отвлечь внимание общественности от выхолощенных под кого-то норм законопроекта.

Призываю все сознательные общественные организации, бизнес-ассоциации «Новая страна», «Реанимационный проект реформ», Федерацию работодателей Украины, Союз украинских предпринимателей, Европейскую бизнес-ассоциацию, Немецкую промышленную палату в Украине, Коалицию за детенизацию, Украинскую бизнес-ассоциацию, Ассоциацию «Информационные технологии Украины», Американскую торговую палату и все небезразличные общественные объединения сплотиться, изучить законопроект и сформировать базовые требования, согласно которым должен создаваться новый орган. У нас не так много времени до проведения Национального совета реформ при президенте Украины, где должна быть утверждена окончательная концепция борьбы с преступлениями против публичных финансов государства.

Информация о материале

Опубликовано: 05 апреля 2017