Об интернатах, их директорах, стариках Водяного, школьниках Марьинки Нина рассказывает так, как будто знает каждого из них много лет. При этом статная стройная женщина ни разу не была в зоне АТО. «У нас уговор с мужем: он терпит все мои волонтерские задвиги, занятость и активность, а я при этом не езжу туда, где опасно, – говорит моя собеседница. – Да и сама я понимаю, что, познакомившись с теми, кому передаю помощь, увидев их глаза, тут же нашла бы себе любимчиков. И началось бы перекладывание из левого кармана в правый... А так нельзя. Помогать нужно всем одинаково». За два часа беседы Нина рассказала мне, пожалуй, лишь о десятой части своей работы. Ее память хранит множество историй о переселенцах, нуждах больниц и домов престарелых. Киевлянка рассказывает о замечательных примерах того, как люди, потерявшие все, находят в себе силы начать жизнь с нуля, не жалуясь и не клянча ничего, а с благодарностью принимая помощь и делясь ею с теми, кому еще хуже. Есть у нее истории о любви и глупости. Многое забывается, затирается новыми трагедиями и радостями.

Нина походя упоминает о том, как кого-то вывезли, вылечили, определили к нужным врачам... Она спасла не одну и даже не десяток человеческих жизней, а еще большему числу людей дала надежду и веру. Своей заботой, ежедневным сопереживанием и теплотой Нина с такими же сподвижницами из волонтерской сотни «Доброволя» мягко украинизирует, перевоспитывает, превращает в патриотов тех, кто не верил в нашу страну, кто считал, что о нем забыли, что он никому не нужен. И при этом не считает, что делает что-то сверхъестественное.

– Три года назад, передавая одежду в прифронтовые города, я спросила жителей Донецкой области: вышиванки вложить в посылки? – улыбается Нина Беллини. – И услышала: «Не надо. За это завтра могут ребенка побить или подожгут нашу квартиру». Через год несколько семей спросили, есть ли у нас вышиванки и не можем ли мы их передать. А сейчас их просят все. Три тысячи таких нарядов Наташа Воронкова, под руководством которой я работаю, лично отвезла в Марьинку, Авдеевку, Красногоровку. Там их уже не боятся не то что на праздник надеть, но и каждый день носить. А в интернате городка Часов Яр дети разучили и с удовольствием исполняют украинский рэп Ярмака. Два года назад немыслимо было такое даже представить.

Волонтерская сотня «Доброволя» сформировалась на киевском Майдане. Когда началась война, эта организация переместилась в военный госпиталь.

– Сначала я приносила еду для тех, у кого пострадал кишечник или трахея и кто не мог есть обычную еду, – продолжает Нина. – Нужно было все перетирать. К тому же, это должна была быть специальная калорийная пища. Вот ее я и делала. С того момента у нас дома прижилась фраза: «Мама, это мяско для детей или для дядь-военных?» А затем стало понятно, что под обстрелами оказались детские дома и дома престарелых. Их просто не успевали тогда вывозить. Старики остались в Авдеевке и Дружковке. А некоторых детей просто не имели права эвакуировать. Такой вот казус. Это те, у кого не было разрешения опекунов. И оказалось, что десятки детей находятся в зоне войны практически без присмотра, без еды, без защиты. Тогда Наташа Воронкова предложила мне заняться именно такими жителями Донецкой и Луганской областей. Я взяла в руки телефон, с помощью гугла нашла координаты социальных заведений и монотонно начала их обзванивать. По моей просьбе тогда Воронкова вывезла 60 детей из интерната Часова Яра. Так и началась моя работа. Да и, честно говоря, не могу сидеть перед телевизором, смотреть новости и, видя ужасы войны, ничего не делать...

Кроме того, что я искала информацию через интернет, мне помогли и мои личные связи. До Майдана мы семьей два года прожили в Донецке – муж тогда там работал. И там наша младшая дочь подхватила все инфекционные болезни, какие только существуют. Мы с ней много времени провели в обычной городской больнице. Я, конечно, сначала искала хорошие условия, частную клинику, ведь возможность платить за все эти услуги у нас была. Но врач меня отрезвила: «Ты хочешь видеть красивые стены или чтобы твоего ребенка вылечили? Тогда иди туда, где большой поток пациентов и где специалисты занимаются ими постоянно». Мы оказались в многоместной палате. Рядом с нами лежала дочь гробовщика, сын шахтера шахты имени Засядько, бухгалтер шахты № 5 с дочкой... И я ни разу не встретила ни хамства, ни какого-то странного отношения, потому что мы не донецкие. Все очень сердечно ко мне относились. Более того – помогали. Ведь я была вдвоем с дочкой в больнице, рядом ни мамы, ни папы. Муж круглосуточно на работе...

Там же, в детской донецкой больнице я увидела первых отказничков и как над ними квохтали медсестры, как их вымывали, выхаживали... Тогда начала и сама помогать отделению, передавая подгузники, салфетки, питание, затем узнала о донецком доме «Малютки», детском доме № 1... Свой обзвон того региона начала именно с этих заведений. И услышала в трубке, как плакала директор одного из детских домов: «У меня на складе остались только капуста и три килограмма картошки»... А кормить нужно было младенцев, какая там капуста? Я тут же перезваниваю Воронковой: «Наташа! Грудничкам жрать нечего!» Дважды мы в Донецк отправляли детское питание. Причем уже стояла граница, блокпосты. Гуманитарные грузы часто не доезжали к месту назначения, мародерство процветало... Наташа сопровождала груженые машины до границы. С той стороны выезжала директор с водителем, все перегружали и отвозили в детдом. После второй такой поездки директор сама попросила: «Нина, не надо больше нам помогать. У меня будут большие проблемы, если мы продолжим с вами контактировать»...

Меня поразили краснолиманская и северодонецкая школы-инернаты. На мои вопросы об их проблемах, мне ответили: «У нас есть места, можем принять детей из других городов». А ведь в 2014 году интернат Северодонецка сам был эвакуирован в Одессу, но вернулся после освобождения города. И в первое время, пытаясь защитить себя и детей, коллектив проявлял чудеса выдержки и мужества. Они стянули на свою территорию всех собак. И выпускали их на ночь в коридоры – так защищались от мародеров. Затем над ними взяли шефство бойцы «Айдара» и «Донбасса».

Историю о покупке 25 пар обуви для воспитанников с умственной отсталостью из интерната города Часов Яр Нина рассказывает, как занимательную юмореску. Это сейчас она смеется и шутит. А тогда умывалась слезами и не могла понять, куда идти...

– Директор, которому я дозвонилась, сказала, что к ним отовсюду свезли найденных на улицах детей без статуса, – говорит Нина. – Многие из них по возрасту уже подростки, но по поведению и развитию – дети неразумные. Доставляли их в том, в чем обнаруживали – летней одежде, сандаликах или кроссовках. А шла осень. И негде было взять обувь. Нужно было 25 пар. В этот раз я Воронковой не звонила, а встретилась с ней. И буквально начала ее трусить: «Не уйду, пока не найдем деньги на обувь. Дети босые». В течение часа она и Ира Солошенко наколядовали девять тысяч гривен и дали их мне: «Иди покупай обувь». Где? Как? Наташа ответила просто: «Душу из меня вынимала – иди теперь работай».

Посоветовали мне ехать на Дарынок, где я сроду не была. Я вышла не на ту сторону, заблудилась. Зашла в первый же магазин с обувью. И объясняю хозяйке: так мол и так, вот у меня деньги. Надо 25 пар. И как столько купить на девять тысяч не понимаю... Та взяла меня за руку и повела по своим знакомым, оптовым продавцам. И мы нашли крепкие на цигейке ботинки, некоторые пары были уценены, потому что где-то была потертость, какой-то крошечный брак. В общем, собрали мы 25 пар. Дети были обуты. С тех пор работаю с этим интернатом.

В то же время меня познакомили с бывшими киевлянками, «самыми украинскими украинками» Америки Аней Бентиной и Леной Стаднюк. Они предложили: можем помогать аптечками для военных. На что я ответила: «У меня теперь дети. Много детей!» И мы сделали для каждого детского дома отличные аптечки. По размеру они были, как большой чемодан, но в них мы напаковали все необходимое. Они служат по сей день. Мы просто пополняем время от времени запасы израсходованных лекарств.

«Многие дети-переселенцы Дебальцево, Авдеевки, Горловки, Амбросиевки, которым исполнилось 16 лет, получили украинские паспорта. Считаю это самой большой нашей заслугой»

– Что было самым запоминающимся за эти годы работы?

– Мой любимый проект удалось сделать в мае прошлого года, – улыбается Нина. Замолкает, вспоминая все детали «операции», а затем буквально взахлеб рассказывает. – Весной начались выпускные вечера в школах, а дети из эвакуированного интерната, оказавшиеся в Славянске в «Изумрудном городе», печально сидели в четырех стенах. Директор обмолвилась мне об этом, и я представила состояние детей, оставшихся без праздника. Написала всем своим знакомым за рубежом: «Дорогие и добрые феи, помогите нашим Золушкам. Мы, девочки волонтерской сотни, выгребли из шкафов все свои платья, присоединяйтесь и вы, давайте вместе соберем приданное для девочек-выпускниц». И в Америке нам собрали 25-килограммовый чемодан с платьями, сумками, туфлями, колготами, бельем. Мы организовали отдельный выпускной для пятнадцати ребят из интерната. Всех красиво одели, сделали макияж девчонкам. И подарили по сумке. Это оказался серьезный вопрос. После выпуска дети уходят из интерната, а вещи им сложить не во что. На что они купят сумку или чемодан? В общем, мы этот вопрос тоже закрыли.

– Нина, вы считали, скольким детям в общей сложности помогли?

– Никогда даже задачу такую не ставила. У меня есть разрозненные данные. В 2014 году мы вывезли 809 человек из Авдеевки, Дебальцеов, Горловки и Амбросиевки. Часть людей затем вернулась домой. Особенно активно уезжали в Дебальцево. Через них мы передавали помощь проукраински настроенным местным жителям. Такие, как правило, со временем переезжают на нашу территорию. Некоторые до сих пор мечутся – на оккупированной территории их держат старенькие родители, некоторые не могут бросить жилье... Но самой большой нашей заслугой считаю то, что многие дети, которым исполнилось 16 лет, получили украинские паспорта. Мы об этом просили со словами: «Тем, кому надо, постоянно будем помогать, даже если уедете из зоны АТО». И слово свое держим. Многие дети сейчас учатся в разных учебных заведениях страны. Мы не теряем с ними связь.

О жителях Марьинки я узнала от Наташи Воронковой и Иры Солошенко. Они туда заехали и были потрясены: у людей ничего нет. Женщины брали привезенную еду и плакали. Наташа пообещала, что как можно быстрее приедет туда снова. Ей не верили: «Нас все бросили». Через несколько дней Воронкова пригнала туда микроавтобус с продуктами, но это была капля в море. Первая капля. Чтобы системно помогать жителям Марьинки и закрыть их нужды, нужна была солидная сумма денег. Где же ее взять?

И как-то в нашей Волонтерской сотне, в которую входят Вика Христенко, Валя Слюсар, Ира Солошенко, Наташа Воронкова, Евгения Сидоренко, родилась идея, которую поддержали Мистецький арсенал и Ощадбанк. А что, если предложить известным художникам расписать ящики и продать их на аукционе? Я занимаюсь декупажем. Он помогает мне не двинуться мозгами. Бывает, так увлекаюсь, что остановиться не могу, крашу и клею ночи напролет. Дочки иногда шутят: мы утром проснемся, а ты нас задекупажировала! И вот я на кухне красила ящик из-под боеприпасов, одновременно разговаривая с дончанкой, квартиру которой разграбили, из которой все вынесли, вытираю рукавом слезы и вдруг понимаю: я же делаю красивый, яркий, красочный ящик-приданое для женщины-украинки. Так появилась идея для аукциона. Благодаря этой акции, мы собрали два миллиона гривен! Только два моих ящика в общей сложности были проданы за сто тысяч!

Это позволило нам собрать в школу каждого ученика Марьинки! А это 720 человек. С Ирой Солошенко мы уточнили рост и размер каждого ребенка и сделали первые заказы. Учащимся первых-четвертых классов покупали такой набор: туфли, сапоги, кроссовки, носки, колготы, юбка, сарафан, кофточка, бантики, пиджак, брюки, рюкзак с тетрадями, линейками, пеналами. Детям постарше – форму, спортивные костюмы, сумки через плечо. Мы узнали, у кого из детей погибли папа или мама. Им делали дополнительные наборы вещей. В школы мы закупили журналы, бумагу, карты, принтеры, ксероксы, противопожарные наборы. Как тяжело было беременной на шестом месяце Жене Сидоренко сформировать такой гигантский заказ! Да все девочки в 35 градусную жару трое суток по 17 часов собирали наборы для каждого ребенка. Потом мы укомплектовали медкабинеты. Передали в Марьинку собранные Валерией Кислухиной и Владимиром Морозом пять тысяч индивидуальных аптечек, ведь в город ничего не завозилось, аптеки не работали. Деньги еще и остались. Мы их заморозили, держим на всякий случай. Пока основные потребности жителей закрыли.

Увидев нашу работу, мне позвонила директор марьинского садика, который находился в ужасном состоянии, и сказала: «Если вы поможете нам с ремонтом, мы начнем работать». Включились в работу и полностью привели в порядок первую группу. Подбирали и отправляли не только стройматериалы, но и шторы, ковры, мебель, кровати, полотенца, постельное белье, а затем – настольные игры, игрушки, краски, карандаши... В общем все, что может понадобиться детям. Вскоре 22 ребенка начали ходить в сад. А мэр Марьинки подхватил наше начинание и, насколько я знаю, уже заканчивает ремонт в садике и формирует еще одну группу.

В Красногоровке в 2016 году в первый класс пошли 24 ребенка. Там тоже каждый получил «приданое».

Нина, которая еще два года назад не знала, где купить дешевую, но крепкую обувь, теперь назовет все цены киевских супермаркетов и рынков, во сне продиктует, где лучше купить майки, а где – тетради.

– В «Ашане» меня знает весь персонал, включая охранников, – смеется женщина. – Мы с Юлей Кригер заходили к ним со словами: «Мы к вам надолго». И делала закупки на огромные суммы. Собрать все необходимое помогали менеджеры. Я им всегда рассказываю, бабушкам какого села из-под Донецка закупаю крупы и консервы, дети из какого фронтового города будут рисовать в этих альбомах. Люди тут же включаются в работу. На новый год мы закупали по пять, шесть, семь тысяч подарков. Дошло до того, что я звонила в супермаркет, говорила, что необходимо отправить, и мне за ночь формировали палеты со всем необходимым. С нами делала закупку и наш американский «спонсор-коллега» Маша Гринева. И немецкие спонсоры участвовали в этом процессе. Мы проходили вместе все ступени: запрос, формирование заказа, закупка, платеж, перевоз, формировка на складе, доставка по адресу. Любой наш спонсор может увидеть всю цепочку формирования груза. Может, мне повезло, но я за три года не встретила ни одного человека, который бы повел себя по-свински, услышав, кому и что я закупаю. Все стараются помочь.

«Не занималась волонтерством целых... сорок дней»

– Сейчас часто говорят об усталости волонтеров. Где вы берете силы для работы?

– Ну, у меня тоже был период, когда я перестала видеть смысл того, чем занимаюсь, устала настолько, что решила все бросить. Не занималась волонтерством целых... сорок дней. Все мы прошли через сильнейшие нервные срывы. Недавно я сама стала свидетелем такой истерики у девочки из Авдеевки, которая под обстрелами помогает нам распределять помощь местным жителям. Она рыдала так, что, казалось, слезу вытекут с моей стороны трубки. Да и не удивительно. Вика с двумя дочками два года живет под обстрелами. Мы, содружество фей-волонтеров, убедили ее выехать на неделю под Ивано-Франковск. Считаю, что когда-то психологи опишут новый диагноз «синдром выгорания волонтера». Со временем на нас всех наваливается чудовищная физическая усталость, внутри происходит надрыв... И все это на фоне хронического недосыпания. Наши основные поставщики помощи живут в Америке и Германии. Поэтому по ночам, уложив детей спать, я переписывалась с жителями Штатов. Утром, отправив дочек в школу, бежала на склад, где нужно перебрать каждую вещь, сформировать посылки, учитывая интересы и пожелания, чтобы не было обид. Жить в таком ритме постоянно просто невозможно. Раз в полгода у меня появлялись помощницы. Но еще никто не выдержал долго. Все однажды уходили. Мало кто может найти мотивацию работать с гражданскими. Да, кстати, я не помогаю мужчинам, а только бабушкам-дедушкам, мамкам с детьми.

Что помогает держаться? Снимки счастливых детей в одежде, которую мы подбирали, с игрушками, которые мы передали. Ремонт в детском саду и школе. Звонки директоров интернатов, которым стало чуть легче работать, благодаря тому, что мы тут пытаемся решить их бытовые проблемы. Помню, как загрузили медицинскую машину Хоттабыча мягкими игрушками, которые нельзя передавать в интернат. Водитель этой скорой с позывным Добрыня просто раздавал мишек и медвежат во фронтовых городах ребятишкам. Он вообще такой весь, из сказки. Крем-брюле, а не парень. И вот он рассказывал, как менялись лица детей, которые брали в руки игрушечки. Это придает силы. Вот только Добрыни больше нет в живых...

– Как ваши дети относятся к такой активности мамы? У вас же наверняка не замолкает телефон...

– Да, – улыбается Нина. – Иногда дочери сообщениями обращают мое внимание на себя: «Мама, я уже полчаса у тебя за спиной стою»... Старшие дочери, им 16 и 17 лет, выиграли конкурс и сейчас учатся в Польше. Со мной осталась младшая девятилетняя Поля. Она – любимый волонтер нашего склада на бульваре Верховного Совета. А я, глядя на таких же как я девочек-волонтеров и их детей, понимаю: дети волонтеров обречены на волонтерство.

Знаете, как я вернулась в волонтерство после сорокадневного перерыва? Я как раз нашла себе работу риэлтором. И в первый же рабочий день, когда пыталась понять, что к чему, раздался звонок волонтера из Станицы Луганской Светы Светиковой: «В Станице Луганской лежит 20-летний парень, который пострадал во время обстрела – на него упала балка и перебила позвоночник. Он дома лежит, гниет. Мама ничего не может сделать, пропадает парень»... Света спросила: «Ну к кому мне еще обратиться? Я уже всем звонила». Я рассказала ей поэтапно, что нужно сделать, чтоб участие в его судьбе приняла обладминистрация, как оформить все юридически. Я была уставшая и раздраженная: «Света, скажи мне, зачем я это опять буду делать? Я устала от волонтерства!» Но когда услышала слова парня «Я хочу жить!», меня как кипятком обдало. Я тут же нашла Наталью Сверлову, россиянку, волонтера Клеванского и нашего киевского госпиталя, и общими усилиями мы нашли возможность перевезти его в госпиталь в Ровенскую область, где к нему относились, как к самому главному пациенту. Помню, когда его забирала скорая, жители Станицы Луганской говорили его маме: «Куда вы едете, его там на органы разберут». А через неделю мама вернулась домой и всем рассказывала: «Я там не нужна. За моим сыном ухаживают так, как я представить не могла. Переворачивают, раны обрабатывают, процедуры делают». В общем, не буду много говорить, этот мальчик уже начал ходить! А Клеванский госпиталь помогал нам, принимая на реабилитацию детей-сирот, которые, учась в техникуме, теряли сознание от голода. Война...

А еще оказалось, очень важно в посылки вкладывать письма от тех, кто покупает вещи, собирает помощь. Всегда прошу людей – напишите хоть пару строк человеку, для которого делаете доброе дело. Что написать? Все, что чувствуешь: мы переживаем за вас, сочувствуем вашему горю, постараемся помочь, вы не одни. Самые простые слова. Сначала я сама не знала, что делать с такими письмами, а потом просто начала вкладывать их в пакеты с вещами. И нужно было слышать звонки от людей! Они благодарили именно за эти послания, за тепло от простых слов, говорили, что перестали чувствовать себя иждивенцам... Так что всегда пишите письма тем, кому помогаете. Это важно.

– Есть еще проекты, которые не реализованы, но очень хотелось бы их воплотить в жизнь?

– Есть у меня две любимые идеи. Над первой уже работаем. Делаем комнату социальной реабилитации в интернате города Кременная. Там воспитываются дети, страдающие ДЦП, аутисты, милые солнечные дети с синдромом Дауна. Они совершенно не готовы к жизни вне интерната. Не знают, как работает холодильник, стиральная машина, как разогреть себе еду. Не умеют ничего. Мы помогаем оборудовать помещение, в котором можно будет и еду приготовить, и вещи постирать, и погладить. Детям нужно учиться все делать самим. Оказывается, есть страшная статистика: в первые три года после ухода из интерната большинство их либо гибнет, либо попадает в тюрьму. И все это случается по глупости, наивности, из-за неприспособленности к большому миру. А еще они часто становятся жертвами мошенников... Двух таких выпускниц мы поддерживаем. Они беременны... Откуда эти девчонки знают, откуда дети берутся, кто с ними об этом говорил, кто пытался защитить их от неожиданной «большой любви»?

А вторая моя идея – сделать в Рубежном с замечательным специалистом Аллочкой Ткачук летний лагерь для ВИЧ-инфицированных. Такой там был до войны. Туда смогут приехать мамы с больными детками, отдохнуть с ним, получить всю необходимую помощь. Особенный акцент хочу сделать на погибающих детках. Их нужно поддержать, уменьшить их страдания... Кстати, в этом городке уже три года работает военно-патриотический лагерь, с которым мы плотно работаем. Им заведует чудесный руководитель Виталий Доброжан. Он умудрился собрать самых сложных детей, тех, кто стоял на учете в милиции, кто отбился от рук, и воспитать из них патриотов страны, будущих ее защитников. Мы возим этих ребятишек по всей Украине, чтобы они видели, кто где как живет, как к ним относятся. А знаете, что меня поразило больше всего в ответах детей, которым мы помогаем? Многие из них на вопрос, кем ты хочешь быть, когда вырастешь, отвечают: «Волонтером».