Главная

20 лет одиночества

Мы трагически одиноки в этом мире. За два десятка лет наша страна так и не удосужилась обрасти влиятельными друзьями, подтверждающими нашу перспективность. Так и не сподобилась обзавестись достойными врагами, подчеркивающими нашу значимость. Украина никого вокруг так толком и не убедила в том, что она — действительно надежный союзник, взаправду интересный оппонент и впрямь опасный соперник. Вовне наше государство, похоже, воспринимают как некий геополитический суррогат. Недорогое, невкусное и неопасное блюдо. Вполне сносное с точки зрения соотношения цены и качества. В равной степени лишенное и витаминов, и канцерогенов.

Антинародные режимы здесь устанавливаются не силой штыков и коварством интриг, они с завидным постоянством внедряются посредством демократических процедур.

Упорство, с которым мы повторяем ошибки, заслуживает лучшего применения. Легкость, с которой мы порою отказываемся от завоеванного, поистине непостижима. Наши таланты отчего-то востребованы преимущественно на чужбине. Наша безвкусица претенциозна — как туфли из страусовой кожи.

Мы утомляем и раздражаем. Нам сочувствуют и уступают. Нами интересуются и пренебрегают. На нас машут рукой и строят расчеты. Нас жалеют и поучают. Нас не приемлют и не отторгают. Но мы не вызываем любви, не пробуждаем ненависти, не порождаем восхищения и не вселяем ужаса. Высокие страсти по отношению к себе мы выдумываем для повышения самооценки. У нашего народа богатый внутренний мир, но мир внешний об этом почти не догадывается. Каждый из нас давно устал удивляться тому, что его окружает. Но все вместе мы периодически неприятно удивляем окружающих.

Мы не все такие. Но «таких» среди нас достаточно, чтобы о стране (не заслуживающей столь тоскливой юдоли) в целом судили не слишком лестно.

Украина позволяет себе причудливую роскошь — заносить вероятных противников в список стратегических партнеров. Тем самым освобождая их от утомительной потребности постоянно играть мускулами. И они с заметным облегчением играют на наших слабостях, противоречиях, страхах, надеждах. На жадности одних, неуверенности других, разобщенности третьих. Играют на нашем поле по своим правилам. Подыгрывают и разыгрывают. Не страшась организованной контригры.

Использование техники интриг избавляет наших недоброжелателей от необходимости применять бронетехнику. Деньги перемещаются быстрее сверхзвуковых истребителей. Шантаж разит метче любого высокоточного оружия. Жизненное пространство отвоевывают у нас сколь незаметно, столь и неумолимо.

Украина не стала реальным субъектом большой политики. И почти перестала быть ее объектом. Нам все реже доверяют сложные роли. Буфер, труба, мост, пугало. Санитарный кордон, газовый вентиль, ручной тормоз. Потенциальный рынок земли, растущий рынок сбыта наркотиков. Необъятный рынок потребления дешевого шмотья из Китая, списанной вакцины из Индии, а также списанных (но все равно дорогих) «звезд» из России.

Кто мы для той части мира, которой ведомо о нашем существовании? Белое пятно, черная дыра, розовый пояс, серая зона, красная тряпка?

Сильные мира сего без труда и опаски позволяют себе договариваться о нашей судьбе за нас и без нас. Недавно обретенная официальная внеблоковость на этот процесс никоим образом не влияет. Узаконенная геополитическая самость — лишь фиксация нашего состояния. Мы — одиночки. И, возможно, мы такие одни.

Современные труды по изучению украинского характера пестрят определениями вроде «неспешность», «умеренность», «толерантность», «неамбициозность», «пассивность», «конформизм», «патернализм». Изоля­цио­низм и недоверчивость знатоки называют нашими национальными особенностями, рассматривая их как проявление базового инстинкта самосохранения. Как реакцию на многовековые беды, унижения, гонения, чистки, голодоморы и войны. Возможно, это стало дьявольской местью этносу, решившемуся на самое массовое, организованное и продолжительное сопротивление советскому режиму.

На заре независимости наша слабость обернулась силой. Союз жил грешно и умирал страшно. Об этом стоит помнить политическим склеротикам, ныне охотно эксплуатирующим советскую ностальгию. Об этом стоит знать тем, кто при советской власти не жил и знаком с ней исключительно по милым старорежимным кинолентам. Я гляжу на подростка, наряженного в футболку с надписью «СССР», и недоумеваю: откуда у парня советская грусть? Почти четверть века назад у сержанта (дослуживавшего в нашем подразделении после расформирования его части, выведенной из Афганистана) спросили, не жалеет ли он, что попал «за речку». Парень ответил без привычных пафоса или горечи: «А чего… Мир посмот­рел…» Его слова адресую тем юношам, кто ненавидит эту страну исключительно из-за нехватки денег на поездку в Турцию. В «той» стране билет на войну был одним из немногих способов «увидеть мир».

С 1988-го автоматные очереди вспарывали карту разлагавшейся страны. Алма-Ата и Ду­шан­бе, Степанакерт и Дубоссары, Баку и Тбилиси, Ош и Новый Узень, Ереван и Андижан, Виль­нюс и Рига вспыхивали на этой карте зловещими кровавыми точками. Понять происходящее бы­ло трудно, принять — невозможно. Все еще робеющая перестроечная пресса о происходящем вещала скудно и отрывисто, но пробелы стремительно заполнялись холодящими душу слухами. Война вламывалась в наш дом, пускай она и хозяйничала у соседей. Немно­гим позже мы будем взирать на телекартинки взрывающейся Москвы, перемолотого Грозного, окровавленного Беслана, изувеченного Цхинвали несколько отстраненнее. Как на глубокое горе, случившееся, по счастью, где-то далеко. Но тогда, два десятилетия назад, почти каждый мог отчетливо почувствовать спертое дыхание ненависти, расползавшейся по нашей общей коммунальной квартире. Опас­ность выглядела зримой, явственной. Жутко было представить родную улицу, «украшенную» обугленными скелетами сгоревших троллейбусов. Зловонными кострами, в которых догорали останки людей, с которыми ты вчера ходил на дискотеку или ссорился в очереди за колбасой. Жутко было представить соседа, пришедшего к тебе утром с топором вместо привычной вечерней бутылки пива.

Безусловно, для многих подобный страх не был явным, у подавляющего большинства он носил подсознательный характер. Но латентно этот страх наверняка присутствовал у всех, кому было за кого бояться и что терять. Пускай это нынче помнят не все, кому сегодня хотя бы за сорок. Пускай это поймут не все, кому нынче двадцать.

Каждый из нас тогда интуитивно (но при этом очень четко) осознавал, в какой стране он не хочет жить. В какой хочет, осмелюсь думать, не понимал почти никто. Просто самостоятельная государственность в 1991-м виделась самой простой и наиболее очевидной альтернативой надвигающимся ужасам. Благородным бегством из страны множащихся убийств и плодящихся убийц. Именно в этом, возможно, кроется причина такой массовой и повсеместной поддержки «державности», столь удивившей всех двадцать лет тому. В этом, а вовсе не в низменном желании каждый день есть дешевую колбасу и ни с кем ею не делиться. И отнюдь не в возвышенном патриотическом настрое, внезапно овладевшем массами.

Что, впрочем, нисколько не умаляет героизма бесстрашных одиночек, долго, последовательно и ожесточенно боровшихся с режимом за священное право нации на самоопределение. Или порывистой отваги студентов, высекших свои имена на гранитных скрижалях Майдана стылой осенью 90-го.

Но, боюсь, что осознанная тяга к полноценной самостоятельности, к государственной состоятельности, двадцать лет назад еще не квартировала в душах подавляющего большинства моих соплеменников. Что не помешало 90,32% участников всеукраинского референдума (или 28 804 071 человеку, если переходить на абсолютные цифры) поддержать Акт провозглашения независимости. Но это случилось тогда, когда колосс уже рухнул.

Мы лишь подождали немного. Генетический ужас перед новыми жертвами и очередными потерями придал нам редкостное хладнокровие. Возможно, мы — народ, не рожденный для штурма. Абсолютно точно, что мы — народ, всегда готовый к осаде. Украинцы не прячутся, они скрываются. Украинцы не сдаются, пока есть куда отступать. Когда отступать некуда, они отступают в себя. Говорю это безо всякой иронии, принимая сие за вынужденное достоинство, а не за непринужденный грех. В память о миллионах павших смертью храбрых нация обучилась жить жизнью осторожных.

Лет пять назад один фотограф, в 1990/91 много работавший «на улице», поделился любопытным наблюдением. По его словам, на лицах митингующих киевлян в те времена было куда меньше шалого восторга, в сравнении с москвичами, тбилисцами, вильнюсцами или ереванцами. Наши были более осторожны в своем воодушевлении. Мой собеседник затейливо назвал это вдумчивой эмоциональностью, сравнив увиденный настрой с искренней, и в то же время сдержанной веселостью жениха на свадьбе или призывника на проводах. Возможно, то была радость освобождения от естественного страха перед неизбежным.

Упрекать украинцев в том, что в августе 1991-го они не устраивали показательных боев за независимость, не возводили декоративных баррикад и не создавали потешных легионов, наверное, глупо. Так же, как упрекать братьев Кличко в излишней расчетливости после очередной убедительной победы.

В 1991-м мы выиграли свой бой потому, что смогли его избежать. Это в Белокаменной Ельцин гарцевал на танке, Ростропович дремал в «Белом доме» с автоматом в руках, а неприкаянные БМП путчистов бестолково сновали по московским проспектам. Это у них был путч. А у нас, кто забыл, была уборочная страда. Именно о ней в обращении к населению говорил Кравчук в то время, когда Янаев призывал к наведению порядка, а Ельцин — к защите демократии. У нас не было героев. И не было жертв. Ни тогда, ни потом. Если у нас была возможность избежать крови, мы этой возможностью пользовались. О чем бы ни шла речь — о Крыме, Тузле или Майдане (тьфу-тьфу, чтобы не сглазить)…

В пронзительном фильме «Ветер, что колышет вереск», повествующем о трагических событиях гражданской войны в Ирландии, есть драматический эпизод. Главному герою от имени руководства ИРА приказано расстрелять подозреваемого в предательстве подростка, которого он знал еще с младенчества, с которым делил кров и стол. Перед исполнением страшного приговора палач поневоле произносит: «Надеюсь, Ирландия, за которую мы сражаемся, стоит этого…»

Может быть, мы не знаем, чего для каждого из нас стоит Украина потому, что мы за нее не сражались? Неужели правы те, кто говорит, что только пролитая кровь должна была пробудить в нас зов крови? Ведь, осознавая, из какой страны мы бежим, мы так и не поняли, в какую страну стремимся. И у нас не оказалось ничего, способного объединить. Разорвать наше одиночество в многомиллионной толпе…

Мы скептически относимся к попыткам Европы отстоять общие ценности, словно забывая о том, что свои ценности мы еще не только не сформи­ровали, но даже не сформулировали.

Что нас единит? Конституция? Изувеченная, оскверненная, никем не исполняемая и всеми проклятая?

Язык, который позволительно игнорировать, коверкать, называть телячьим и отрицать сам факт его существования?

Герб, вот уже пятнадцать лет ожидающий законодательного утверждения?

Так и не написанная, но уже всех перессорившая история?

Церковь? Какая именно?

Может быть державное знамя? Которое заезжий клоун может безнаказанно назвать «трусами Ющенко»?

В 1969 году публичное надругательство сальвадорских футбольных болельщиков над государственным флагом Гондураса, по сути, спровоцировало знаменитую «футбольную вой­ну», в ходе которой стороны использовали авиацию, артиллерию и бронетехнику и которая была прекращена лишь при посредничестве ООН. Мирный договор два государства заключили лишь десять лет спустя. Говорите, не ту страну назвали Гондурасом?

Уже не припомню, кто из академических исследователей украинского патриотизма рассуждал об атрофии общенационального и гипертрофии личного даже у тех, кто искренно любит свою родину. О доминировании хутора над страной. Об эгоистическом патриотизме. Позволю себе еще раз напомнить читателю уже не раз цитировавшиеся пророческие слова Симона Петлюры: «Мы по очереди любим Отчизну, но еще никогда не любили ее вместе, не горели одним, могучим, общим чувством любви к ней. Каждый из нас часто для себя лишь хочет приобрести патент на патриотизм, но пока что никто из нас не имеет его отдельно, а имеем ли мы его все вместе?»

Мы слишком долго прятались в себе. Может быть, пришла пора из себя выйти? Хотя бы для того, чтобы наконец увидеть и услышать друг друга. И сообща ответить на давний вопрос Леонида Кучмы — что будем строить?

В нашей истории уже была серьезная заявка на единение. Объяснимая, но оттого не менее непостижимая. Но мы отчего-то устыдились своего порыва семилетней давности, столь непривычного для «конформистов» и «патерналистов». И только ли лукавые политики повинны в нашем разочаровании, только ли они, розничные торговцы нашими надеждами и оптовые покупатели наших голосов? А может быть, наш извечный страх потерять малое, но свое? Наше неверие в обретение великого и общего?

Мы потеряли слишком много времени. И нам еще есть, что спасать. И есть кого. Самих себя — от одиночества.

Информация о материале

Опубликовано: 22 августа 2011

Война "донецких"

 

Борьба за контроль на 300-тысячной Макеевкой сломает последний барьер иллюзии единства в Партии регионов. «Донецких» де-факто не существует уже больше полугода. Разве что «старая гвардия» Ринат Ахметов и Борис Колесников. Остальные считают, что выросли из коротких «донецких» штанишек…

Нет единых «донецких». Есть «енакиевские», «краматорские», «луганские». Были «макеевские», но после смерти Джарты представители его клана наперегонки бросились присягать влиятельным лидерам других групп. Вариантов не так уж много. «Старые донецкие» - Ринат Ахметов и Борис Колесников и новый игрок – Юрий Иванющенко. Простите за штамп – «енакиевская» группа.

Мэр Макеевки Александр Мальцев, по информации источника «ДВ» (слухам, другими словами), уже успел засвидетельствовать глубочайшее почтение губернатору Андрею Шишацкому и заверить последнего, что «всю жизнь уважал Бориса Викторовича и Рината Леонидовича и был бы счастлив быть в команде».

В успех этой миссии верит, наверное, еще меньше людей, чем голосовали за Мальцева на выборах. То есть он один. Принять присягу нового бойца Шишацкому помешает элементарное брезгливое отношение бизнесмена к профессиональному чиновнику. Губернатор это выходец из группы СКМ Рината Ахметова – элиты донецкого бизнеса. А Мальцев? Просто богатый чиновник с сомнительными источниками доходов. И популярность в родном городе у него такова, что с такими друзьями врагов не надо.

Официально, конечно, присягу примут, губернатор будет соблюдать внешние приличия, а Ахметов, возможно, даже пригласит разок на матч Шахтера. Но эти ритуальные жесты серьезных и потому небрезгливых людей вовсе не помешают Борису Колесникову в ближайшее время расставить на ключевые посты в Макеевке свои фигуры. БВ не страдает доверчивостью и сентиментальностью – присягнувшим чужакам не верит. Что, в данном случае особенно, характеризует его с хорошей стороны.

Мальцеву оставят свободу выбора – добровольно выполнять пожелания старших товарищей, либо принудительно. У мэра нет депутатской неприкосновенности, а уж, судя по доходам Мальцева, правоохранителям найдется где разгуляться. Так что не забалует. Возможно, ему дадут просидеть срок в собственном кресле, но на продолжение банкета рассчитывать не стоит. Будет капризничать – узнает смысл слова «срок» совсем в другом контексте. Не девяностые на дворе, но христианским всепрощением к врагам в Донбассе, как и прежде, не пахнет.

Понятно, что взятие Макеевки под контроль «донецкими» не будет «бескровным» (21 век – термин употребляется в переносном смысле). Группа Иванющенко, в последнее время плотно работающего в связке с сыном президента Александром Януковичем, имеет свои виды на один из крупнейших городов Донбасса. Гендиректор крупного предприятия «Макеевуголь» Станислав Толчин на Иванющенко буквально молится (именно последний, по слухам, обеспечил Толчину амнистию за заигрывания с БЮТ и присутствие в облсовете во фракции ПР).

Так что, при всем влиянии Колесникова, у «енакиевских» есть плацдарм для атаки и сильное желание получить «свой» город. Местные партийцы (и не только регионалы) уже спешат с присягой в оба лагеря (самые хитрые – в оба сразу). Так что процесс получения контроля над Макеевкой сулит немало интриг и столкновений. Можно ли считать это войной? Пожалуй, нет. Все-таки провинция. Разве что – началом таковой. Личное мнение автора – Колесников и Ахметов куда предпочтительнее «енакиевских» и Семьи президента. За первыми – крупный бизнес СКМ, КОНТИ, серьезная благотворительная деятельность и желание стать равными среди равных в европейском бизнесе. За последними – темное прошлое, иски к СМИ и узник Лавров. Но личные пристрастия – личные и есть.

Эманации войны в Макеевке моментально вызвали оживление в узких кругах донецких политиков. Молодая команда в горсовете, видимую часть которой составляют секретарь горсовета Николай Левченко, глава всех коммунальщиковКонстантин Савинов и руководитель ГАСКа Олег Курчин при всей показной лояльности к мэру и менее афшируемой (зато куда более сильной) к Колесникову с большим интересом ждут «событий». У этой группы хватает человеческих и финансовых ресурсов, а уж амбиций и планов – в избытке. Ключевым моментом в стае является не физическое взросление волчат, а время, когда они начинают считать себя взрослыми и самостоятельными. У львов в прайде - то же самое. И у политиков.

В самом деле, верить в то, что все закончится переделом Макеевки – наивно. Попытки передела сфер влияния начнутся и в других регионах Донбасса. И если Мариуполь и окрестные села спокойно перешли в зону влияния Рината Ахметова в качестве приложения к меткомбинату Ильича и агрофирме, а в Донецке давно предпочитают решать вопросы в кабинетах на переговорах, то север региона – разброд и шатания. Укрепрайон экс-губернатора Анатолия Близнюка остался без повелителя, а сами по себе Нелли Штеп и Геннадий Костюков не имеют особого веса в большой политике, зато нажили немало врагов. Влиятельных врагов.

На старых боевых коней звук боевой трубы действует магически. На акул не менее сильно влияет даже несколько капель крови в море. Борьба в Донбассе спровоцирует стычки в других регионах. Недовольных вчерашней дележкой всегда больше, чем довольных. В той же Одессе мэр Костусев здорово надоел губернатору своими играми с Марковым, его явно хотят убрать руками родного сына. А тут еще битва за Крым. Кто займет место Джарты на полуострове? И если Могилев – кто возглавит МВД? Естественно, Киев просто не сможет дистанцироваться от этой борьбы.

Традиционный боевой устав когда-то единых «донецких» укладывался в простую формулу. За год до выборов грызня прекращается, и начинается командная работа по борьбе с общим врагом. После выборов – снова каждый против всех. Сегодня у Партии регионов нет общего врага. Дискредитировавший себя «на службе» Тигипко покорно вольется в ряды, Литвин будет рад последовать за ним, Балога – как только убедится, что тут все всерьез и надолго, Яценюк недостаточно силен, чтобы воспринимать его в качестве серьезной угрозы. Тимошенко в тюрьме застряла плотно – ее поддерживают рядовые сторонники, но многие депутаты уже осознают, что ЮВТ в тюрьме достаточно удобный и эффективный работодатель. И готовы «продлевать». Предателей в БЮТе оказалось катастрофически много. Похоже, что именно поэтому Тимошенко таки посадят.

С кем бороться влиятельным группам регионалов в таких условиях? Только между собой. Вот уже Клюев дал по рукам Фирташу и Бойко. Азаров надоел хуже горькой редьки и капусты, потому что его советское восприятие экономики поперек горла всем, кто хочет развивать бизнес. И все группы облизываются на премьерское кресло, которое вот-вот опустеет. Комбинаций, возможных союзов и направлений внезапных ударов столько, что интеллект пасует. Остается доверять интуиции и тем, кто политическую конъюнктуру чует лучше других. И тут как раз в Донецке – глобальный коммунистический шабаш со всего СНГ. Коммунисты чуют большую войну и большие деньги. Вот и мобилизуют все резервы. Следите за Симоненко. Верьте бактериям. Они не ошибаются…

 

Информация о материале

Опубликовано: 22 августа 2011

Телефон или жизнь

Молодой человек застрял в дренажном люке, пытаясь выловить оттуда свой мобильный телефон.
21-летний житель города Серс, штат Калифорния, Джаред Медейрос (Jared Medeiros) шёл в гости к приятелю. С его слов, по дороге он был остановлен группой парней, которые сильно его избили, отобрали мобильник и зашвырнули этот злосчастный аппарат в ливневую канализацию.

Джаред решил, что надо достать телефон и вызвать полицию. Молодой человек снял решетку с люка и полез головой в отверстие… И тут же застрял в ливневке, заполненной грязной водой и еще чёрт знает чем. В таком положении он в буквальном смысле слова “проторчал” 40 минут, громко крича и отчаянно и размахивая ногами. Джареда обнаружили местные жители и вызвали спасателей, которые вытащили страдальца на свет божий.
Джаред Медейрос рассказал, что шел к приятелю в гости, когда заметил четверых ребят, которые направлялись ему на встречу.
“Я прошел мимо, а затем один из них ударил меня сзади”, говорит пострадавший.
“Я начал драться с одним из парней, а потом они все вместе стали меня избивать. Повалили на землю и били ногами. Моя голова была разбита, и я истекал кровью…”.
“Я почувствовал кровь на лице, меня начало трясти и я полез за телефоном”.
Мо мнению спасателей, осмотревших мистера Медейроса после извлечения из люка, он находился в состоянии легкого опьянения. А так же получил незначительные ссадины и ушибы.
Фотографии спасательной операции были обнародованы полицией города Серс. Сам Джаред почти в бешенстве от этого: “Не надо было публиковать эти снимки. Зачем кому-то сидеть и разглядывать фотки, где я, как м**ак, торчу из канализации”.

Информация о материале

Опубликовано: 20 августа 2011

Не виноватый он!

Федорыч – компанейский дед,

Певец, танцор - достоинств масса,

Не самый злющий президент –

Добрей, чем в Африке Бокасса.

 

А вы – гурьбой на старика

Набросились – и ну кусаться,

Намяли бедному бока,

Что, смалились, не стыдно, братцы?

 

Инфляцию, Печерский суд,

Крым, демократии кончину,

Газ, прессу, Юлькину косу -

Всё на бедняжку, дурачины.

 

Давно дедуля не в курсах,

Что в собственной стране творится –

Склероз, маразм - ну просто страх –

Фамилии не помнит, лица. 

 

Дошло, простите, до того –

С расстёгнутой ширинкой ходит,

Не хайте бедного его -

Им банда злая хороводит.

 

То Ганька, подлая змея,

С Россией зраду замутила,

То Димка, грязная свинья,

К Гаранту подобрался с тыла.

 

Державу разрушают в прах,

За рупь на вынос предлагают,

Присягу позабыв и страх,

Генпрокурор им помогает.

 

Азарыч, вороватый гад,

Спёр «Телеком» и пару банков,

И злобных мусоров отряд -

Луценко сцапал спозаранку.

 

А божий одуванчик дед,

Махатма в возрасте преклонном -

Гол, бос и рубище одет –

Российской церкви бьёт поклоны.

 

Он честен, светел, иногда

Лишь шапку стырит, мимоходом,

Побойтесь Бога, господа –

Покайтесь пред честным народом!

Информация о материале

Опубликовано: 20 августа 2011