Выбравшись на очередную в этом осеннем сезоне охоту, Ваня мельком отметил, что мировой экономический кризис, что не преминул задеть и родной город (какие-то из предприятий прямым нокаутирующим ударом, какие-то — от двух бортов и в лузу), сказался и на фауне окружающих его полей, лесов и заболоченных прудов. Причём на удивление благотворно. Сильно подорожавшие патроны и охотничье снаряжение отбили желание выбраться и пострелять по бутылкам и всему, что движется, летает либо шуршит в кустах, у случайных охотников. Остались лишь те, кто этим занятием серьёзно болен. А они-то в большинстве своём, выбираясь на пленэр, особо не беспредельничают.
Во всяком случае, размышлял Ваня, устраиваясь поудобнее среди островка камышей, птицы, кабанов и косуль стало заметно больше. А в соседней Ульяновской области стали всё чаще встречаться тетерева: они любят молодой соснячок, а его теперь выросло немало — на месте бывших полей на опушках леса.… В нагрудном кармане камуфляжа зазвонил телефон, и Ваня, сетуя на то, что вовремя не отключил звук, потянулся за трубкой.
Звонил Толян, один из недавно обретённых на подводной охоте знакомых, по совместительству — браконьер. Собственно, браконьером он себя не считал — мол, что такое тридцать-пятьдесят метров сетки в протоке? Так, баловство одно. Да и весенний лов во время икромёта тоже ничего страшного, противозаконного или, не дай бог, уголовно наказуемого, по сути дела, не представляет, если не попадаться инспекторам. Рыбу они берегут, ха! Да они её сами же всю и губят, когда начинают по весне воду на плотинах сбрасывать! Вся икра потом на камышовых стеблях вялится и воняет страшно! И кто тут, спрашивается, главный браконьер?
Ваня в дебаты не лез, хотя к сетям уже успел выработать стойкое отвращение — особенно после того, как пару-тройку раз чуть не утонул на своей подводной охоте, в них основательно запутавшись. Заодно понял, что острый нож в наголенных ножнах — не прихоть и не рисовка. Недовольно (звонок всполошил и заставил выполнить противозенитный манёвр налетевшую было стайку чирков) покачав головой, он решил всё же ответить на звонок: Толян обычно по пустякам не беспокоил.
- Я их выследил! - драматическим шёпотом доложился Толян. - Приезжай, я тебе сейчас координаты скину!
- Кого выследил? - не понял Ваня.
- Тех, кто мои сети похерил, помнишь, я тебе рассказывал?
Ваня вспомнил: такой эмоциональный, сопровождающийся отчаянной жестикуляцией и крайне насыщенный производными от четырёх-пяти базовых слов синтаксическими конструкциями монолог было сложно забыть при всём желании. Особенно будоражили излагаемые способы противоестественного...хм... уестествления, которые Толян собирался применить к виновникам: на их фоне блекли и выцветали все пятьдесят оттенков серого, а самые прожжёные бордель-маман, услышь они такие обещания, просто обязаны были ахнуть, залиться густой пунцовой краской, хором схватиться за левые половины своих бюстов и срочно попрятать свою наёмную рабсилу — от греха подальше.
По сути же произошло вот что. Расставив новенькие (после умелых китайских рук ни одна муха не сидела, ни один карась не... в общем, только-только из упаковки) сети, Толян решил отлучиться до следующего утра по неотложным делам: жена настрого наказала наведаться на тёщин (судя по употреблённому эпитету, весьма опасный для слабо подкованных в сексуальном плане персон) огород, чтобы выкопать похороненную там по весне (судя по другому употреблённому эпитету, похоронена она была после страшной оргии) картошку. Всю глубину Толиного обсценного возмущения этими аврально-сексуальными сельхозработами несколько смягчало то обстоятельство, что в конце последней борозды тёща пообещала поставить бутылку с... нет, неопределённый артикль в данной ситуации отражал не столько её наполнение, сколько общее отношения гордого мужчины к таким подачкам.
Наутро, привычно отметив для себя, что добрым оно не бывает, Толя добрался до протоки, в которой накануне заботливо расставил новенькие сети — и ощутил на себе всю силу фаллопетального морфогенеза. Нет, сети не исчезли. Просто из воды они переместились на берег, украсив своими фрагментами утренний туманный пейзаж. Весь берег протоки был основательно исхожен, и обрывки сетей были частью втоптаны в грязь, частью намотаны на растущие тут и там деревца. На Толин вопрос, что же за представитель редкой для этой местности сексуальной ориентации тут побывал, эхо с готовностью подсказало — мол, ас, ас, ас... Не будучи особо толерантным даже повседневных ситуациях, Толя вслух пообещал анонимному борцу с браконьерством такое, что просыпающаяся с обычным для этого часа гомоном природа на несколько минут замерла в оцепенении. Притихли утки в соседней заводи; зайцы из соседней лесопосадки, подметая осеннюю листву скоропостижно увядшими ушами, двинулись на поиски более спокойных мест; дятлы прервали утреннюю дробь и дружно скосили глаза к своим клювам: неровён час вырастет на лбу то, Толик пообещал у них поотрывать...
Всю неделю Толя провёл в поисках вредителя. И, судя по звонку, нашёл. Отыскать место, координаты которого он скинул Ване, оказалось несложно. Опять же, одинокий силуэт, сиротливо притулившийся на крыше «Приоры», был заметен издалека и отметал всякие сомнения в правильности выбранного азимута.
- Мочи их! Мочи! - заорал, размахивая руками, Толян, завидев вынырнувший из-за зарослей ивняка Ванин джип.
- Кого? - спросил Ваня, подъехав вплотную.
- Сейчас объясню, только окно открой, я к тебе переберусь, - попросил, боязливо озираясь по сторонам, Толя.
В ходе сбора короткого анамнеза выяснилось, что Толян решил применить в своих поисках проверенный рыбацкий приём — ловлю на живца. Прикупив ещё одну сеть (правда, поменьше и подешевле), он поставил её в том же самом месте и, замаскировав свою машину ветками нарубленной тут же, на берегу, ракиты, сел в засаде. Заботливо заряженный «Макарыч», который ещё в девяностые обеспечивал Толяну необходимую весомость в ведении переговоров с залётными браконьерами, приятно оттягивал внутренний карман.
Когда в рассветных сумерках вслед за лёгким похрустыванием сухого прошлогоднего камыша в прибрежных зарослях послышалась возня, Толя ринулся на разборки. И очутился нос к рылу с некрупным подсвинком, основательно укутанным в его, Толикову сеть. Помянув продукт внебрачного союза воблы со стерлядью, Толя выхватил свой травматический пистолет и пару раз пальнул по наглой свинской роже — просто не было сил сдержать досаду. Подсвинок с визгом скрылся в камыше, откуда ему на подмогу выскочила мать семейства.
Не знаю, какие из теорий телепортации сейчас в ходу среди продвинутой учёной общественности, но перемещение Толика от границы камышей на крышу родной «Приоры» заняло ровно столько, сколько у среднестатистического русского мужика уходит на произнесение пресловутого неопределённого артикля. Оказавшись на относительно безопасной высоте, он расстрелял остаток обоймы в кабаниху, но резиновые шарики её лишь раззадорили. Свинья бросилась в атаку на автомобиль. Пара особенно мощных ударов чуть не уронила Толика с крыши. Кабаниха, делая круг за кругом, с остервенением таранила машину, и Толику пришлось вызывать подкрепление. А поскольку из всех знакомых только Ваня был охотником, выбор ожидаемо пал на него.
- Она уже ушла, - обнадёжил Ваня Толика, разглядывая сильно пострадавшую «Приору».
- Так давай догоним и прикончим! - затребовал Толик, прикинув сумму, в которую должен был влететь ему ремонт покорёженного кузова и замена обоих бамперов.
- Ты в курсе, какой за неё штраф может выставить охотнадзор? - спросил Ваня.
Толик спросил. Ваня ответил. Толик надолго задумался.
- А сколько стоит лицензия? - поинтересовался он, наконец, у Вани.
- Тысяч пятнадцать, - ответил тот. - Или двадцать. Всяко раз в пять меньше, чем штраф.
- Решено, - сжал кулаки Толик. - Покупаю ружьё и лицензию.
- Зачем? - удивился Ваня. - Тебе ещё ремонт вкладываться!
- Дело принципа, - пояснил Толик. - Я таких выкрутасов в девяностые бандитам не спускал, а тут — какая-то свинья!
- И как ты её потом найдёшь? - усмехнулся Ваня.
- Я её рыло на всю жизнь запомнил! - отрезал Толик. - Уж не спутаю!
