В «застойные семидесятые», если человек накосячил на реальный срок, оптимальный вариант для него был один - идти работать в милицию. В этом случае все его грехи против УК УССР ложились в сейф под большой замок, чтоб никто не имел возможности разглядывать тёмные пятна на кристально чистом мундире сотрудника милиции.
Поэтому, когда Кела Демидов в очередной раз находился в кабинете у своего участкового инспектора, имея в одном кармане - нож, а в другом - наркотики, он понял, что на предложение участкового идти не в тюрьму, а в школу милиции надо уже соглашаться. По окончании Школы милиции Кела получил: лычки сержанта, ментовскую форму,одесскую прописку (!) в ментовской общаге, 120 рублей в месяц и, главное, возможность безнаказанно бить пьяных прохожих и отбирать у них деньги, за что и заработал на районе мерзкое и пожизненное прозвище «Гицель».
Кела быстро сообразил , что этот гешефт можно модернизировать. Он выучил, на каком предприятии города пролетарии идут выпить «пятого и двадцатого», а на каком «пятнадцатого и двадцать пятого». В те годы выпить пойти было особо то и некуда. В дни аванса и получки работяги шли тяпнуть на троих в считанные места, где их и подлавливал на ментовском «бобике» Кела с двумя коллегами и отбирал деньги за то, что не вёз в райотдел составить протокол: «за распитие спиртных напитков в общественном месте и нахождение в общественном месте в нетрезвом состоянии». Не трогал Гицель с подельниками – коллегами только работников Январки, потому, что те «пятого и двадцатого» шли бухать на территорию Спецкомбината № 2, а туда мусора старались свои сурла не совать, потому что там было где их не только набуцкать, но и похоронить.
Короче, имела эта тройка «смельчаков» неплохую прибавку к зарплате. А поскольку Кела честно делился с вышестоящим начальством, вышестоящее начальство закрывало на это глаза. Но! До-поры до-времени...
Кела, как и любое другое быдловатое существо, которому, вдобавок не повезло родиться в Одессе, быстро зажрался и забыл, что жизнь – полосатая, как тельняшка. И даже если осталась только одна тёмная полоса, она ОСТАЛАСЬ, и она угрожает стабильному фарту даже тогда, когда кажется, что все схвачено.
Погубила Келу оторванность от народных масс и принципиальное нежелание знать хоть что-то за контингент, который он с сотоварищи привык безнаказанно доить. Тем более, что он начал наглеть за пределами своего района. Кела работал в Центральном РОВД, а наглел уже и в Ильичевском, и в Приморском и в Суворовском... И ничего, естественно, не знал и не хотел знать о тех, кого бил, отвозил в райотдел и принуждал к «штрафу».
И вот, как-то раз, занёс его злой рок на территорию Малиновского района, и не куда-нибудь, а на Ближние Мельницы. Этот мусорило, чувствуя свою безнаказанность, едет на своём ментовском «бобике» с подельниками по улице Советской, в поисках «спонсора» и на углу Советская – Ефимова, возле дверей парикмахерской дяди Бори, видит спящего на земле в луже мочи Котю Диаманди. Коте уже натекло под морду, поэтому он издавал храп на вдохе и бульканье на выдохе. Наивный Кела подумал, что это работяга с Январки не может дойти домой, поэтому нужно ему помочь доехать до РОВД и на свою голову, отдал приказ коллегам загрузить Котю в машину. В процессе погрузки, Котя на какое-то время очнулся и выдавил из себя только одну фразу: «Мент, лучше положи меня туда, где взял. Иначе - пожалеешь...». Кела в ответ с удовольствием заехал Коте в нос и тот уснул потому что, как любил шутить Котя: «Я головой трамвай останавливаю, и – ничего!».
А дело в том, что к этому времени у Коти уже накопилось восемь судимостей. Первая - «позорная» - за мохнатый сейф, остальные - за труболетство, за тунеядство, за нарушение паспортного режима... Последняя, правда, стандартная для обитателей его микрорайона, (206 ст. УК УССР), но об этом чуть позже.
Его даже в дурдом «ложили» на обследование, справедливо полагая, что нормальный человек не может так часто сидеть. Так «изверги в белых халатах» не успели поставить поциенту Коте окончательный диагноз, потому что через месяц вынуждены были выгнать его с дурдома «за нарушение больничного режима»! Местные санитары, привыкшие безнаказанно творить любой беспредел с больными, взмолились своему главврачу: «Уберите с больницы этого козла или увольняется весь младший медперсонал!». Пришлось выгнать недообследованного Котю.
Надо заметить, что у Коти была одна страсть в жизни: он очень любил секс с ватманшами. Почему именно с представительницами этой профессии - тайну сию он унес с собой в небытие, когда сильно зажмурился от стакана «тройного» одеколона.
А знакомился он с ними оригинальным образом. Выходил из родного Хвойного переулка на ул. Парашютную (она же Лагерная, она же Бреуса), сворачивал направо мимо кладбища в сторону тюрьмы и выходил как раз на перекрёсток, где трамваи ходили один за другим : № 2, №3, № 13, № 26, № 29. И этот придурок выходил на рельсы, но так, чтобы трамваем получить по башке и театрально упасть на рельсы в позе «а-ля цыплёнок табака». Он лежал и тихо ждал, когда напуганная ватманша выбежит из трамвая, встанет перед ним на колени и прильнет ухом к его груди, чтобы прислушаться, стучит ли у него ещё сердце. Тогда Котя заключал её в свои объятья и нежно предлагал познакомиться поближе. За это он обычно получал в тыкву от ватманши и добавку ногами от пассажиров. Хотя, несколько раз у Коти получалось познакомиться, заночевать, обокрасть и смыться, но в этот день все пошло по непредсказуемому сценарию.
В трамвае, который затормозил об Котину башку, ехали на Пироговскую проходить перед соревнованиями спортивную медкомиссию, какие-то молодые люди из какой-то сборной. Их было пол-трамвая, они были ультраспортивного телосложения, в спортивных костюмах с надписями «СССР» на майках. Вообщем, профессиональные кайфоломщики, наломавшие Коте все его сексуальные намерения. Эти ребята выскочили из трамвая раньше ватманши, остановили проезжавшую мимо машину «скорой помощи» и загрузили туда «пострадавшего» в ДТП Котю.
У Коти хватило соображаловки не сопротивляться и не знакомиться с ватманшей, потому что он понимал - если заподозрят симуляцию, бить будут сильнее и дольше, чем обычно. Уж больно ребята спортивные. Он покорно дал себя отвезти, аж на Пастера в инфекционную больницу, забитую до отказа желтушными и дизентерийными. Взамен тряпья, которое его заставили сдать в гардероб, Коте выдали полосатую пижаму и тапочки. Он быстро прикинул, что больничная одежда выглядит намного целее, чище и лучше, чем тот мотлох, который до этого был на нём, выскочил в окно и быстро пошёл ко-двору. На Преображенской (она же ул. Советской Армии, она же ул. Троцкого), он случайно встретил свою маму, идущую с работы домой. Посмотрев на Котю она все сразу поняла и дала сынулечке сумкой по башке со словами: «От, пидарас! А я думаю, чего трамваи не ходят и я с работы пешком иду? А это мой дебил опять с ватманшами знакомится!»
После такого нервного потрясения, Котя, естественно, захотел выпить. А где взять денег? В магазин на Скворцова он больше не пойдёт, т.к. хорошо помнит, за что сел в последний раз. Лет пять назад он, честно отстоял в очереди в этом магазине, после чего выложил из широких штанин на прилавок, где продавщица режет хлеб и колбасу, своё мужское достоинство и произнёс ультиматум: «Или дай бутылку шмурдяка за 92 копейки в долг, или я не уберу свой хобот с прилавка!». Но Котя так жадно смотрел на полку с бутылками, что не заметил, как сразу за ним занял очередь его родной участковый, которому Котя с его выходками, уже давно был поперёк горла. Участковый взял за ухо Котю, отвел в РОВД, взял заявление от продавщицы, снял показания со свидетелей... И устроился Котя по 206 статье УК на 5 лет за «злостное хулиганство». Зато вся зона ухохатавалась, когда Котя им говорил: «Кого из вас ни спроси, за что сидишь - все говорят «ни за х...й», а вот я - за х...й! «.
Он так и зашёл в аптеку в больничной пижаме, сказав, что лежит в больнице здесь рядом, на ул. Шота Руставели, что врач ему выписал настойку пустырника или боярышника, но денег у него нет, т.к. остались в брюках, которые закрыты в гардеробе. Сердобольная провизорша дала Коте несколько бутылочек этой гадости по 7 копеек за штучку, которые Котя употребил усевшись на стул возле входа в парикмахерскую дяди Бори, напротив от этой самой аптеки. Через какое-то время он уснул, упал со стула и обмочился. И тут ему сказали: «Добрый вечер» Кела Гицель с подельниками, которые не прислушиваясь к предупреждению Коти, привезли его аж на Вегера в Центральный РОВД , который возле Староконного, где раньше было ОблГАИ. Эти дурноголовые мусора заводят его внутрь, поддерживая его под локоточки, как Генерального Секретаря, чтоб не сбежал. Не догоняют, что Котя и не собирается убегать! У него в планах их наказать, а не сбежать! Поэтому, когда Котя увидел в конце коридора женщину, делавшую ремонт в здании, державшую в одной руке - ведро с краской, в другой - ведро с кисточками , а на голове - шапку из газеты, он вырвался из цепких лап «правосудия» и устремился к этой даме.
Кела догонял своими недоразвитыми ментовскими извилинам, что Котя никуда не сбежит, потому что на всех окнах крепкие железные решётки, а вот за попытку побега его сейчас Кела с коллегами оставят без почек... Но, пока эта фантазия блуждали по тёмным синопсам Гицеля, Котя успел вырвать у малярши из рук ведро с краской, вылить всю краску себе на голову и побежал обратно, прямо на Гицеля, который, вместе с коллегами, инстинктивно прижался к стене коридора по стойке «смирно!», чтоб Котя мог беспрепятственно пробежать мимо них, не запачкав никого краской.
Но они опять, всем своим поведением проявили свою врожденную тупость, не сообразив, что Котя бежит не к ним. Он пронёсся мимо, влетев в стекло дежурного и разбив его головой вдребезги! А что ему какое-то ментовское стекло, если его голова без каски удар трамвая держит!
И вот, Котя в больничной пижаме и тапочках, бухой, весь в краске, в крови и в налипших осколках стекла, выбегает из райотдела, садится на ступеньки, плачет навзрыд и орет на всю улицу:
- Люди добрые! Посмотрите, я вышел из больницы за сигаретами и вот что со мной в милиции сделали!
А в это время, по улице Вегера, идут с работы жители Молдаванки и постепенно, возле райотдела собралась толпа, человек сто, (почти все - ранее судимые)! Кто-то принёс растворитель отмыть краску, кто-то чистые шмотки, кто-то бутылку водки и пирожки. Вся толпа на взводе! А Котя подливает масла в огонь, орет :
- Доколе будем терпеть ментовский произвол! Гнать таких из органов и из партии!
Менты чувствуют, что пахнет жареным и просят Котю зайти в помещение для переговоров. Лично начальник РОВД говорит :
- Пройдемте со мной, я вам кое что покажу.
Котя прошёл и увидел, что те придурки, которые его сюда привезли, не опускаются на землю с сапог своих коллег уже минут двадцать. Причём Келу Гицеля не просто бьют, а заставляют смотреть на Котю и накрепко запомнить, что этого товарища в следующий раз надо объезжать десятой дорогой! Глядя на это, Котя процедил:
- Ладно, суки, на первый раз прощаю, но если меня ещё раз кто-то из вас разбудит ради путешествия в райотдел - сегодняшния события вам покажутся сказкой со счастливым концом.
И свалил бухать с новыми друзьями с Молдаванки, которые считали за удовольствие напоить и накормить того, из- за кого мусора между собой передрались.
А Кела Гицель вынужден был свалить с мусоровки «по-собственному желанию» и жить тише воды и ниже травы, т.к. справедливо полагал, что если с его стороны будет какой-нибудь прокол, живым ему из СИЗО выйти шансов - ноль. Не любят там бывших ментов , особенно с повадками гицелей, справедливо считая, что на планете Земля не бывает бывших ментов и бывших педерастов.
Вот такая история.
