"Ну, докладывай, чего там"- недовольно буркнул прокурор, поправляя китель с полковничьими погонами. Молодой следователь стал излагать события. История оказалась немудрящей.
Ночью в милицию позвонили из дальней деревеньки с тревожной вестью. Пьяный рыбак Васильич пытался зверски изнасиловать колхозницу Михайловну прямо в её доме, ворвавшись туда среди ночи. Следак и опер добирались до места происшествия около четырех часов по заснеженной дороге, на раздолбанном УАЗике со сломанной печкой.
Тертый опер Ваня по кличке Казак кутался в овечий тулуп и посмеивался, глядя на тонкие осенние ботиночки мерзнущего следователя. По приезду, оставив того греться в покосившемся домишке пострадавшей, Казак сразу убежал в тёмную ночь, разыскивать насильника и мерзавца.
Михайловна с порога зачастила скороговорку о негодяе-рыболове, который ни с того ни с сего ворвался и ну давай её катать-винтеть по хате. Юбку порвал, продукты на пол побросал со стола, в общем, насильничал. Обмороженные за 4 часа мозги с трудом приходили в порядок и следак долго писал объяснение с Михайловны, пытаясь понять, почему именно её взялся насильничать начавший разменивать шестой десяток мужичонка.
Ничего путного из объяснения не вытанцовывалось. Васильича она знала, рыбку порой покупала. А тут вечером как бес в него вселился. В дом ворвался, дверь выбил, стал юбку ей задирать, с себя портки снимал, даже пуговицу от ширинки оторвал. Да вырвалась насилу жертва деревенского маньяка, вышмыгнула за порог и к соседям огородами побежала, милицию вызывать. Дом деревенский, старенький, о трех комнатенках. Прихожая, зал с кухней в углу, да спаленка.
Дом пришлось осматривать. Следователь долго и сонно изымал оторванную пуговицу от одежки Васильича, найденную на полу, разорванную юбку, описывал вырванную петлю дверной защелки. Даже образцы каких-то сальных пятен с пола взял, мало ли? Под утро Казак притащил пьяненького Василича. Тот бился-ругался и насылал страшные проклятья как на Михайловну, так и на опера, окунувшего его для протрезвления в ближайший сугроб.
Вот таким веселым составом и поехали обратном в прокуратуру, собрав все пакетики с изъятым барахлом. Михайловне объяснили, что дело о покушении на изнасилование можно возбудить только по письменному заявлению потерпевшей, которое она будет ваять в прокуратуре.
По пути Василич протрезвел и под запись поведал про своё немыслимое злодеяние. По его версии выходило, что Михайловна долго брала у него рыбу в долг, а вот платить никак не хотела. И в тот вечер пришел он в дом к должнице, дернул дверь, да крючок спьяну сломал. Разоралась хозяйка и путем нехитрого подсчета убытков от вырванного крючка пришла к логическому умозаключению, что это ей вообще оказался должен рыболов-вредитель. Вот и поругались, вот и подрались. А насиловать он никого не хотел. Ну да какая ему вера, насильнику-то?
В общем, молодой следователь в глубоких раздумьях и направился поутру докладывать о ночном происшествии прокурору, спрашивать отеческого совета - возбуждать дело аль нет, ну а как Чикатило сельского разлива уйдет из-под карающего меча правосудия? Прокурор повертел материал, почитал объяснения и нахмурив брови, приказал привести Васильича к нему.
Полковничьи погоны прокурора оказали почти магическое воздействие на неискушенного общением с нашей правоохранительной системой горе-насильника. Он застыл по стойке смирно и быстро-быстро стал рассказывать про негодницу-должницу и возню в стиле Балаганова-Паниковского а-ля "а ты меня уважаешь", в горенке Михайловны.
"Так изнасиловать зачем пытался?" - густым басом рявкнул оплот законности на доставленного.
"Тык... дык... ок... ёпп... мык... това-а-а-а-а-рищ прокурор, у меня уж лет десять не стоит по мужской линии, негожий я производитель, какой с меня насильник-то?" - ошарашенно залепетал тот, поправляя старенькую фуфайку и теребя в руках ушанку - "а денег нету даже на бутылку, не то что лечиться...!"
Прокурор повел бровью на следователя - "Ясно, зови заявительницу, а его в коридор обождать выведи." Михайловна в официальном кабинете большого районного начальства смотрелась весьма непрезентабельно. Пять десятков лет трепала её рабоче-крестьянская жизнь, красотой сызмальства не блистала, да и каторжный труд на ферме миловидности никак не прибавляет. Поэтому её можно было смело называть бабушкой.
"Ну и как он Вас, голубушка, снасильничать-то пытался, ежели как мужчина уже десяток лет не может никак?" - опять дрогнули стекла от начальственного баса.
"Не знаю, зачем не говорил, но крючок дверной сломал, юбку рвал, на пол валял" - затараторила жертва маньяка - "мож и просто попробовать хотел, кто его, чертяку, знает, он мне своих умыслов не говорил, одежку трепал да дрался..."
Следак по знаку прокурора выпроводил Михайловну, велел дожидаться в коридоре и зайдя в кабинет к прокурору, наткнулся на его смеющиеся глаза.
- Что, молодой, плохо тебя юриспруденции обучали в твоих академиях? Покушение, говоришь...
- Ну, похоже очень, Пал Евгеньич;
- Да ты смотрел-то на них? - прокурор не выдержал и захохотал - это же классический пример из учебника! Покушение негодными, так сказать, средствами, на негодный, так сказать, объект ! Иди отказной лепи! Да юбку негодному объекту отдай, пускай заштопывает!
Плакала от смеха даже секретарша в приемной.
