Суббота, семь часов утра. В квартире у девушки раздается звонок в дверь.
Сонная хозяйка, завернувшись в простыню шлепает на выход, приоткрывает дверь и рассматривает через цепочку гостя.
Это мужичок метр-пятьдесят, небритый, пьяный в дугу и с квардатной сумкой через плечо.
- Слесаря вызыв-вали?
- Нет… - отвечает ошалевшая хозяйка.
Мужичок внимательно осматривает ее фигурку с головы до пят.
- Жаль… - резюмирует мужичок. - А то бы я вам сейчас наслесарил…
1. Mniejsze zło.
«— Зло — это зло, Стрегобор, — серьёзно сказал ведьмак, вставая. — Меньшее, бо́льшее, среднее — всё едино, пропорции условны, а границы размыты. Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни. Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще.»
Я мало что понимаю в железной дороге, кроме «тыдым-тыдым» и как правильно курить в тамбуре. Поэтому на встречу с Войцехом Балчуном шел не задавать вопросы министру. Конечно, теоретически я тоже могу пару вопросов задать, по ширине колеи и сырости наволочек, а также — куда девались керамзитовые окатышы с железнодорожных насыпей и откуда взялись человеконенавистнические грузовые платформы без переходов? Однако, меня больше занимает практический аспект деятельности легионеров на ключевых позициях в нашей Нене.
С Балчуном прикольно разговаривать, это человек абсолютно гармоничен внутри себя — стиляга, музыкант, министр, оптимистр, отзвук яппи и селф-мейд-мена и вообще полный фарш хорошего, собранного легионера-технократа. Так что первые тридцать минут разговора, там где у нас все сдержанно-хорошо я, пожалуй, перемотаю, чтобы не расплакаться от счастья и нежности.
Ну а дальше то, что мы знали и так. Чудовищное количество аффилированных с железкой контор, подработок и отхожих промыслов. Даже не просто семейное, уже наследственное, все эти пираты карибского моря и разбойники-бедуины, живущие племенами при дороге, и у которых «тыдым-тыдым» вызывает наследственное слюнотделение. Пространство и время — самая естественная из естественных монополий, можно купить какую-нибудь другую зубную пасту или какую-нибудь другую машину, но нельзя поехать в какую-нибудь другую Одессу каким-нибудь другим летом.
И на этом фоне применяются заповеди западного технократа — «не навреди». Год чтобы разобраться, год, чтобы сделать первый надрез, еще год, чтобы сделать анализ и откорректировать терапию. «Меньшее зло», как говорит Войцех, потому что Дорога должна работать в любом случае. Блять, да она даже в Гражданскую и Отечественную работала! Невзирая на все усилия повстанцев батьки Ангела, анархистов Махно, партизан Ковпака и несунов Брежнева. Нихрена ты ей не сделаешь, этой Дороге, ей нельзя навредить, нон поссум, ее кредо, естественное биологическое состояние, как фотосинтез у растений - «работать, но хуево». Если она вообще не работает — то начинает работать сама по себе, а если работает хорошо, то сама себе делает дауншифтинг до уровня «хуево». На то она и железная.
И в этих условиях «не навреди» - это именно лозунг аффилиатов, присосавшихся к дороге со всех сторон. Любое изменение им во вред. Именно ведьмак нам нужен, чтобы снести это положение дел к ебеням, не маневрируя между интересами различных групп, племен и родов. А у железнодорожного ведьмака телефон в прокуратуру и СБУ должен вообще без диска быть, чтобы оттуда реагировали по факту снятия трубки. И это не менее важно, чем привлечение инвестиций, ведь если министр ЖД говорит, что дорога является «дойной коровой», то это значит: а) корова жива, б) она еще и доится!
Так вопрос не в корме для коровы, а в учете удоев, верно? С таким доением нашей коровы инвестиции пойдут все тем же работникам большой дороги, промышляющим вдоль рельсов с кистенем.
Я не понимаю застенчивости легионеров, которых приглашали именно потому, что они иммунны к нашим внутренним раскладам. Пытаясь быть деликатными, они теряют главное преимущество целителя — равнодушие к боли пациента во имя его исцеления.
* * *
2. Droga, z której się nie wraca
«Ты, что придешь с запада. Налево пойдешь — вернешься. Направо пойдешь — вернешься. Прямо пойдешь — не вернешься»
Тактика реформ, озвученная для миншрайковцев еще Парубием как «прыжки по точкам невозврата», работает и в железном ведомстве. Однако здесь, по словам пана Войцеха, точка невозврата еще не пройдена. На вопрос — а когда? - министр ответил молчанием и поеданием фисташек. Кагбы скоро, но еще нет. Оно понятно, изнутри все сложнее выглядит, и хорошо бы вот тут затянуть, а тут укрепить, а тут еще покрасить, и вот тогда наступит та самая вожделенная точка «Джи»-невозврата. А еще лучше — дважды покрасить, и вот тогда уже наверняка она наступит.
Но именно отечественным реформаторам трудно нащупать эту точку, потому что возможность возврата, «undo», прошита в биосе сограждан как залог собственной безопасности, страховки от ошибок, возможности все переиграть с новым раскладом. Нащупаешь эту точку — а потом придется на ней жениться. Зато «ты, что придешь с запада», имеешь гораздо больше шансов завести ситуацию прямо, туда, за бифуркацию, откуда уже не вернешься. Чего тебе терять? Сам же говорил, в Польше хорошо, семья, рок-группа.
Ну и подумай, если технические кадры так хороши, что не уступают западным, уровень инфраструктуры соответствует, а местами превосходит европейский, так что мешает жить? - кроме решимости идти вперед, а не направо-налево? Я вот гарантирую, что украинский легионер доведет чугунку в Польше до невиданных высот — просто потому что не боится наступить кому-то на ногу. Это у себя он нихрена не может.
Ведьмак, тебя звали убить чудовище. Не потому что его местные в принципе убить не могут, в силу табу или неуязвимости страховидла. А потому что селянам этому чудовищу проще жертву приносить раз в году, чем устраивать облаву. Они так привыкли. Кроме того, оно не только детей жрет, но еще и пользу приносит — браконьеров, например, распугивает и поляны удобряет.
Грохни его, да и все. Хотя бы попробуй. Локомотивы и составы - это заебись, но если они едут в коррупцию?
* * *
3. Coś się kończy, coś się zaczyna
«- И это, - спросил немного погодя Галахад, - конец истории?
- Ну да! - возразила Цири, потирая ступню о ступню и стирая высохший песок, прилипший к пальцам и подошвам. - Ты хочешь, чтобы повествование окончилось так? Аккурат! Я бы не хотела!»
Главный вопрос, который я приберег для пана Войцеха — считае ли он, что время легионеров идет к концу? Ответ был простой и открытый: «Думаю, я последний». Я тоже так думаю, если честно.
Я, вообще-то, так думаю со времен встречи с Арсеном Авакычем, когда он сообщил, что «Хатия оказалась прекрасным стартап-менеджером, но нулевым полицейским». Дорогой Арсен Борисович, даже если вы так думаете — этого не стоит думать вслух. Потому что вы объяснили нам, что мы нация долбоебов, за 25 лет не способных создать собственную полицию. Зато вот если нам ее кто-то создаст — огого! - мы покажем, как надо рулить на виражах!
Это мне чем-то напоминает киборгизированное семейство Сыроежкиных, где Электроник умеет чинить мопеды, зато Сережа — ездить на них. Но если Сережа разъебет мопед об столб, то он будет ездить исключительно в инвалидном кресле-каталке, пока «стартап-менеджер» Электроник опять не починит ему мопед. Потом опять: Электроника нахуй, Сыроежкина на мопед. Электроник ездить не умеет, а Сережа — чинить. Так сказал Сережа.
Или же печальная сага Абромавичуса, который объяснял народностям равнин мудрость балтийских глубин: чтобы денег стало больше, их надо тратить меньше. «Как же тратить меньше?» - возмущались народности: «А зачем тогда нужно больше денег, если тратить их меньше?» И текла с чела Абромавичуса каплями пота катаная балтийская танковая броня, когда он пытался объяснить — почему все в мире именно так устроено, а не эдак.
Или Яреська, за которой все ходили в ожидании, что из нее вот-вот выпадет хрустящий кошелек с долларами. Это потому что она из США. А если бы она была из Бразилии, то из нее должен был выпасть Кубок мира по футболу. Или мешок с кофе. Или январский карнавал с самбой.
Или вот — железнодорожный ведьмак Войцех. Который, походу, не понимает — почему спустя полтора месяца работы начались абсолютно четко спланированные кампании по дискредитации министра, который только что и успел — так это выяснить, где в кабинете кондиционер включается.
* * *
Дети любят книжки-раскраски потому что не умеют рисовать. Хочется нарисовать лошадку, а у нее коленки получаются не в ту сторону. Поэтому детям покупают черно-белые разворотики, где профессиональные художники штрихами обозначают лошадку, или какаду на пальме, или там девочку на шаре. Дети ее раскрашивают, а потом гордо показывают маме — смотри какая лошадка у меня получилась! И не понимают, что с точки зрения производства они просто испортили продукт мазней. До раскрашивания книжка стоила шесть гривен, теперь она не стоит ничего.
Нашим детям дали не штриховую лошадку, а полноразмерный чертеж страны по западным лекалам. Вместо того, чтобы переводить дюймы в сантиметры и воплощать в металле, они, высунув языки, раскрашивают ее акварельками и гуашью. Пририсовывают кабине самолета глаза с ресницами, раскрашивают фюзеляж в цвет «пиздец эпилептику», на шасси натягивают туфли с каблуками. Естественно, нихрена не полетит, тогда они обидятся, оттопырят губу и потребуют новую раскраску.
Я не знаю - как там конкретно в железнодорожном ведомстве, но в целом, по стране, точка бифуркации пройдена, поэтому вместо новой раскраски они получат по сраке.
А ты уж, ведьмак, постарайся на своем месте. Потому что когда ты уйдешь, от тебя останутся только штрихи. Но это совсем немало.
