Спустя полтора года после Вильнюсского саммита Восточного партнерства, ставшего точкой невозврата в новейшей украинской истории, евроинтеграционная риторика занимает все меньше места в повестке дня украинской власти. И на то есть множество объективных причин. Украинцам же приходится исподволь приучаться думать о более реалистичных стратегических ориентирах.
Топтание на месте
Источники в украинских дипломатических кругах не скрывают, что Рижский саммит Восточного партнерства, проходящий 21–22 мая, рискует оставить после себя привкус разочарования. Еще 8 апреля Президент Украины Петр Порошенко заявлял, что в Риге Украина планирует решить для себя два главных вопроса: признание европейской перспективы для Украины и предоставление безвизового режима с 1 января 2016 года.
Но чем ближе становилась дата мероприятия, тем большие сомнения вызывали эти надежды. К началу работы саммита европейские дипломаты на условиях анонимности неоднократно сливали в СМИ информацию о том, что в декларации, принятой по результатам саммита, не будет даже намеков о перспективах европейской интеграции для Украины, Грузии и Молдовы. Тон еще 22 апреля задал комиссар Европейской комиссии по вопросам расширения и политике добрососедства ЕС Йоханнес Хан, заявивший, что в ближайшие десять лет расширения ЕС не предвидится. А уж если оно и произойдет во второй половине 2020-х годов, то среди стран — претенденток на членство в объединенной Европе шансы пока есть разве что у Сербии.
Откровенно говоря, и десятилетняя перспектива обретения членства в ЕС выглядела для Украины уж слишком оптимистичной — но это как раз тот случай, когда подтверждение даже призрачных и довольно неконкретизированных надежд с политической точки зрения было важнее их принципиальной реализуемости.
Для украинской власти действительно очень важен вопрос о принципиальном признании права нашей страны на членство в Евросоюзе.
Во-первых, это едва ли не единственный внятный целеполагающий ориентир. Без него отвечать на вопрос, ради чего украинцы вышли на Майдан поздней осенью 2013-го со всеми вытекающими трагическими последствиями, крайне затруднительно.
Во-вторых, получив хотя бы намек на такую перспективу, власть смогла бы оправдать собственную непоследовательность и нерасторопность в проведении реформ: мол, да, есть сбои, промедления и ошибки, но Европа-то признает, что стратегически мы движемся в правильном направлении.
В этом-то моменте и кроется камень преткновения. В Брюсселе прекрасно понимают, что и теоретическое признание «европейской перспективы» станет мощным индульгирующим фактором для украинской власти — после чего она, не исключено, окончательно впадет в «реформаторскую спячку», повторяя, как мантру, что Европа-де ее усилия уже оценила. Выдавать такой аванс Евросоюз, естественно, не спешит, да и в «европейском доме» собственных проблем по горло. Согласно последним статданным уровень минимальной зарплаты беднейшей страны ЕС Болгарии в 9 раз ниже, чем в Германии (но впятеро выше, чем в Украине). Тут уж не до приема новых полунищих членов.
Тактические успехи
«Утешительными призами» для Украины при отсутствии стратегического прорыва остаются два пункта: о введении безвизового режима и о введении зоны свободной торговли.
Причем власть надеется, что и то и другое могло бы вступить в силу с 1 января 2016 года.
Но насчет безвизового режима есть обоснованные сомнения. Вопрос о сроках его предоставления решался до самого начала саммита. Дипломаты с обеих сторон уверяют, что проблема носит не политический, а технический характер, и даже призывают не увязывать ее с восстановлением Украиной полноценного контроля над восточной границей. Мол, План действий по визовой либерализации сам по себе, а выполнение Минских соглашений — само по себе. Впрочем, и упомянутый план, как признали в украинском МИДе, полностью не выполнен. Поэтому в Риге отечественная делегация может «получить сигнал», а не четкие сроки.
С ЗСТ ситуация складывается удачнее. Как ни странно, благодаря позиции РФ: буквально в последний момент в ходе трехсторонних консультаций Россия сняла свои возражения относительно полной имплементации соглашения о создании ЗСТ Украина — ЕС с 1 января 2016 года. Обсуждение оставшихся технических вопросов планируют завершить в июле т.г. Уступчивость Москвы, ранее требовавшей отсрочки вступления в силу экономической части соглашения об ассоциации, объясняется вполне прозаическими причинами. Товарооборот между странами за последний год и так сократился на треть, украинская экономика ушла в крутое пике, и необходимость защиты российского рынка от украинского импорта утратила актуальность.
Где искать новый маяк
Принципиально власть, скорее всего, сможет объяснить, почему «европейская мечта» скрылась в тумане неопределенного будущего. Для этого достаточно использовать традиционный «военный аргумент» — все равно до завершения АТО и установления гражданского мира в Донбассе говорить о евроинтеграции преждевременно.
Но для того, чтобы сделать правильные выводы из сложившейся ситуации, нужно отметить следующее. Нынешняя «потеря ориентира» была запрограммирована и самой властью, и обществом. Все дело в том, что украинцы уже второе десятилетие не могут избавиться от привычки искать цели за пределами самой Украины. Ведь именно вступление в ЕС или НАТО рассматривалось как главная задача и «венец развития» страны. Присоединение к европейскому или евроатлантическому сообществу превратилось в самоцель, в итоге само прилагательное «европейский» превратилось в бессодержательный маркер. «Европейские реформы», «европейские ценности», «европейский уровень жизни» — за красивыми словами отсутствовала конкретика.
Такой подход был удобен для власти, так как позволял избегать четких планов действий с реально достижимыми показателями. Он же позволял принимать законы со штампом «Европа одобряет», совершенно не заботясь о механизмах их выполнения. Он же перекладывал на «Европу» оценку деятельности власти.
Но жизнь расставляет все на места, вынуждая прощаться с иллюзиями. Наиболее надежным критерием успешности политических элит останутся не выводы Венецианской комиссии, а содержимое кошельков самих украинцев.
