17 марта, Верховная Рада Украины при активном участии Президента приняла ряд касающихся Донбасса решений, которые можно охарактеризовать как весьма и весьма компромиссные.
Вопрос в том, что сторонами, которые такой компромисс по замыслу законодателей должен бы устроить, стали зарубежные партнеры Украины по «нормандскому формату», международное сообщество в целом, патриотически настроенное ядро избирателей партий — участниц коалиции, но не сам Донбасс.
По большому счету, парламент, внеся изменения в Закон «Об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах…», приняв постановление о границах этих самых районов, признав их же временно оккупированными территориями и призвав миротворческую миссию, послал два сигнала. Первый (внешнеполитический) — о том, что Украина выполняет Минские соглашения. Второй (для внутреннего пользования) — что государство никоим образом не отказывается от Донбасса и впредь будет прилагать усилия к его реинтеграции.
Принятые нормативные акты были встречены в штыки представителями самопровозглашенных республик — и в этом нет ничего удивительного. Ведь на такой их реакции, судя по всему, и строился расчет власти. Как свидетельствуют результаты социологических опросов, большинство украинцев считают, что Донбасс должен остаться частью унитарной Украины, и возмущение лидеров ДНР и ЛНР — своеобразный знак качества для этого большинства: раз в самопровозглашенных республиках недовольны принятыми решениями, значит решения идеологически правильные. Но это все — не более чем политическая тактика.
Наибольший же интерес в стратегическом для страны плане представляет другой момент. По большому счету, мы имеем дело с первой серьезной попыткой определить границы новой Украины не только и не столько географические, сколько грань между войной и миром, допустимым и невозможным.
В ходе парламентской дискуссии эту мысль выразила Юлия Тимошенко: в том, духе, что Верховная Рада определяет новые границы Украины. На что Владимир Гройсман не менее резонно возразил: «Мы определяем территории не для государственной границы, потому что государственная граница у нас единая… мы определяем территории, которые должны реинтегрировать».
Политики опаздывают
На самом деле в данном случае правы оба: и Гройсман, и Тимошенко. И оба же не договаривают. Ибо граница — термин политический, политикам удобный и понятный. «Вот здесь, за линией на карте, заканчивается моя власть и моя ответственность» — так воспринимает границу политик. И еще вопрос, что его больше заботит: отсутствие возможности властвовать за пунктирной линией или отсутствие ответственности и обязательств перед теми, кто за этой линией остался.
А вот «обычные люди» границу воспринимают иначе — как и любой ограничитель их свободной или вызванный жизненной необходимостью воли и активности.
Какую и где линию разграничения ни проведи — необходимость вступать в социальные связи с теми, кто за этой линией остался, окажется сильнее самих разграничений. Реалии жизни в Донбассе подтверждают это на каждом шагу. Потребность в товарах и деньгах, даже потребность в общении, ежедневно заставляют и заставляли тысячи человек переходить «линию фронта», даже в период активных боевых действий. Один из простых и очевидных примеров — «пенсионный туризм». Сегодняэто уже целая индустрия, в которую самым причудливым образом вплетены фиктивные прописки, купленные пропуска, цепочки посредников, «процент за риск» и т.д. В данной ситуации линия разграничения — хоть в виде блокпостов и пропускных пунктов — неизбежно превращается в коррупционный ресурс. На карте провести ее куда проще, чем ограничить социальные связи членов общества — тем более если от поддержания этих связей зависит их выживание.
Или пример не менее поразительный, подробно описанный в публикации на портале Hubs: на территориях, подконтрольных самопровозглашенным республикам, остались сотни нотариусов, продолжающих осуществлять нотариальные действия по украинскому законодательству. За свои услуги они взимают госпошлину. Что происходит с этими деньгами? «Мы должны перечислять 34 гривни за оформление доверенности. Раньше мы копили эти деньги на своих счетах, потом перечисляли Минюсту. Сейчас — примерно то же самое, но берем наличными, а потом кто-нибудь выезжает за территорию АТО и оплачивает в банке», — рассказывает один из них, и поныне работающий в Донецке.
Граница для каждого
Проблема разграничения (мир — война, жесткое регулирование — самоуправление) представляется еще более сложной, если вспомнить, что в конфликт на востоке Украины так или иначе вовлечена практически вся страна. От его последствий нет «брони»: повестка в военкомат или новые соседи из числа вынужденных переселенцев могут стать «личной границей», из-за которой реальность войны вторгается в мирную жизнь каждого. Трагический инцидент в Константиновке — тому подтверждение. ДТП с участием пьяного водителя, попытки самосуда на месте происшествия — все это явления для Украины, мягко говоря, не новые. Но виновником аварии был военный, «орудием убийства» — бронетехника, и Константиновка, до того считавшаяся местом относительно спокойным (до зоны боевых действий — десятки километров), сама превратилась в горячую точку: можно сказать, что линия фронта внезапно переместилась на эти десятки километров в тыл.
А теперь представим себе, что в каком-либо райцентре даже за сотни километров от Донбасса произойдет нечто, напоминающее события 2013 года во Врадиевке (ситуация экстраординарная, но, увы, не фантастическая): преступление, совершенное представителем власти, массовое возмущение, бунт, попытка самосуда.
Будут ли эти события увязаны с попытками «специально раскачать ситуацию», «сыграть на руку агрессорам» и т.д.?
Ответ на эти вопросы скорее положительный — условная линия противостояния может быть проведена вообще в любой точке Украины, потому что власти выгодно представить любой конфликт с ее участием через призму «вражеских происков». Не даром же «третий Майдан» превратился в устойчивую страшилку, повторяемую к месту и не очень.