Все двадцать лет своей независимости Украина считала, что внешняя политика — это всего лишь политика с небольшими вкраплениями экономики и полным отсутствием армейской и оборонной составляющей.
Глупость или предательство?
Как ни странно, но такой подход позволял стране развиваться. Почему? Если очень упростить ситуацию, то вначале — потому, что мировыми игроками решалась геополитическая задача развала СССР. Позже — потому, что мировая экономика развивалась настолько быстро, что даже наши недоразвитые банки можно было продавать по миллиарду долларов за штуку. Наступил 2008 год, и мир изменился. И изменился кардинально. Но у нас были выборы. Ющенко что-то доказывал Тимошенко, Янукович рассказывал, как он все застабилизирует. В результате мы продолжали жить в парадигме исключительно политической составляющей внешней политики страны. При этом не заметили, что наш любимый треугольник Москва — Вашингтон — Брюссель превратился многоугольник. И на первые роли в мировой геополитике вышли еще как минимум шесть-семь стран, которым может быть интересна Украина. К чему это привело? К тому, что мы перестали быть буферной зоной, которая нужна всем, интересна всем и может зарабатывать на противоречиях разных сторон. Но, что самое печальное, мы так и не поняли, что потеряли свой статус «интересного буферного государства» — то ли по глупости, то ли из-за элементарного предательства.
Правда, ситуация не столь безнадежна, как может показаться на первый взгляд. Главнейшая задача, которая стоит перед Украиной, как государством, — снова вернуть себе статус буферной зоны. Не нужно самих себя обманывать и строить наполеоновские планы. Нам нужно стать страной, которая нужна сразу многим игрокам. Для этого необходимы всего четыре вещи: 1) определить эти страны; 2) принять единые правила игры для бизнеса; 3) предложить миру то, без чего ему не обойтись; 4) создать видимость демократии.
Первая задача более чем осуществима. Все эти страны известны даже школьникам. Однако проблема заключается в том, что с каждой из них нужно выстраивать особые отношения. Правда, следует подчеркнуть: особые партнерские отношения. Если же речь идет о вассалитете, то сюзерена искать не надо — Россия держит двери широко открытыми. Однако в партнерстве с Украиной Россия, что бы ни говорили наши колесниченки, киваловы и иже с ними, не заинтересована; наоборот, она последовательно обесценивает одно за другим перспективные направления стратегического сотрудничества двух стран. Достаточно видеть, с какой одержимостью Кремль строит газопроводы в обход украинской территории и избавляется от кооперации между российскими и украинскими предприятиями в сфере авиастроения.
Поэтому, даже если Украина вступит в ЕврАзЭС, она не будет там партнером России — пусть младшим, но партнером, хотя бы таким, как Казахстан, который, кстати, не допускает вмешательства России ни в свою внутреннюю, ни во внешнюю политику. И главное, Кремль готов это терпеть. Почему? Да потому что премьер Казахстана никогда не позволит себе говорить в эфире ОРТ то, что позволяет себе Азаров. Премьер Украины ведет себя как вассал и не несет за это никакого наказания.
В чем наша уникальность
Единственное государство в мире, с которым у нас сохранились остатки стратегических отношений, — Бразилия. Совместный коммерческий космический проект наши страны начали реализовывать еще во времена президентства Леонида Кучмы. Сейчас на строительстве космодрома Алкантара в бразильском штате Мараньяо работают 1,2 тыс. украинских специалистов и более 320 единиц техники, 19 июня туда была отправлена первая партия оборудования украинского производства, а первый пуск ракеты-носителя «Циклон-4» запланирован на декабрь 2013 года. Не менее значимым проектом могло бы стать сотрудничество с еще одним членом БРИК — Индией, обладающей самыми большими в мире запасами тория, в создании экологически безопасных ториевых реакторов (Украина тоже располагает ториевыми запасами: география месторождений охватывает Приазовье, Криворожье, Кировоградщину, Виннитчину, Житомирщину). Однако эти планы так и остались нереализованными — нынешнее правительство предпочло сохранить верность российским урановым технологиям, тогда как Индия осенью прошлого года уже объявила о намерении построить к концу нынешнего десятилетия АЭС на ториевом топливе, технология которой делает принципиально невозможной аварию типа чернобыльской или фукусимской. И можно насчитать десятки таких провальных примеров.
Но все же уникальной Украина может быть только благодаря аграрному сектору. Ни для кого не секрет, что в ближайшее десятилетие две крупнейшие страны мира — Китай и Индия — превратятся из нетто-экспортеров в нетто-импортеров продовольствия. Повышение благосостояния населения десятков стран на Дальнем и Ближнем Востоке превращает еду в продукт национальной безопасности, который сравним с энергоносителями. По всем прогнозам мы можем удвоить производство и зерновых, и белка за десять лет. И именно продовольствие может стать тем продуктом, который позволит Украине сыграть роль сильного буферного игрока. Значительное присутствие Украины на рынке продовольствия — это наша единственная подушка безопасности, которую мы можем безболезненно сами себе создать. Правда, инвестор придет в Украину только тогда, когда здесь появятся четкие правила игры и видимость демократии.
Зачем нам видимость демократии?
Пример сотен стран, в которых долгие годы при власти находятся диктаторы, гарантирующие те или иные правила игры, показывает: туда идут специфические инвесторы, которые рассчитывают получать прибыль уже через три, максимум пять лет. Более того, они (инвесторы) в таких странах де-факто становятся главнейшими гарантами стабильности режима диктаторов. Но они же в любой момент этого диктатора могут и сдать (Франция сдала Каддафи, США — Мубарака и т.д.). В мире есть всего несколько диктатур (полудиктатур), где руководители поняли, что худшее для любого диктатора — не создавать систему внешних балансов, а зависеть от одного сильного защитника. Лучший ближайший пример — именно Казахстан, который искусно балансирует между Москвой и Пекином. Но, в отличие от Кучмы, Ющенко и Януковича Назарбаев давно понял: система противовесов работает лишь тогда, когда есть экономические стимулы для разных стран быть заинтересованными в том, чтобы такая страна, как Казахстан, существовала в нынешних границах.
Задача поиска стратегических и тактических партнеров для Украины более сложна из-за того, что наш сосед — ЕС. Мы находимся в плену мифов о том, что ЕС требует от нас соблюдения всех так называемых европейских норм. На самом деле Брюссель был бы счастлив, если бы мы попросту соблюдали приличия и создали видимость демократии.
Как ни парадоксально, но видимость демократии — это возможность не только внутреннего, но и внешнего люфта для страны. Ведь парламентская многопартийность и работа оппозиции позволяет прикрывать любые стратегические маневры первого лица страны. Но это слишком тонкая игра, которую нужно кропотливо вести изо дня в день. Поэтому такой механизм задействуют единицы.
И последнее. У Украины нет не только ни одного стратегического партнера. Нет также ни одной влиятельной страны, с которой отношения были бы хотя бы теплыми. За последние два года, несмотря на «прорывы» в Китай, Катар и Турцию, они так и не увенчались ни одним экономическим успехом. А данная ситуация, к сожалению, лучший плацдарм для того, чтобы превратиться в вассала. Или в объект агрессии.
Прагматичная причина сказать Украине «нет»
Реальные причины отказа Евросоюза предоставить Украине четкие перспективы членства весьма далеки от правозащитной риторики, которой в последнее время увлекаются представители ЕС. Как отметил в неофициальной беседе с «Комментариями» один из руководителей Европарламента, уголовное преследование Юлии Тимошенко — это хороший повод сказать Украине «нет». Старые члены ЕС не заинтересованы в интеграции Украины по вполне прагматическим соображениям. Прежде всего потому, что Украина велика. Как отметил собеседник «Комментариев», «будь вы размером с Хорватию — пожалуйста!». Но в случае вступления в ЕС Украина могла бы получить полсотни мест в Европарламенте. При этом украинские европарламентарии, вероятно, действовали бы сообща с польскими (еще 50 мест, по Лиссабонскому договору — 51). Не исключено, что с остальными членами Вышеградской группы тоже установились бы партнерские отношения (57/57). (Для сравнения: квота Германии составляет 99 (96) мандатов, Франции — 72 (74) при общем нынешнем числе мест 736.) В результате существенно усилились бы позиции Восточно-Центральной Европы в законодательном органе ЕС, что отнюдь не отвечает интересам «локомотивов» союза.
