В немецком языке возникло новое слово «Russlandversteher», то есть «понимающий Россию». Корреспондент The Wall Street Journal Мэттью Камински пишет, что этой «понимающей» позиции политического и делового истеблишмента придерживаются более половины жителей Германии.
Само появление подобного слова прекрасно характеризует состояние взаимного недоверия между Россией и Западом, когда даже поддержка одной из сторон уже становится явлением. В то же время «понимающие Россию» что в Германии, что в других странах Европы или в Соединенных Штатах, скорее всего, знают и то, что это понимание не обоюдно. Российское неприятие Запада зачастую пытаются объяснить его врожденным агрессивным русским характером и всеобъемлющей государственной пропагандой. Но ведь так было не всегда. В начале 90-х, например, все было иначе, да и в начале нулевых тоже: откуда же выросло взаимное непонимание и недоверие?
Комплекс отчима
Ментальные отношения обобщенной России и Запада в широком смысле слова одно время чем-то напоминали жизнь с комплексом старшего брата, который сама Россия, например, испытывала к Украине. Только в этом случае россияне чувствовали себя младшими, а Запад представал в виде строгого отчима, который может погладить по голове и дать шоколадку, а может и пальчиком погрозить. Ребенок рос, становился все хулиганистее, и картина стала казаться другой: занудный отчим пытается поучать здоровенного пасынка, который сам хочет грозить пальцем, а шоколад, оказывается, ему и не нужен, ведь есть исконно русские пряники, а шоколад только развращает.
Взаимное недоверие, которое так ярко проявляется сегодня – родом из 90-х. СССР распался, коммунистический строй остался в прошлом, приказал долго жить Варшавский договор. А Североатлантический договор, в пику которому он подписывался, продолжал действовать и даже начал расширение на Восток, вбирая в себя бывшие станы соцлагеря и даже бывшие прибалтийские республики Союза.
Сам факт сохранения НАТО после распада СССР в России воспринимался так: Запад продолжает мыслить категориями холодной войны и воспринимать воспрянувшую от коммунистического сна Россию как возможного военного противника. Объясняя существование НАТО в качестве универсального инструмента безопасности, на Западе не смогли честно объяснить русским, против кого собираются использовать этот инструмент, если из двух противостоящих друг другу сверхдержав сохранилась лишь одна.
Когда двери в блок приоткрылись для Украины и Грузии, в России устами Владимира Путина не преминули заявить, что при выводе советских войск из Восточной Европы генсек НАТО обещал советскому руководству, что Альянс не будет расширяться дальше существующих границ. На что в пресс-службе НАТО вполне официально ответили, что никаких документальных свидетельств этих обязательств нет, и никогда не было.
Многие россияне искренне считали, что внесли самый весомый вклад в победу над коммунизмом (за что люди в Москве 20 августа1991-го погибли? За что диссиденты в лагерях мучились?), и рассчитывали на этом основании войти в «клуб победителей» по итогам холодной войны. А выяснилось, что с точки зрения западных партнеров они — все равно проигравшие. И, что особенно обидно, зря только победили… самих себя.
По сути, в России до сих пор не могут понять: а какой Запад хотел видеть Россию? Равноправным партнером? Развитым государством, но не сверхдержавой? Гигантским рынком сырья и сбыта? А, может, и в самом деле, пугалом, существование которого оправдывает дорогостоящие программы Пентагона?
Свист сочинского хлыста
Возможно, последним серьезным поводом обидеться на Запад (до крымских событий) была сочинская Олимпиада. Россия долго к ней готовилась. Стройка десятилетия должна была показать Западу: а мы можем не хуже той же Британии. И что в итоге? СМИ и социальные сети наводнили многочисленные новости и посты о спрятанных под подушками розетках и туалетах без перегородок между унитазами. Свист казачьего хлыста, бьющего по активистке Pussy Riot, прозвучал громче, чем хлопок стартового пистолета, предшествующего спортивным победам. Именно так и восприняли освещение околоолимпийской жизни в западных СМИ россияне. Сыграло, мол, извечное желание Запада щелкнуть Россию по носу, как мудрый отчим несмышленого пасынка.
Пушкин как-то написал, что правительство в России — все еще единственный европеец. И еще в начале нулевых Владимир Путин как раз и пытался быть тем самым европейцем. Сейчас даже не верится, что лет 15 назад в России всерьез задумывались о присоединении к тому же НАТО, пусть и на очень особых условиях. Но вышло так, что Запад заигрался на пресловутой «великой шахматной доске» и, что еще хуже, даже не скрывал удовольствия от собственной одиночной игры.
В итоге в России все чаще задавались вопросом: зачем же было вообще упразднять СССР, а от стандартного западного ответа о том, что порвать с тоталитарным прошлым стоило прежде всего ради самих себя и собственного демократического рыночного будущего, веяло холодом и обманом. Да и, честно говоря, идея «особого российского пути» — это не исключительно российская идея: далеко не все на Западе верили в то, что Россия в силу размеров и груза прошлого способна по-настоящему вестернизироваться. Тем более что в 90-е вестернизация чуть было не закончилась распадом страны.
Теперь на Западе уже понимают, что подойти к России со стандартным аршином либеральной демократии не получилось. В привычные рамки и модели она не вписывается, и, пожалуй, стоило бы выработать какие-то особые (в конце концов, в отношениях с Китаем научились же обходить стороной вопросы о соблюдении прав человека и демократических стандартах). Но недоверие дает о себе знать: Запад, и прежде всего США, опасается, что такой шаг будет воспринят в Москве как индульгенция и поощрение ее нынешних действий.
