Мать российского военнослужащего Виктора Агеева, взятого в плен украинской армией в Луганской области, попросила президента Украины Петра Порошенко помиловать ее сына. В видеообращении, опубликованном 12 июля на сайте «Новой газеты», Светлана Агеева говорит, что «до сих пор находится в неведении» и «не понимает», как Виктор Агеев оказался на украинской территории. Военкор украинского телеканала 1+1 Андрей Цаплиенко, единственный журналист, кому пока удалось пообщаться с Агеевым, сомневается в правдивости ее слов: в интервью Цаплиенко Агеев признался, что звонил матери с украинского мобильного номера с кодом +380. Журналист уверен, что его мать не могла этого не заметить .- сообщает Радио Свобода.
Министерство обороны России по-прежнему отрицает, что Виктор Агеев был кадровым российским военным – хотя в интервью он признается, что подписал годовой контракт за 4 дня до отправки на Украину. Агеев был пленен 24 июня в так называемой «серой зоне» между позициями украинской армии и территорией, занятой сепаратистами. Вместе с ним в плен были взяты трое человек, граждане Украины и самопровозглашенной «лнр». Еще один россиянин, Александр Щерба, которого украинские власти считают командиром разведывательной группы, в состав которой входил Агеев, был убит в перестрелке. В этой же перестрелке погиб 18-летний уроженец Луганской области, которым Щерба пытался закрыться от огня.
Солдаты 93-й отдельной механизированной бригады ВСУ Украины утверждают, что все задержанные и убитые при столкновении были членами разведывательной группы 4-й механизированной бригады 2-го армейского корпуса «лнр». Власти непризнанной «народной республики» называют их сотрудниками «народной милиции» – так же, как это было в случае с россиянами Александром Александровым и Евгением Ерофеевым, задержанными в той же Луганской области 2 года назад, весной 2015-го, и затем обменянными на украинскую военнослужащую Надежду Савченко.
Андрей Цаплиенко рассказал Радио Свобода о своих впечатлениях от общения с Виктором Агеевым, о том, что показалось ему странным в словах солдата, и сравнил Агеева с другими россиянами, в разное время задержанными по подозрению в причастности к войне на востоке Украины, – Александром Александровым, Евгением Ерофеевым и арестованным на прошлой неделе Валерием Гратовым, которого украинские власти называют «полковником» ВС РФ и одним из ближайших соратников бывших лидеров сепаратистов.
– Министерство обороны России во вторник заявило, что интервью Агеева вашему телеканалу содержит признаки монтажа с выборкой только нужных украинским пропагандистам слов. Кроме того, по мнению российского военного ведомства, Агеев не мог заключать контракт в воинской части №65246 в Новочеркасске, поскольку в этой части якобы нет командования, уполномоченного заключать контракты. Что вы можете на это ответить?
– Интервью с Агеевым длилось у нас больше часа. До этого интервью мы с ним тоже около полутора часов беседовали, общались, пытались наладить некий контакт. Интервью проходило не в следственном изоляторе, нам не разрешили пообщаться с ним там, но нам предоставили место в одном из государственных учреждений, не имеющих отношения ни к Службе безопасности Украины, ни к пенитенциарным органам Украины. Туда его привезли и дали возможность с ним побыть и пообщаться, понять, что это за человек. Мы просили о возможности пообщаться с ним практически сразу после его задержания в Луганской области. К большому сожалению, в самом начале, когда его передали Службе безопасности Украины, нам такую возможность не предоставили, поэтому мы ждали, пока получим разрешение на это интервью. Разрешение мы получили в прошлую пятницу, и тогда же у нас появилась возможность провести с ним несколько часов и пообщаться. Полная версия интервью в текстовом варианте выложена на нашем сайте. Все желающие, включая функционеров Министерства обороны РФ, могут с ним ознакомиться. Конечно же, в телевизионном варианте полностью больше часа записи выложить было невозможно, и мы, естественно, выбрали только те моменты, которые относятся, собственно говоря, к теме подписания Агеевым контракта с воинской частью №65246, как он нам сообщил в интервью. Командование в другом месте? Ну, оно же не на Марсе находится и даже не в Москве, а в Ростове-на-Дону, всего в 60 километрах от Новочеркасска. Где конкретно он подписывал контракт, в Новочеркасске или в Ростове... К сожалению, в тот момент, когда мы писали интервью, я просто не мог предположить, что командование этой части находится в другой локации. Если бы я это знал, то, конечно, я уточнил бы у него, где конкретно, в каком городе он подписывал контракт. Но он говорит: «Я подписывал контракт в воинской части 65246». И это он повторил несколько раз в течение интервью.
– Насколько вам лично показались убедительными слова Агеева о том, что он является действующим российским военнослужащим-контрактником?
– Вы знаете, сначала, насколько мне известно, он вообще отказался общаться с журналистами. Нам об этом сообщили. Потом нам сообщили, что он все-таки согласился. Видимо, это связано с его статусом, с тем, что Россия от него отказывается, и он понимает, что следующие 15 лет проводить в украинской тюрьме ему не стоит, а стоит обратиться, если возможно, через СМИ, чтобы его услышали и каким-то образом решили его судьбу. Честно говоря, мы сами были сильно удивлены тем, что он нам сообщил. Потому что даже в общении с нашими военными, которые его пленили, мы уловили некое сомнение в том, что он именно российский контрактник. Они говорили: «Да, возможно, он контрактник, но у нас таких доказательств нет». А вот второй россиянин, Щерба, погибший, который и был основной мишенью украинских разведчиков, на 99,9% является кадровым российским военным. Это нам сообщили наши украинские военные. Дело в том, что Щерба принимал участие в событиях, связанных с аннексией Крыма, он близкий соратник Гиркина, он занимался инструктажем подразделений незаконных вооруженных формирований на востоке Украины, это очень профессиональный человек. Часть видео, которое удалось получить украинским спецслужбам (с телефона Щербы. – Прим. РС), они передали нам, и мы его показали в эфире. Мы его достаточно долго анализировали, и мы понимаем, что этот человек действительно очень и очень профессиональный. Уже после этой операции, после пленения этой группы нам сообщили, что основной мишенью был именно этот человек – инструктор Алекс, Щерба. Как описывают бой военные, они сначала захватили часть группы, в которой находился Агеев, четырех человек, они сдались без боя, без единого выстрела. Они сдались, их переправили в расположение 93-ей бригады ВСУ Украины и там провели, скажем так, первый опрос. Вопросы, которые задавали Агееву и остальным пленным, касались исключительно военной ситуации. Это все было сделано под запись, он рассказал определенные детали расположения их подразделения, так называемой 4-й отдельной мотострелковой бригады народной милиции «лнр», где кто находится, где какие позиции, кто является комбригом, кто является у них командиром роты.
Собственно, это был допрос пленного, который проводили украинские военные. Пока проводили этот допрос, часть группы осталась на позиции, которую занимали боевики, и они дождались подхода Щербы вместе с молодым пареньком Александром Супониным, украинским гражданином, он из села Ровеньки, насколько я знаю, ему было 18 лет. Этим двоим тоже предложили сдаться, но они категорически отказались. Мало того, Щерба попытался отвлечь внимание украинских военных, произнес такую фразу: «Да вы что, я же вам водку принес! Какое сдаваться...» Это очень правильный с точки зрения психологии ход, он, видимо, очень хорошо знал особенности психологии, и в этот момент, попытавшись как бы переключить внимание противника, он открыл огонь. Естественно, украинские военные открыли огонь в ответ, их было больше, они ждали, они расставили секреты, и в общем-то, шансов уйти у Щербы не было. Но опять же, наши военные говорят, что Щерба очень профессионально прикрылся этим молодым пареньком, Александром Супониным, и Супонин погиб первым. Видимо, у Щербы были какие-то варианты отхода, он продумывал их, но они не сработали. И – честно говоря, к большому сожалению – он погиб. Если бы он остался жив, возможно, мы узнали бы гораздо больше интересных фактов о присутствии российских военных на востоке Украины.
– Бойцам 93-й бригады было известно, что их ждет столкновение именно с российскими военными?
– Перед тем как группа готовилась проводить операцию (а ее готовили достаточно долго, это не одна неделя), они точно знали, что россиянин, серьезный российский военный там есть, и это Александр Щерба, и он один. Он был главной мишенью, главной целью этой операции. Но если говорить об Агееве, есть ли в группе еще один россиянин – этого бойцы не знали, наверное.
– Агеев, судя по всему, ввел в заблуждение свою мать, рассказав ей, что служит в ГРУ телеканала 1+1 Агеев показан в том числе и в первые минуты после пленения. Он на коленях, его глаза заклеены желтым скотчем. Видно, как украинские военные дают ему затянуться сигаретой. Агеев говорил что-то о том, применялись ли к нему пытки или иные меры физического воздействия после взятия в плен?
– Это были съемки разведгруппы 93-й бригады, которая пленила Агеева и его товарищей. Он рассказал буквально следующее, что они находились на так называемых «дачах» – это серая зона, очень близко к украинским позициям, там вообще никаких военных находиться, согласно Минским договоренностям, не должно. Но там находилась разведгруппа, старшим которой был Александр Щерба. У них на вооружении были снайперские винтовки, в группе для прикрытия инженерно-саперного было двое саперов, было стрелковое вооружение, было специальное вооружение, были мины. То есть они готовились к какому-то заданию. Какому – Агеев не знает или не говорит. Эту группы вычислили, узнали, что там находится Щерба, поставили задачу – прежде всего взять в плен Щербу, и выдвинулись на позиции. Достаточно долго следили за этим домом. Следили настолько долго, что обратили внимание на некую расслабленность этой группы. То есть они чувствовали себя расслабленными, безнаказанными, я имею в виду группу Щербы. Дождались, пока Щерба и Супонин покинули расположение группы, и потом дождались того, о чем рассказывает Агеев: «Я вышел в туалет, я был без оружия. Вижу людей с оружием, они приказали мне лечь, спросили: «Где твое оружие?» У меня оружия не было...» И все, он лег. Потом они подошли к дому и сказали: «Ребята, если вы не покинете дом, не выйдете без оружия, мы вашего товарища расстреляем». Это как он рассказывает. Те трое решили сдаться и вышли втроем. И пацанов взяли и совершенно спокойно увели на территорию, которая была подконтрольна 93-й бригаде. Остальная группа дождалась Супонина и Щербу, и произошел бой, который длился минут 10. Вот рассказ Агеева. Он говорит, что к нему не применяли методы физического воздействия. Более того, я скажу, что мы задавали несколько вопросов, не применяли ли к нему физическую силу, и он отвечал отрицательно. По крайней мере, из того, как он себя держит, ведет, как он выглядит, во что он одет, я могу судить, что к нему относятся достаточно уважительно, насколько уважительно можно относиться к человеку, которого обвиняют по статье 258.3 «Участие в террористической деятельности».
– Во время интервью кто-то еще присутствовал в комнате, кроме оператора?
– Был я, был оператор, и было двое сотрудников, я так понимаю, Службы безопасности Украины. Но это административное помещение в одном из городов на востоке Украины, оно не имеет никакого отношения к силовым структурам, нам его предоставили, чтобы мы просто могли пообщаться. Он был не в наручниках, никто не подсказывал ему, что говорить. Нам просто дали возможность поговорить, и мы до этого часа с ним общались на общие темы, о его доме, о маме, что он делал, чем он зарабатывал на жизнь, что он читает, что он любит. Мне было просто интересно, что это за человек, чем он жил до этой войны.
– А что он за человек, какое у вас сложилось впечатление из ответов его на ваши вопросы?
– Достаточно простой парень, из очень небогатой семьи, из российской провинции. Несмотря на то что у него мама – учительница, у него есть серьезные пробелы в образовании. Например, он убежден, что Алтай – это самый большой субъект Российской Федерации. Он закончил срочную службу, пытался заработать, он говорит, что работу найти было практически невозможно ни в Алтае, ни в Москве, ни в Хабаровске. Он поездил, помыкался, говорит: «Вроде бы я сварщик, у меня есть диплом сварщика, но при этом везде требуется опыт работы, а у меня опыта нет. И я завербовался ехать на стройку в Сеул, Южную Корею, обещали большую зарплату и месяц работать. Через две недели меня оттуда, мягко говоря, попросили, не заплатив всю зарплату». Вот такой типичный парень из российской глубинки, неустроенный, который не совсем понимает, чего он хочет от жизни. Вот у меня такое сложилось впечатление. Ну и, видимо, поскольку таких людей, как он, достаточно много, это такая благоприятная, благодатная среда для вербовки, скажем так, пушечного мяса на восток Украины.
Насколько я знаю, мама его сейчас хочет сюда приехать. Наши ребята, которые занимаются на волонтерских началах интернет-разведкой, соцсетями, говорят, что у мамы был крайне антиукраинский настрой до этого. «Путин помоги», «Путин молодец», «украинцы – бандеровцы», «чтоб вам, хохлам, на голову камни с неба сыпались», и так далее. Я думаю, что она была в курсе, что ее сын в Украине. Я скажу почему. В первом интервью, которое она дала, она сказала такую интересную вещь: что он «редко звонил, потому что дорого». Я понимаю, что в России есть внутренний роуминг, но он недорогой. И тут мы задаем этот же вопрос Агееву. «А ты маме звонил, часто?». Он говорит: «Нет, нечасто, говорили быстро, потому что дорого». – «А с какого телефона ты звонил, с российского?» – «С местного, компания «Феникс». Это компания сепаратистов, но поскольку своего кода у нее нет, у них код украинский, +380. С этого телефона он звонил, и мама видела этот код. Я говорю: «Ну мама же видела этот код, с которого ты звонил?» – «Ну да, видела». – «И она не сообразила, что ты за границей находишься?» – «Ну, наверное, она не понимала». Вот в этом я сомневаюсь. Я думаю, что она тоже прекрасно все понимала, где он находится и что он делает. Но: когда произошла вот эта неприятная для нее ситуация, она же не в госорганы пошла, она же не в эту часть пошла, она не в Министерство обороны пошла. Она пошла к оппозиционным журналистам, она пошла к иностранным журналистам. Она пошла к тем людям, которые ей могут помочь. Понимание того, что происходит, у нее есть, но она продолжает разыгрывать эту историю, что «мы ничего не знали». Я думаю, что люди в России все прекрасно знают и прекрасно понимают, где воюют их сыновья.
– Вы общались не только с Агеевым, но и с задержанным при попытке въезда в Приднестровье Валерием Гратовым, которого украинские власти называют полковником Вооруженных сил России и одной из ключевых фигур событий в Донецкой области с самого начала так называемой «русской весны». Можете ли вы сравнить свои ощущения от разговора с Гратовым и с Агеевым?
– От общения с Гратовым у меня очень тяжелое впечатление.
– Почему?
– Мне кажется, если Агеев врет, может быть, на 10%, где-то старается себя лучше представить, где-то боится сказать лишнее слово, не понимая, какие последствия его ждут после этого, то Гратов на 10% говорит правду. Если Агеев, скажем так, ситуативный противник Украины, то Гратов – идейный. И еще один момент. Агеев с первой минуты начал рассказывать о том, что он российский военнослужащий, что он подписал контракт с этой частью №65246, Я задал ему вопрос: «Россия от тебя отказывается. Куда ты посоветуешь обратиться своей маме для того, чтобы она смогла доказать твой статус и заставить российские власти заняться твоей судьбой?». И тут он говорит: «Вот часть – 65246, вот там, вот туда, я контрактник, на год подписал...» – и так далее. То есть он практически сразу начал об этом говорить, как только узнал, что возвращение в Россию у него может затянуться. А Гратов более опытный человек, и он понимает, насколько он ценен для России, понимает, что его в любом случае будут менять. Какой бы срок ему ни дали, в чем бы его ни обвинили, он достаточно ценен и пойдет на обмен. Это для него не мотив и не аргумент, что он получит срок 15 лет в Украине, потому что в конечном итоге его поменяют. Для Украины важна другая сторона медали – что, возможно, на этого человека можно будет выменять кого-либо из наших политзаключенных, из тех людей, кто в России совершенно беспочвенно обвиняется в терроризме, людей, которые прошли через пытки, это и Сенцов, и Карпюк, и Кольченко, и Панов... Возможно, кого-то из этих людей удастся вытянуть на родину. Все-таки мотивация у Гратова несколько другая. И обращаются с Гратовым достаточно нормально. Он находится в СИЗО, и все его просьбы выполняются. Он там, насколько я знаю, жаловался на еду, на то, что у него матрас неудобен, ему туда удобный матрас доставили, и так далее. Я сомневаюсь, что с нашими гражданами, оказавшимися в плену в «днр» и «лнр», или с заключенными в России обращаются так же.
– То, как ведет себя Гратов, скорее похоже на то, как вели себя Александров и Ерофеев?
– Да-да, даже умнее. Потому что Александров и Ерофеев сначала очень сильно испугались, сразу признались, что они российские военные, «не стреляйте, не убивайте нас». Потом, пообщавшись с адвокатом из России, заняли позицию: «Все, что я говорил до этого, неправда». И они даже откровенно издевались над следствием, над судом, вели себя достаточно нагло. Гратов не ведет себя нагло, я могу сказать, он ведет себя очень сдержанно, иногда жалостливо что-то говорит, иногда что-то вспоминает, по-дружески общается со следователями, по-дружески общался с нами, без камеры. Но он явно врет, манипулирует, все отрицает. Иногда, когда с ним говоришь, ты его как-то расслабляешь, и он забывает, где находится. Тогда проскальзывают какие-то вещи, которые говорят о том, что он не просто так находился на востоке Украины, что он принимал участие в боевых действиях. О чем свидетельствует и документ, который мы выкладывали на сайте ТСН, справка в Госдуму, которая ему была сделана так называемым командиром так называемой воинской части 08805 «днр».
К большому сожалению, это очень подлая война, в которой Украина оказалась один на один с огромным монстром. И этот монстр иногда просто играет с Украиной как кошка с мышкой, понимая, что никто его не накажет, что можно врать, что можно вот так играть, где-то нажать, где-то отпустить, где-то поднять уровень агрессивности боевых действий, где-то, наоборот, его прижать. К сожалению, эта история у нас надолго.
– Никто из российских дипломатов пока не пытался установить контакт ни с Агеевым, ни с Гратовым?
– Я не могу об этом сказать. В любом случае эти люди – граждане России, в любом случае у нас есть дипломатические отношения с Россией, в любом случае, как минимум, консул должен появиться или хотя бы поинтересоваться судьбой и Агеева, и Гратова. Интересовались ли – не знаю. На момент моего общения с Агеевым, насколько я знаю, консула у него не было. И на момент моего общения с Гратовым у него тоже консула не было. Хотя адвокат с ним общается, насколько я знаю, с Гратовым, и в этом его никто не ограничивает. Я не знаю, кто адвокат у Агеева и общается ли он с адвокатом, но думаю, что, поскольку идет следственный процесс, скорее всего, у него общественный адвокат, государственный адвокат у него должен быть.
– А у Гратова тоже государственный?
– Нет, у Гратова не государственный, у Гратова высокооплачиваемый адвокат. Кто платит – я не знаю.
