Солдат Руслан служит в армии на контрактной основе. Воевал в рядах добровольческого батальона, позже — в Национальной гвардии. В общей сложности провел на фронте почти два года. В нынешнем году, в составе снайперской группы, под эгидой Центра специальных операций, выполнял задания в промзоне Авдеевки, попав туда в самый разгар боевых действий.
Руслан — типичный «человек-война». Несмотря на хорошую работу и уговоры жены, его все время тянет на фронт. Он, как и многие другие бойцы, попробовавшие войну «на вкус», не может заново приспособиться к мирной жизни. По словам Руслана, пребывание в мирном городе, в первое время, причиняло ему едва ли не физическую боль.
«После возвращения из крайней ротации, я первые три дня вообще из дома не выходил, очень плохо мне было. Сейчас, вроде, стало легче, но все равно — не могу я тут. Скоро опять поеду», — признается он.
«Ротаций было много, и каждый раз я был уверен, что со мной ничего не случится. Но в этот раз почему-то переживал сильно. Честно говоря, впервые подумал, что как минимум стану калекой, а может так случится, что там и останусь. Тогда и сказал себе: если выживу, брошу курить. Сейчас не курю», — улыбается боец.
Деятельность подразделения Руслана засекречена. Но для того, чтобы напомнить «уставшим от войны» гражданам о непрекращающихся боевых действиях, Руслан согласился рассказать вместе с ZN.UA о ситуации на самом горячем нынче участке фронта и вкратце — о работе своей группы. Имя бойца, название подразделения и сроки его пребывания на передовой изменены либо преднамеренно не указаны.
О собственной мотивации
— С 2014 г. я служил в добровольческом батальоне, а с февраля 2015-го, согласно указу президента, стал бойцом Национальной гвардии и получил статус мобилизованного. С момента получения этого статуса необходимо было отслужить в Нацгвардии как минимум год. В феврале 2016 г. я демобилизовался, приехал домой и понял, что не могу адаптироваться к мирной жизни. Некоторое время поработал в волонтерском фонде, помогая волонтерам передавать на фронт амуницию и обмундирование, но в итоге все равно решил снова ехать на войну. Тем более как раз в тот момент я узнал, что туда едет моя группа, с которой мы вместе прошли Дебальцево, Углегорск, Чернухино, Станицу Луганскую и другие горячие точки.
Чтобы поехать на передовую, я заключил контракт на полгода, иначе меня бы не взяли. Я знал, что наш командир договорился о серьезной работе, и мы не будем сидеть во второй или третьей линии обороны. Сначала мы большой группой приехали на базу, позже среди нас были отобраны несколько десятков человек для выполнения заданий под эгидой Центра специальных операций.
О Нацгвардии
— После добровольческого батальона я год отслужил в составе Нацгвардии. До сих пор общаюсь со многими бойцами. Так вот, они считают неправильным, что НГ подчиняется Министерству внутренних дел. Разве это правильно, когда боевые офицеры и солдаты подчиняются недолюстрированным старым «ментам», которые до сих пор сидят в главках МВД?
— А кому, по мнению бойцов, должна подчиняться Нацгвардия?
— Непосредственно главнокомандующему. Президента выбирает народ, а Национальная гвардия — народная армия, она не должна подчиняться ни МВД, ни СБУ, а наоборот — в случае необходимости она должна стать им противовесом для зашиты интересов народа.
— То есть бойцы Нацгвардии хотят подчиняться президенту Порошенко?
— За последние несколько лет я не встречал ни одного человека, который бы доверял Порошенко, потому что прошло два года, а до сих пор никого из «бывших» не посадили и не наказали. Да, бойцы не доверяют Порошенко, но считают, что в вопросе подчинения, в такой структуре как Нацгвардия, должен быть порядок.
О передовой
— Основная масса атошников сейчас сидит на позициях второй и третьей линии (обороны. — О.Д.), ими никто не занимается, там «аватарство» процветает. Ребята фактически выполняют функции сторожей, чтобы местные не растащили на дрова укрепрайоны, в которые вложены миллионы. Да, некоторые бойцы расселились в нормальных условиях, но есть и те, кто всю ротацию спит в палатках и блиндажах. Как минимум их необходимо чем-то занять, инструкторов привозить, регулярные стрельбища проводить. А солдаты чаще всего предоставлены сами себе, многие за всю ротацию даже ни разу выстрела по мишеням не сделали.
Я вообще не понимаю, зачем загонять на войну тех, кто не хочет туда идти. Тем более что есть много мотивированных людей, готовых воевать.
— Неужели таких людей много? Судя по заявлениям Минобороны, сейчас как раз существует проблема с недобором контрактников.
— Сейчас — да. А для чего людям ехать на вторую и третью линию? Чтобы там бухать? Никто на это не согласен, все хотят на передовую. Я тебе скажу, что на авдеевскую промзону стоит очередь из желающих отправиться туда подразделений. Во время отбора группы в Авдеевку в нашем подразделении все бойцы перессорились, потому что каждый хотел поехать. Но попасть туда могут далеко не все, поскольку, как правило, берут только людей с опытом.
Об Авдеевке
— Сначала мы приехали на свою базу, где жестко готовились, каждый день проходили инструктаж и изнурительные тренировки. Первая работа в этой ротации заключалась в снайперской поддержке сил АТО, расположенных в частном секторе Авдеевки.
В частном секторе бои идут в основном по ночам, потому что днем приезжает ОБСЕ. А на промзоне, куда нас перебросили через некоторое время, бои идут практически круглосуточно. Десантники, с которыми мы были на позициях, говорили, что по плотности огня ситуация похожа на донецкий аэропорт.
Еще недавно промзона Авдеевки полностью контролировалась боевиками. Но потом наши воины пошли вперед, благодаря боевому подразделению Правого сектора. Это не те, кто в Киеве и других мирных городах «крышует» фирмы, представляясь Правым сектором. Насколько я знаю, когда фронтовики попросили у «городских» помощи, те отказали, и там чуть ли до драки не дошло. Боевой Правый сектор — это ярчайшие патриоты, все просто бредят идеей освобождения Украины и готовы сложить за эту идею головы. Причем два года назад они, как и мы, еще были айтишниками, учителями и менеджерами.
— При упоминании о ДУК ПС традиционно начинает нервничать Генштаб, поскольку, согласно минским договоренностям, добровольческие подразделения должны были быть отведены от линии разграничения.
— Тем не менее они там есть. И именно благодаря им мы «отжали» большую часть промзоны. А за последние два месяца еще приблизительно на 200 метров продвинулись вперед.
Судя по тому, как работает Правый сектор, они могли бы стать двигателем всей нашей наступательной кампании. Мы же, по минским договоренностям, не можем официально пойти в наступление. А им легче, они вообще никому не подчиняются.
Ну вот они и пошли. Их разведка зашла в «промку», в процессе выполнения задания стало понятно, что там есть слабые места, а часть позиций боевики вообще оставили, будучи уверенными, что мы не пойдем в наступление. Эти посмотрели, вернулись к своим, сгруппировались и слаженно зашли настолько далеко, насколько могли. Там они «насыпали» боевикам, закрепились и запросили подмогу. Наши подтянулись на помощь, и заняли позиции. Вот так мы взяли «промку».
Мы слышали по перехватам противника отчаянные приказы их командиров «отбить промзону», боевики большими силами пошли на нас, несколько дней ломились по открытой местности в любое время суток, но в итоге у них ничего не вышло. Они отчаянно шли на смерть, мы тогда их очень много покрошили.
— Почему ты стал снайпером? Насколько мне известно, у тебя раньше была другая квалификация.
— Переквалифицировался. Я стал вторым номером снайпера. Второй номер — это человек, гарантирующий безопасность самого снайпера.
За несколько недель пребывания там мы сделали очень хорошую работу. У нас все было чрезвычайно строго, каждый выстрел мы должны были подтвердить, т.е. принести с задания все отстрелянные гильзы. По перехватам было слышно, что боевики — в панике. Они называли нас «черной ротой» и все время запрашивали подмогу. Десантники, с которыми мы там работали, говорили, что впервые за все время службы им прислали такую эффективную группу.
А я, в свою очередь, был в шоке от этих десантников. Как я понял, они — киборги из донецкого аэропорта. Эти ребята — совершенно безбашенные, большинство из них даже броников с касками не носят, в полный рост во время обстрелов ходят и мешки для укрепления позиций таскают не пригибаясь.
Или вот, например, показательная история: как-то раз привезли им волонтеры наш флаг. Два десантника попросили их прикрыть и полезли водружать этот флаг на какое-то здание, просто с автоматами и в тельняшках. Сепары сначала от такой наглости опешили, но потом у них просто истерика случилась, как у быков на красную тряпку. Они открыли такой огонь, что мы в течение следующих суток даже головы не могли поднять.
— Каково расстояние между нашими позициями и позициями противника?
— От 100 до 400 метров. Наши с ними перекрикиваются. Они там тоже разные флаги вывешивают. Я даже чешский флаг видел, видать, наемничек какой-то его туда принес. Этот флаг из бойницы торчал, пока наш злостный РПГ-шник не «сложил» это здание. Теперь оттуда ничего не торчит.
Наш РПГ-шник вообще молодец. Я слышал от инструкторов, что результат семи выстрелов, сделанных подряд из ручного гранатомета, — обеспеченная контузия и больничный для стрелявшего. При мне человек за полчаса делал 40 выстрелов, из двух труб, которые по очереди «накручивали» десантники.
— И как он после этого себя чувствует?
— Визуально вроде бы все нормально, но по приезду, думаю, ему надо все равно врачам показаться, потому что на здоровье это однозначно отразится.
— А на сторону противника вы ходили?
— Туда ходила разведка. Я тебе больше скажу: ни для кого не секрет, что в самом Донецке и Луганске живут наши воины и ведут там подрывную деятельность. Наших спецов там много.
— Так почему же, в таком случае, наши спецы хотя бы точечно не уничтожат командиров боевиков?
— Я у них об этом тоже спрашивал. Говорю: «Раз вы такие крутые, чего ж вы не пристрелите этого Гиви ущербного или этого маленького ушлепка Моторолу?». Они говорят: «Нет приказа». А потом мне один грамотный человек сказал, что их не убивают, потому что еще неизвестно, кто потом их заменит. Сейчас эти клоуны формируют отряды из таких же клоунов, как они сами, а под серьезных людей могут сформироваться отряды из более серьезных боевиков, воевать с которыми нам станет гораздо сложнее.
О местном населении
— У меня был просто «разрыв шаблона» в момент, когда мы заехали в Авдеевку. Едем по городу в полном обмундировании и с полным боекомплектом, напрягаемся в ожидании «звездореза», а вокруг ходят мамы с колясками, дети в футбол играют, работают магазины и рынок. При этом я слышу разрывы, буквально в километре от этого места, и понимаю, что там идет бой. Они к этому привыкли и уже давно не обращают на это внимания. А «раздают» уже буквально в пяти минутах езды от города.
— Как местные к вам относились?
— Для основной массы местных мы — чужие. И это несмотря на то, что боевики перед уходом разграбили там кафе, ларьки и магазины. Все равно для местных они — свои. А нас местные не боятся, в лицо матом кроют. Все потому, что они уверены — мы им точно ничего не сделаем. Есть, конечно, и те, кто приходит еду просить. Ты делишься с ним сухпайком, а он тебе: «Ребята, не уходите, при вас тут хоть порядок есть!». Ну и понятно, что все без исключения хотят, чтобы там перестали стрелять.
Об «армии ДНР»
— Я уверен, что последние идейные сепаратисты были уничтожены еще в 2014-м. Сейчас на первой линии остались одни наемники, которых мотивируют исключительно деньгами. Судя по документам, которые мы находили, на передовой воюют в основном наши граждане и россияне, получающие военный билет «ДНР» и «ЛНР». Они официально получают там оружие в военкоматах, номер автомата вписывается в военный билет, никто просто так там ничего не раздает.
Мы очень сильно от них отстаем, в частности, по постройке укрепрайонов. Их обеспечивают серьезными материалами, они могут за ночь свести такой укрепрайон, который мы сможем только танками разбить. В прицел я видел, что укрепрайоны строят гражданские, скорее всего, их из Донецка выгоняют на эти работы.
Командиры на первой линии — тоже в основном наемники. Вторая линия — это кадровые российские военные совместно с наемниками. А основные стратегические объекты «держат» исключительно регулярные подразделения российской армии.
— Но при этом российское командование не отказывается от попыток объединить наемников в т.н. «армию»?
— По моим данным, зарплата у боевиков составляет от 500 до 4 тыс. долл. в месяц, в зависимости от квалификации. Кадровым военным оформляют командировочные и социальный пакет. Пока это все спонсируется, они будут бегать, стрелять и зарабатывать. Но их проблема заключается в том, что как только эта «армия» перестанет финансироваться, она через сутки разбежится.
Кроме того, все воины, с которыми я общался, считают, что Донбасс для россиян — это прекрасный плацдарм для вышкола профессиональной армии РФ. Например, несколько месяцев назад они загнали под Донецк, «на учения», российских курсантов. Эти курсанты два-три дня работали по нашим позициям из артиллерии, а попадали по мирным домам, очевидно, потому, что ошибались в расчетах.
— А наши в ответ что делали?
— Наши три дня скрипели зубами и согласовывали со штабом команду на «ответку», потому что, у нас «перемирие». Через три дня мы все-таки их «накрыли», артиллеристский расчет был полностью уничтожен. Разведчики сказали, что сгорело все подчистую.
— Молодые курсанты?
— Каждый из них имеет право не выполнять незаконный приказ. Тебя никто не убьет за то, что ты откажешься ехать в Украину. Возможно, ты лишишься взятой в кредит квартиры или машины, как максимум — потеряешь работу и звание, либо будешь отчислен из вуза. Каждый человек делает свой выбор самостоятельно. И если уж ты приехал воевать на чужую землю — получи то, что заслужил.
О решении военного конфликта
— За два года на передовой я не видел ни одного бойца, который бы считал, что конфликт можно решить политическими методами. Все, как один, выступают исключительно за военное решение проблемы.
— Никто из командования не возьмет на себя ответственность за штурм города-миллионника. Там проживает очень много гражданских.
— Бойцы считают, что гражданским нужно дать определенное время на выезд, пропустив их, естественно, через фильтрационные лагеря, чтобы боевики не пролезли. А потом — кто не спрятался, я не виноват.
— А если за это время россияне подгонят обратно все «отведенное» ранее вооружение и введут максимальное количество личного состава своих регулярщиков? Ты же понимаешь, что их там банально больше, чем наших? Как следствие, среди наших военнослужащих могут быть очень большие потери.
— Возможно. Но при этом мы уничтожим большую часть российской армии. Все, с кем я общался, к этому готовы. И я лично готов получить свою пулю, потому что знаю: в любом случае каждому человеку отведен свой срок.
— А готова ли твоя жена остаться без мужа, с ребенком без отца?
— Мы с ней на этой почве уже раз 25 собирались разводиться. Сейчас вроде все устаканилось, но своего мнения я не поменял, и в скором времени опять уезжаю на передовую.
