Нашим укрытием была водосточная труба под дорогой, которую там проложили, чтобы вода не накапливалась. Под трубами было метра два гравия, то есть, если прямое попадание в дорогу, то с нами все должно было быть более-менее нормально, ну контузиями бы отделались. А торцы были загорожены мешками с песком и землей. Однако, второго августа случилось все не так, как нам бы хотелось. В 5 утра начался очень плотный обстрел. Батарея САУ работала по селу. А потом подключился миномет.

К этому времени мы уже все забежали в трубу. Самый первый к выходу сидел Колобок, за ним - Сарделька и я. Произошел взрыв, вдоль трубы полетели искры, а над моей головой, словно фейерверк, что-то вспыхнуло. Это были мины, сначала одна, затем тут же другая.

Мне не хотелось отсиживаться в штабе - и я пошел в снайперы

Я родом из Днепропетровской области. Закончил Харьковский национальный университет внутренних дел. По окончании вуза был обязан отработать в милиции три года, но прослужил на полгода больше, я оценил все, что вокруг меня происходит, и понял, что это не мое. Перспектив, чтоб продолжать работать дальше, я никаких не видел и уволился сам, без всяких проблем. После этого я работал в разных местах, торговые фирмы, в СБ банка, даже пытался заняться бизнесом, но не вышло.

Наступил момент, что в моей жизни началась какая-то черная полоса. Я сам сделал ряд ошибок, пытался их исправить, но становилось все только хуже. В итоге рассорился с друзьями, с родными тоже отношения стали натянутыми. Развелся с женой, несмотря на то, что дочка родилась. На фоне личных проблем, события, которые начали происходить в стране, прошли практически мимо меня. Но когда моя жизнь немного нормализовалась, я подумал, что ведь война идет, и я могу какой-то свой вклад сделать, как-то помочь.

Как раз был март 15-го года и шла 4-ая волна мобилизации. Я приехал в военкомат, за полдня прошел медкомиссию, оказалось, что здоров и годен. Учитывая мою профессию в прошлом, военком предложил подписать мне контракт на 5 лет, но я отказался и пошел служить на год по мобилизации. Буквально через два дня я уже был в «Десне». Там мы поняли, что набор идет в танкисты, снайперы и разведчики, а тем, кто с высшим образованием, предложили остаться при штабе и вести какую-то документацию, но все отказались. Лично мне не хотелось где-то отсиживаться - и я пошел в снайперы.

Если брать обучение, то стрельбы у нас были смешные: мы могли выехать почти на сутки на полигон и выстрелить всего 6 патронов, то есть три патрона днем и три ночью.

Пока обучались, у нас собралась своя компания, человек 7. Мы дружно подошли к командиру учебной роты и сказали, что все равно куда, но лишь бы вместе отправили. После учебки нас распределили в 30-ую бригаду. Приехали в Константиновку, там познакомились с будущим командиром роты - достаточно молодым парнем Иваном, ему на то время было, кажется, 26 лет и он уже был капитаном. Затем нас поселили на ферме, в палатке под Артемовском. Этот период был важен тем, что мы постепенно внедрились в войну.

Со временем с передка приехали командиры взводов, чтоб взять себе людей для пополнения личного состава. Нашу семерку таки раскидало по разным местам. Я и мой товарищ Денис с позывным Колобок поехали в село Луганское. Денис - это отличный боец. Ему 45 лет, он еще на срочке за два года дослужился до старшины и был готовым командиром БМП, но парадокс нашей армии таков, что его взяли снайпером.

После первого обстрела ко мне пришло спокойствие и осознание, что планов на будущее строить не стоит

Вообще у нас вся надежда была на то, что мы приедем в АТО, там будут профессионалы, и мы на практике сможем все прочувствовать и всему научиться. А Луганское на тот момент было очень горячей точкой, это было в 20-ых числах мая 2015 года.

В селе дом, в который мы должны были заселяться, уже был разбит, поэтому поселились в летней кухне в соседнем самом уцелевшем дворе с краю села. До передовых окопов было около 400 метров. Нас было 5 человек: Колобок, Ганс, Маэстро, Борода и я, на тот момент у меня как такового позывного не было - не прижился ни один. Борода приехал из отпуска, он был с 3 волны, а поэтому самым опытным среди нас.

Вечером, в день приезда, решили пойти посмотреть обстановку - тишина, может, пару раз там где-то противники и стрельнули. Мне даже понравилось - романтика. Утром следующего дня мы тоже осмотрелись, вернулись, парни легли спать. Колобок вышел на улицу, взял книгу почитать. Было очень жарко и я решил пойти искупаться - внизу огорода было искусственное озерцо. Чуть-чуть не дошел до озера - тут же 3-секундный свист и разрыв от меня, метров 50-60 в соседнем огороде. Я разворачиваюсь и бегу. Денис тоже вскочил, и мы со всеми парнями забежали в подвал. Это был первый для нас обстрел. Где-то 7-8 мина прилетела четко в летнюю кухню, в 5 метрах от нашего укрытия. Когда после обстрела мы туда зашли, то долго смеялись, обнаружив, что хвостовик от мины залетел Колобку прямо в тапочки, которые расплавились. В дальнейшем это часто становилось одним из поводов для шуток.

Дальше этот дом, с мая по август обстреливали напрямую раз шесть. И мы поняли, что нас было прекрасно видно с вражеских позиций. Особенно, когда выходили в огород клубнику собирать. А когда душ соорудили, даже шутили, что сейчас стриптиз для врага устроим. Вообще этот край села обстреливали постоянно.

Именно после первого обстрела я проанализировал, как во мне возник страх и как он прошел. Когда мы сидели в подвале, Борода сказал: «Парни, нет смысла переживать, потому что если прилетит, то уже и думать ни о чем не придется!» И после этого ко мне пришло четкое осознание и спокойствие, что планов на будущее строить не стоит, что все надо делать сейчас, и если что-то получится, то получится, а нет, значит нет.

Однажды Маэстро с Бородой попали под обстрел. У Бороды даже царапины никакой не было. А Маэстро залетел один большой осколок в бок и засел очень глубоко. В итоге Маэстро увезли и через пару дней к нам приехали еще пару парней. Это Грей - веселый 22-летний парень и смешной такой персонаж Андрей с позывным Сарделька. Это тоже уникальный человек, которому надо отдать должное, несмотря на свою меланхоличность, он был очень смелый. Мы его уважали еще и за то, что он очень юморной, а такие люди, которые могут вызывать улыбку, очень важны - на фронте это необходимо. Когда незадолго до своего дембеля от нас уехал Борода, нас осталось пятеро человек без особого боевого опыта.

Освоившись, мы поняли задачи, которые перед нами ставились - это усиление живой силы и контрснайперская работа. Тогда участились случаи, когда противник подходил к нам очень близко, обстреливая позиции. Мы должны были вычислять врага и соответственно, чем-то отвечать, чтоб они не так нагло себя вели. И в отличие от пехоты, которая занимала одни и те же позиции, мы обходили все наши точки. Когда стоишь на одном месте, ты его отлично знаешь, но не знаешь, что творится неподалеку. А мы, изучив местность, уже понимали картину в целом. Наши действия упрощали работу пехоте, мы могли сходу объяснить, куда надо стрелять. А вскоре мы начали проявлять инициативу в проведении различных операций. Главным нашим креативщиком и инициатором был Колобок. У него была тяга к тому, чтоб изучить новое оружие, он его модернизировал. Был даже случай, когда нам пришлось столкнуться с ДШК (станковый крупнокалиберный пулемет, - ред), он часто клинил. Денис позвонил своему однокласснику и сказал, что ему нужно наставление по ДШК, через двое суток оно было у нас в распечатанном виде. Мы сели, почитали, разобрали, почистили, посмотрели какие недостатки, и сказали, если надо, то будем из него стрелять. Еще Денис уговорил командира роты, чтоб наших людей, снайперов, отправили с ПТУРа научить стрелять. Потому что когда мы видели вражеские танки и спрашивали у пехоты, почему из ПТУРа не стреляем, они отвечали, что не умеют. Тогда наши парни поехали, потренировались. Вернулись и рассказали нам. Мы выучили всю теорию и ждали момента, когда можно эти знания использовать. Позже таких моментов было достаточно. Неоднократно было и такое, что идет бой, а подавить мы его можем, допустим, стрельбой из БМП. Она стоит замаскированная, то есть идите и стреляйте. Но отговорки у пехоты тоже были разные, то стрелка нет, то надо массу подключить ( подключить массу - включить электропитание в БМП, без питания система наведения пушки не работает, - ред.) потому что пулемет просто так не стреляет. Доходило до то того, что мы просили их подключать массу, а Колобок садился и вел огонь.

А вообще мы устанавливали растяжки, корректировали огонь артиллерии. В тот период войны мы себя применили там, где понимали, что будем полезными. Однажды задумали операцию - сжечь зеленку, где часто прятались сепары. «Шмели» (реактивный пехотный огнемет, - ред) приготовили для этого, погоду сухую выждали, запустили 8 «Шмелей», но она, увы, не загорелась.

Я случайно опустил глаза и увидел, что носок моего ботинка уже под проволокой растяжки

Где-то на второй неделе нашего пребывания на фронте, решили провести небольшую разведку - выйти за наши передовые позиции, туда, где могут выходить сепарские снайперы и нас обстреливать. Накануне в той местности наши инженеры поставили растяжки, и нам с Колобком дали проводника, который знал, где это было сделано. Однако, мы искали эти мины минут 20 - нашли, переступили. Пехотинец, который нас провожал, пошел к своим, а мы отправились дальше. Колобок шел немного впереди и вдруг в какой-то момент в метрах 10 раздался взрыв. Упали на землю и не сразу поняли, что это было. Решили, что обстрел, а потом Колобок увидел у себя на ноге проволоку. То есть мы цепанули растяжку, причем даже неизвестно чью, и нам очень крупно повезло остаться живыми, у обоих ни царапины. После взрыва было ясно, что дальше идти не надо. Потому что сепары теперь могут открыть стрелковый огонь, для того, чтоб добить или напугать. А мы уже между нашими и ними. Начинаем отходить, мысли как раз о том, что только что было. И тут я останавливаюсь и вспоминаю, что мы вернулись к месту, где наши свежие растяжки стоят. Причем ОЗМ - это мина, которая выпрыгивает на 80 см, а радиус поражения 25 м, то есть это 100% гибель. Я останавливаюсь приблизительно в той местности и начинаю глазами ее искать. Не нахожу, а идти дальше страшно. Не знаю почему, но взглянул вниз и увидел, что носок моего ботинка уже под проволокой. Я там сразу столько всего прочувствовал. Потом переступил и продолжил искать вторую, но вовремя понял, что Денис идет сзади. Я поворачиваюсь и говорю «стоять». Он остановился, а не дошел, может, метра полтора до нее. Момент, как я цепляю растяжку, почему-то мне снился потом 2 недели каждую ночь. Эмоционально это было тяжело. Денис, как мне показалось, прошел это все менее болезненно.

Ну а дальше было всякое: находились в передовых окопах, под артобстрелами, где САУ разрывались в 30-40 метрах за нашей спиной, а осколки летали над головой. В июле мы с Греем попросились в отпуск: он решил расписаться с девушкой, а я очень хотел дочку увидеть и на море ее свозить. Потому что было четкое осознание, что каждый день может стать последним. Когда возвращался назад, у меня было ощущение, что что-то должно произойти. В Луганском за две недели моего отпуска ситуация не поменялась, а даже ухудшилась. Там, где мы жили, обстрелы усилились, и наши парни отъехали дальше, вглубь села. Каждый уже четко понимал, что броник и каска - это необходимые вещи. На то время мы уже перетаскали кучу раненых. Было пару таких случаев, что сложно забыть.

Однажды поздним вечером шел плотный минометный обстрел с осветительными минами. Я такого еще никогда не видел - это когда ночью на минуту становится, как днем. В этот момент наш парень передает по рации, что его напарник получил контузию и нужна замена. Ему ответили, что под таким обстрелом туда никто не пойдет. Через минут 5-7, мы слышим, что бежит кто-то по улице и кричит, а вокруг мины разрываются. Выбегаем и забираем его в подвал. И тут я понимаю, кто это и говорю: «Ведь только что про тебя Леха передал, что ты контуженный», - а он отвечает, что он уже не контуженный, а трехсотый, а Леха двухсотый. Дальше рассказал, что мина упала рядом с ними. Леша успел бросить его в карман в окопе и сам туда тулился, но следующая мина разорвалась у него за спиной. Его парни, когда доставали, сказали, что просто без вариантов - полголовы не было. А Сережу эвакуировали со множественными осколочными ранениями.

Когда я увидел огромное пятно крови, прочитал «Отче наш»

Когда участились ночные обстрелы, мы решили, что пока все спят, кто-то должен дежурить, чтоб будить остальных, если надо. Нашим укрытием была водосточная труба под дорогой, которую там проложили, чтоб вода не накапливалась. Над трубами было метра два гравия, то есть если прямое попадание в дорогу, то с нами все должно было быть более менее нормально, ну контузиями бы отделались. А торцы были загорожены мешками с песком и землей. Однако, второго августа случилось все не так, как нам бы хотелось. В 5 утра начался очень плотный обстрел. Батарея САУ работала по селу. А потом подключился миномет. К этому времени мы уже все забежали в трубу. Самый первый к выходу сидел Колобок, за ним - Сарделька и я. Произошел взрыв, вдоль трубы полетели искры, а над моей головой, словно фейерверк, что-то вспыхнуло. Это были мины, сначала одна, затем тут же другая. Часть осколков пробила мешки, часть залетела над ними, и все это внутри пошло рикошетом. В итоге Колобок получил множественные осколочные ранения.

Я почувствовал сильное жжение в груди. Расстегнул бронежилет и увидел огромное пятно крови. Решил, что лучше пока не двигаться, и понимая, что могу умереть, прочитал «Отче наш». Тут же мысли в голове понеслись о дочке, о семье. Но осколок, около 2 см, прошел под кожей и застрял четко между ребер. Мне повезло, что я стал на четвереньки после 1-ой мины и пополз вглубь, из-за такого положения он залетел мне под мышку. Хирург, когда доставал, сказал, что если бы зашел под прямым углом, то точно проник бы за ребра. Помимо этого, мне попало в руку и поцарапало голову.

Обстрел продолжался, мы сделали перекличку, но Андрюха Сарделька молчал. А потом начал хрипеть, все решили, что ему пробито легкое. Серега Грей под обстрелом побежал в дом и взял аптечку. Ребята разрезали всю одежду, но тело было чистое от дыр, хотя все в крови. Плюс кровь текла еще и из носу. Чуть позже обнаружили, что у него в голове дырки. Как потом оказалось - это было 2 осколка. Он то приходил в сознание, то терял его. Мы передали по рации о раненых, и когда притих обстрел, прибежали медики. Андрея на носилках унесли, а мы с Колобком своим ходом побрели. Дошли до таблетки, но водитель сказал, что все колеса пробиты. И тут снова начался обстрел, мы развернулись и опять отправились в трубу. Через какое-то время нас таки эвакуировали, отвезли на край села, а пока мы ехали, я заметил, как навстречу нам едет маршрутка, забитая людьми, и подумал, как такое возможно? Зачем эти люди едут в село, когда там такое творится. Это странно - так относиться к своей жизни и жизни своих детей.

В Артемовске мне сделали снимок и сказали, что ранение не проникающее. Что здесь прооперируют и везти никуда не будут. В итоге два хирурга разрезали, поковырялись, потом переглянулись между собой и сказали, что пускай меня в Харькове дорезают.

На вертолете нас эвакуировали в Харьков. В госпитале мне быстро достали все осколки.

Сарделька приехал уже полностью без сознания и был в критическом состоянии. Но ему все, что смогли достали - и он выжил. У Дениса Колобка достали в общей сложности порядка 30 осколков. Несколько операций было, в Харькове, потом Днепре, потом в Одессу его еще посылали. Но в итоге и он, и я вернулись на фронт, в Луганское.

Несмотря на то, что меня призвали в марте, мой дембель, я думаю, будет не раньше конца апреля. Если вернуться к тому сложному периоду в моей жизни, до того, как я ушел служить, у меня тогда руки опустились. А вот сейчас в плане деятельности мне хочется менять что-то в себе, вокруг себя; ставить перед собой цели и осуществлять их. И я чувствую, как эта война меня поменяла, очень сильно чувствую. Причем - эти изменения в лучшую сторону.

Я думаю, что люди, такие как я, которые на время потерялись в жизни, они могут посмотреть на войну с другой стороны: да - это опасно, но там можно сделать свой вклад в защиту страны, а еще понять для себя какие-то истины. На фронте я получил незабываемый и полезный опыт, хотя, в принципе, я старался делать свою работу настолько, насколько мог, и совершенно не жалею, что сделал этот шаг.

P.S.: текст был записан еще до демобилизации Александра. С конца марта 16-го года Александр демобилизован.