Несколько месяцев назад в Администрацию президента Украины пришло необычное послание. На официальном бланке Государственной думы Российской Федерации заместитель председателя вышеупомянутой Думы, известный в России и за ее пределами политик Владимир Вольфович Жириновский лично просил президента Украины Виктора Федоровича Януковича отдать ему фанерный завод.
Речь шла о Костопольском фанерном заводе «Якхнюка и Эйдельштейна», что в Ровенской области. Свои претензии на украинский завод спикер Госдумы мотивировал тем, что Эйдельштейн Ицхак Айзик, владелец этого завода, приходился ему родным дедушкой. Соответствующее решение Никулинского районного суда Москвы прилагалось. После присоединения Волыни к СССР в 1939 году Костопольский фанерный завод был национализирован. Еще через два года пришли немцы и Ицхак Эйдельштейн погиб в Костопольском гетто. И вот сейчас Владимир Вольфович хочет, чтобы Виктор Федорович принял «правовое, политическое решение о возвращении фанерного завода законному наследнику».
Не сложно представить себе замешательство сотрудников Администрации президента. С одной стороны, претензии, изложенные в послании, были сами по себе достаточно нелепы для немедленного отказа, с другой — бланк, на котором оно пришло, сулил возможность международного скандала в случае оного. В результате послание отправилось в долгий путь по инстанциям, включая Госкомархив, Минюст и местные учреждения Ровенской области, дабы точнее прояснить судьбу вышеупомянутого завода.
По итогам этого небольшого расследования из множества возможных причин для отказа (начиная с самой очевидной — президент Украины не уполномочен решать имущественные споры) было выбрано три. Во-первых, украинско-российское Соглашение о взаимном признании прав и регулировании отношений собственности, подтвердившее переход всех предприятий, расположенных на территории Украины, в собственность Украины. Во-вторых, факт полного уничтожения фанерного завода во время оккупации города — в 1947 году на его месте было построено совершенно новое предприятие. В-третьих, наличие у этого предприятия сейчас частных собственников. Невзирая на некоторую стилистическую противоречивость ответа (доводы в пользу отказа накладываются друг на друга в духе «во-первых, не брал, во-вторых, не я, в-третьих, не отдам»), он довольно четко дает понять: вряд ли Владимир Вольфович сможет заполучить дедушкин завод. По крайней мере, в ближайшем будущем.
С другой стороны, письмо Жириновского подчеркнуло интересный вопрос — проблему реституции. То есть, возврата владельцам и их наследникам некогда национализированной собственности. Для многих граждан Украины этот вопрос сравним с известной проблемой вкладов в Сбербанке: невзирая на справедливость и обоснованность требований, все прекрасно понимают, что они не будут и не могут быть удовлетворены. Просто потому, что у государства нет ни сил на переселение огромной массы людей и смену собственности множества предприятий, ни денег на оплату сопутствующих расходов, ни соответствующей законодательной базы, ни, будем уж честны, желания. Как у Жванецкого: — «Я право имею? Имеете. А могу? Нет, не можете».
Впрочем, есть нюансы.
Говоря о реституции в Украине, сразу следует разделить ее на две неравные, как в количественно-статистическом, так и в качественно-правовом отношении, категории. А именно: на реституцию частной собственности и реституцию церковного имущества.
Реституция церковная
Передача храмов религиозных общинам Украины началась еще до провозглашения ее независимости. Юридическим основанием реституции культовых объектов стал закон «О свободе совести и религиозных организаций», принятый Верховным советом УССР 21 апреля 1991 года. Он предписывал «обеспечить возвращение в собственность или передачу в бесплатное пользование религиозным общинам культовых сооружений и имущества». Вскоре этот закон был подкреплен указом президента Украины «О мероприятиях по возвращению религиозным организациям культового имущества» от 4 марта 1992 р. № 125. Органам власти было поручено в течение 1992–1993 годов передать общинам культовые строения, не используемые или используемые не по назначению, а также организовать инвентаризацию церковного имущества в фондах государственных музеев и архивов для решения вопроса о его использовании по назначению.
Было ли это на практике возвращением храмов в собственность церкви — вопрос спорный. Во-первых, юридическим лицом, распоряжающимся конкретным храмом, является не религиозная организация в целом (например, УПЦ МП), а конкретная община (например, община храма святителя Николая в Кировограде). Во-вторых, в большинстве случаев речь шла о долгосрочной аренде или передаче в постоянное пользование, а не о праве собственности. Но это де-юре, а де-факто клирики вновь получили право распоряжаться храмами.
Впрочем, и такая «церковная реституция» сопровождалась и сопровождается конфликтами. В первую очередь — из-за объектов, на пользование которыми претендуют разные организации, включая светские. В качестве примера можно привести ситуацию с двумя киевскими зданиями работы архитектора Городецкого — Николаевским костелом (он же Дом органной и камерной музыки) и караимской кенассой (она же — Дом актера). И если костел по взаимной договоренности клириков и музыкантов служит и тем, и другим попеременно, то страдающая без реставрации кенасса после выселения оттуда актеров в 2010 году остается в собственности города и приходит в запустение. Конфликты между разными церковными конфессиями, претендующими на отдельные общины и предписанные им храмы, и вовсе стали притчей во языцах.
При этом споры идут не только вокруг дорогой недвижимости. До сих пор не прекращается конфликт между еврейскими общинами Киева и Госкомархивом относительно передачи синагогам хранящихся в архивах свитков Торы. Глава Госкомархива Ольга Гинзбург «как государственный служащий и как коммунист» последовательно выступает против возвращения свитков, опасаясь за их сохранность и подозревая, что уже отданные святыни вывозят за территорию Украины.
Реституция светская
Формально светская реституция в Украине невозможна. Проще говоря, вернуть некогда национализированную собственность своей семьи уже не получится. У вас не примут даже заявление в суд — согласно нашим процессуальным нормам, оспорить вступление государства в право собственности можно лишь в течении трех лет после этого события. Украина вступила в права собственности на все объекты, национализированные при СССР, в 1993 году — и в 1996 году законная возможность возразить этому пропала.
Однако и здесь есть несколько «но».
Первое «но» — наличие в Украине целых национальных объединений, для которых этот вопрос все еще актуален. Для их членов он имеет не только личную, но и политическую подоплеку. Еще в 2006 году ряд объединений крымских татар («Азалтык», «Койдешлер», «Намус» и «Черкез-Кермен») требовали от Украины проведения реституции имущества, конфискованного у крымских татар при депортации. Справедливое по сути, но практически невыполнимое и крайне конфликтогенное в крымских условиях требование не было услышано. «Ну нет у нас закона о реституции» коротко и просто ответил полпред президента в Крыму Геннадий Москаль.
Стоит заметить — уже тогда существовал аналогичный законопроект. Назывался он «О восстановлении прав собственности физических лиц на имущество, принудительно отчуждаемое органами СССР» и был внесен народными депутатами Михаилом Сятыней и Сергеем Ратушняком в 2005 году. Этот проект, впрочем, так никогда и не стал законом.
Второе «но» — международный опыт. Все государства бывшего Варшавского блока, присоединившиеся (и желающие присоединиться) к ЕС, взяли на себя обязательство принять соответствующий закон и провести реституцию в той или иной форме. И в конечном счете это обязательство выполнили. Даже при том, что во многих из них речь шла не только о возвращении некогда национализированной социалистическими правительствами собственности, а о национальных вопросах, много более щекотливых. Например, о тянущихся еще со Второй мировой имущественных спорах между поляками и немцами. А также о собственности, конфискованной у национальных меньшинств отдельных республик во время гражданской войны в Югославии.
Но и в странах Центральной Европы реституция не означала немедленной и полной передачи собственности ее бывшим владельцам. Некоторые объекты не были возвращены. Другие — были, но с оговорками и требованиями к новым старым владельцам, призванными смягчить негативные последствия восстановления справедливости. Так, в Латвии люди, проживающие в домах, возвращенных старым хозяевам, могли оставаться там еще в течении семи лет, а выселить их можно было лишь с предоставлением равноценной жилплощади. В Литве хозяева земли, на которой в советские годы была произведена застройка, получали права на аналогичные участки в других регионах. То есть, если бы завод дедушки Владимира Вольфовича стоял не на Волыни, а где-нибудь под Вильнюсом — внук бы имел полное право на солидный участок литовской земли. Совсем по-другому прошла реституция в Польше: поскольку общая стоимость изымаемого из государственной собственности составляла ни много, ни мало $25 млрд, государство вернуло полякам лишь 50% от нее. Причем вместо денежных компенсаций выдавались ценные бумаги на приобретение земли или акций приватизированных предприятий (то есть, польские аналоги наших старых добрых ваучеров). По схожей схеме прошла реституция в Венгрии. Само собой, таковое было возможно лишь в случае совпадения во времени реституции и массовой приватизации, поэтому этот опыт Украине анализировать явно поздно.
С другой стороны, в Чехии нашли в себе силы просто вернуть наследникам их имущество или его стоимость в денежном эквиваленте, пусть и с некоторыми национальными особенностями. В качестве примера можно привести довольно сентиментальную историю графа Зденека Штернберга, нынешнего хозяина одного из наиболее популярных туристических объектов Чехии — Штернбергского замка под Кутней Горой. На момент прихода к власти в Чехословакии социалистического правительства и национализации замка в 1949 году, граф был еще ребенком. Более четырех десятилетий его отец, а впоследствии и он сам, проработали экскурсоводами в собственном доме, уже им не принадлежавшем, живя тем временем в небольшой квартире в Праге. После принятия Чехией закона о реституции в 1992 году уже старенький граф наконец-то смог войти в замок, принадлежавший его семье семьсот лет, как хозяин. Но поскольку замок остается частью национального культурного наследия, в нем не прекращаются экскурсии: граф с супругой живут на верхних этажах, а туристы ходят по нижним. Иногда он, впрочем, вспоминает о старой профессии и проводит экскурсии лично.
Как бы то ни было, если евроинтеграция Украины станет ближе и реальнее, чем сейчас, вопрос реституции может вернуться на повестку дня, причем в форме требования от еврокомиссаров. Принятие соответствующего закона рискует стать необходимостью, как совсем недавно стало для стремящейся в ЕС Сербии. Как он будет исполняться, даже в случае наличия у исполнителей доброй воли и искреннего рвения — это уже другой, не менее интересный, вопрос.
Парадоксально, но у Владимира Жириновского обнаружился личный интерес в ускорении интеграции Украины в Евросоюз.
