В прошлом году школа в соседнем пгт получила статус «опорной». В нашем селе на это не обратили внимания — наша сельская школа приказала долго жить годом раньше.
А вот в соседнем селе, где школа все еще работала, но в свете последних решений подлежала закрытию, поднялся бунт. Селяне перекрыли дорогу — трассу областного значения — с одним требованием: оставить в селе школу.
Понять сельчан, которые не хотят «отдавать» школу, довольно легко. Они сами назовут вам причины. По сути, их всего две. Первая «идейная»: школа для села, как и церковь — что-то вроде символа общины. Школы (в нашем околотке, по крайней мере), как и церкви, тоже строили преимущественно общины. Они же содержали учителей — точно так же, как священников. Абсолютное большинство взрослых в селе — выпускники этой школы. Выкрики вроде «сегодня закрыли школу, завтра отнимут церковь, а послезавтра и нас всех...», конечно, слишком эмоциональны, но отражают настроения населения. Как и умение власти работать с гражданами.
Вторая причина, в отличие от первой, почти духовной, совершенно материальная. Но о ней ниже.
На самом деле, на бумаге и ее электронных аналогах все прекрасно: инициативу создания опорных школ объясняют заботой об уровне образования сельских детей. Министр не кривит душой. Действительно, выпускники абсолютного большинства сельских школ редко показывают выдающиеся результаты внешнего независимого оценивания и государственной итоговой аттестации.
Но тут душа министра все же проявляет некоторую гибкость. Потому что опорные школы — это те же сельские школы, которые «не блещут» показателями. Каким же образом укрупнение этих школ должно существенно улучшить образование сельских детей?
Предположения, высказанные моими коллегами в СМИ, вызывают слезы умиления. Плохо, оказывается, когда в классе 4 ученика, а у учителя — хозяйство и огороды. Потому что учитель занимается хозяйством, а не подготовкой к урокам — как он бы, мол, делал, будь у него в классе 30 учеников. Что ж, кое в чем мои коллеги правы. Посадка картошки в окрестных селах останавливает движение на дорогах, учебный процесс, стук сердца, жизнь, смерть, она способна остановить планету на орбите. Но разочарую коллег: от размеров села, количества учеников в классе и статуса школы это никак не зависит. Опорные школы тоже находятся в селах и пгт. У их учителей тоже есть хозяйство и огороды. И они тоже активные участники ежегодного бульбафеста. Что меня на первых порах — по неопытности — страшно возмущало: учебный процесс свят, им нельзя жертвовать! Теперь, правда, я смотрю на это спокойнее. Таков ритм жизни села — и сельских детей, и сельских учителей он касается, как и всех прочих.
Впрочем, вопрос качества обучения в эфире возник не первым. Одной из первых причин закрытия сельских школ, называемых МОН, был не уровень образования, а экономия. Посредством прессы нас убеждали в том, что это экономически нерационально — тратить средства на содержание школы для 6–8 детей.
Но при этом сельские и даже районные власти в ответ на вопрос, какую именно экономию дало закрытие малокомплектных школ, только пожимают плечами и иногда признают, что экономия-то как раз небольшая. Потому что на самом деле расходы на эти школы были минимальные, а «довоз» детей из сел — особенно отдаленных — мягко говоря, не бесплатный.
Я могу подтвердить, что расходы на нашу сельскую школу, действительно, были небольшие — из всей «коммуналки» тут было только освещение, да зарплата двум учителям с неполными ставками. Дровами (отопление печное) и уборкой школу обеспечивала община села. Что касается зарплаты двух учителей, на ней вряд ли сэкономили — учителей при закрытии школ не сокращают.
Поэтому «экономия на коммуналке» вряд ли могла продержаться в эфире достаточно долго. Но так же, простите, я усомнюсь в следующей версии МОН — в том, что с помощью системы опорных школ удастся разрешить проблему качества преподавания в сельской местности. В школе остаются те же самые учителя, те же программы, те же учебники, те же линейки и конкурсы песни и строя. От чего образование станет лучше?
Ну, например, говорят нам в разъяснениях, от того, что в филиалы будут ездить учителя из опорной школы — «узкие» специалисты, которых там не хватает, и чьи часы вычитывают преподаватели «смежных» дисциплин. Не в каждой сельской школе найдется учитель химии, например. Или физики. Теперь они будут обеспечивать не только опорные школы, но и филиалы. Заодно и часов наберут побольше.
Возможно, что и будут — там, где это окажется физически несложно. Но чаще не будут. Потому что транспорт учителям школа, скорее всего, предоставить не сможет. А добраться в соседний населенный пункт нашей с вами сельской местности общественным транспортом зачастую совсем не просто. Может оказаться, что учителю химии за дополнительные часы придется ходить в школу-филиал пешком. Недалеко — на соседнюю гору. Километров пять-десять. Это полезно для здоровья — у кого оно есть.
Я вовсе не спорю с тем, что в сельских малокомплектных школах учат плохо. И, действительно, низкое качество обучения связано с плохой работой учителей. Я видела это своими глазами на примере нашей же начальной сельской школы. Но дело было, уверяю вас, вовсе не в хозяйстве и огородах, которыми учителя занимались больше, чем школой — это было бы по-своему, по-сельски, даже отчасти почтенно. Увы, девушки не интересовались ни удоями своих коров, ни центнерами с гектара — им просто не хотелось напрягаться на работе. И у них была такая возможность, поскольку их начальство (школа была, кстати, филиалом) до нашего села добиралось крайне редко из-за объективных — транспортных — трудностей.
Бесконтрольность учителя — слабая сторона сельских школ и эту проблему, казалось бы, можно решить путем закрытия этих школ. Но парадокс в том, что учителя — те, которые являются виновниками низкого уровня образования в сельской школе, — как раз и не пострадают. Их не уволят, не сократят. Их переведут в штат опорной школы, и все, что нам остается — надеяться, что под бдительным надзором начальства они изменят подход к работе.
Тут мы, кажется, наконец, подбираемся к правде о реформе: единственная цель, которую можно достичь, сокращая сельские школы и открывая опорные — упростить систему управления. Сеть сельских школ слишком широкая, неповоротливая и неконтролируемая. Неудобная в администрировании. С помощью системы опорных школ и их филиалов эту сеть пытаются несколько «подрезать» и упорядочить. Возможно, наиболее романтично настроенные веруют в то, что это поможет поднять уровень образования. Я пишу «веруют», потому что не вижу никакой прямой и не мистической связи между администрированием и качеством преподавания в украинской системе школьного образования.
Но вернемся к бумаге и электронам, которые представляют, действительно, совсем неплохую картинку. Картинку вполне цивилизованную. Тут руководству МОНа есть на что сослаться — европейский опыт, американский опыт, в общем, руководство изрядно поездило по уютным уголкам мира, изучая все эти опыты под предлогом применения их у нас. Во всех приличных странах детей по селам, фермам и хуторам с утра забирает школьный автобус, везет в школу — большую, красивую, оборудованную по последнему слову, — а после уроков развозит по домам. В идеале это, действительно, хорошо. И даже прекрасно.
А теперь идеалы в сторону. Даже когда школьный автобус приезжает и отвозит детишек в опорную школу в соседнем пгт, он, например, опаздывает. Дети толпятся у ворот школы (для полноты ощущений отмечу, что школа стоит возле трассы) и ждут, пока закончится линейка (да, каждый день). Оказывается, линейка — штука важная, она не может подождать, когда приедут дети из отдаленных сел. Поэтому дети — из уважения к флагу и гимну — подождут на трассе. Это частность, разумеется. Но она очень хорошо отражает реальное положение вещей в украинской школе вообще: интересы и проблемы детей здесь учитываются в последнюю очередь. В точности этот же принцип действует и в реформе сельского образования, от которой ни в коем случае не пострадают ни школы, ни учителя — в том числе, те, которые «провалили» работу в селах. Просто потому что учителя — это огромная армия избирателей, причем избирателей, очень чувствительных к «госзаказу».
Но самое грустное даже не это — не эта «частная картина» детей, ждущих под воротами, когда же их пустят в школу, занятую линейкой. А то, что наблюдать ее вы сможете не каждый день. Не каждый день автобус приезжает в село за детишками. Он не делает этого, когда «сломался». Когда заболел шофер (да, он один). Или, когда он (шофер) разругался — с директором школы, руководством райадминистрации, с кем-то из особо активных мам. Когда в администрации «забыли» вписать в бюджет дизель для школьных автобусов на месяц (или на три). Когда пошел дождь и размыло дорогу. Когда ударил мороз и дорога оледенела. Когда пошел снег и дорогу замело. И это тоже еще не самое страшное. По-настоящему страшно было, когда наш школьный автобус слетел с заснеженной дороги вместе со своим драгоценным грузом. Целая стая ангелов-хранителей сработала на славу — автобус подхватили и аккуратно уронили в высокий сугроб, где он и застрял. Пассажиры в возрасте от шести до шестнадцати получили легкие ушибы и море эмоций.
Эту душещипательную историю я привожу не для того, чтобы вызвать сильные чувства. А для того, чтобы описать будни ученика сельской школы, который в результате реформы вовсе не получает «доступного и качественного образования». Он — или, скорее, его родители — получают новый вызов: доставить ребенка в школу. Потому что если автобус не пришел один раз — ребенок может школу пропустить. Или, как говорили в моем детстве, «прогулять». Но если автобус не приходит неделю, а то и месяц — ребенка приходится доставлять в школу общественным транспортом. А общественный транспорт в селе — это несколько рейсов сельского автобуса, который идет вовсе не в соседнее село, где располагается опорная школа, а «в район». Значит, нужно ехать туда и пересаживаться на другой сельский автобус. Или идти пешком. Как Ломоносов из Холмогор в Петербург. Дорога до школы в этом случае может занять от полутора до двух с половиной часов — если вы живете не слишком далеко от «района». А потом чадо нужно забрать домой — в опорных школах не предусмотрена ночевка для учеников, за которыми не приехал школьный автобус. А он вполне может не приехать — снег, например выпал, пока вы там два на два умножали.
Я даже не говорю о том, что рейс школьного автобуса только один. Это означает, что шестилетки-первоклашки будут сидеть в школе и ждать, пока доучатся старшеклассники. Домашних детей — а в селах, как правило, дети именно «домашние», поскольку садиков здесь нет — сразу на целый день отрывают от дома.
Но тут я, впрочем, снова поддержу идею закрытия сельских школ. В отрыве сельских детей от привычной им среды (не первоклашек, само собой, а тех, кто постарше), на самом деле, есть масса преимуществ. Здесь не место и не время пояснять, почему. Просто поверьте на слово: социализация у большинства сельских детей довольно специфическая. И если бы в МОН придумали реформу, при которой сельские дети отрывались бы «от корней», это была бы реформа что надо. Но в случае с опорными школами сельские дети по-прежнему не видят ничего, кроме села — опорные школы тоже находятся в селах, и учатся там дети из все тех же окрестных сел.
Между прочим, именно тут кроется одна из глубинных причин низкого уровня образования в сельских школах. Проблема не только в том, что здесь низкий уровень преподавания — вы найдете немало городских и даже столичных школ, где учат ничуть не лучше, чем в сельских. Проблема в узости горизонта. Как воображения, так и возможностей. Главный двигатель в образовании — мотивация. Вот ее-то у абсолютного большинства сельских школьников нет. И, боюсь, опорными школами эту проблему не решить.
Я вдаюсь в подробности сельской жизни — малоинтересные, возможно, столичному жителю, — чтобы пояснить то, что напишу прямо сейчас. Любая реформа в Украине — и сельских школ это касается в полной мере — должна была бы начинаться с реформы одной — фундаментальной. Программу этой реформы можно описать всего двумя словами: «Хватит лгать». Хотя бы самим себе. Я прекрасно понимаю, что не в силах МОН изменить состояние украинских дорог и транспорта. Но вполне в силах МОН признать, что дороги таковы, каковы они есть. И как бы ни были нам симпатичны польская модель, финская, американская или марсианская, делать реформы нужно исходя из реалий, а не из моделей.
Украинские реалии исключают возможность легкого и регулярного довоза кого угодно куда угодно. Поэтому «реформа» сельских школ, предполагающая «довоз» учеников — это удар по сельскому населению. По ученикам и их родителям. Говорить, что эта реформа направлена на «повышение уровня образования» в сельской местности — блажь и ложь. Путем создания опорных школ МОН, возможно, решает проблемы управления — свои проблемы, — но не проблемы сельских детей.
В условиях бездорожья решать проблемы села и сельского образования следовало бы по каким-то совсем другим моделям — и в этом смысле у Украины, возможно, было бы что внести в копилку общемирового опыта. Как в свое время Африка стала чемпионом по темпам роста сети беспроводной связи — просто потому, что там было очень мало проводов и еще меньше возможностей их проложить. У нас нет возможности возить детей в школы? Нужно найти способ доставки знаний к детям — раз детей физически невозможно (трудно, просто опасно) доставить к знаниям. Экспериментальных и уже вполне работающих образовательных программ вполне достаточно — начиная со «Школы в эфире», действующей для отдаленных ферм в Австралии, заканчивая идеями индийца Сугату Митры, успешно апробированными в Африке и Латинской Америке.
На самый худой конец, сельскую школу — хотя бы начальную — можно отдать на аутсорсинг, если государство с этим не справляется. Откроется поле деятельности для церквей, которые так хотят открывать школы — вот, пускай открывают и ЦПШ, а не только дорогие лицеи в больших городах. Для частных и общественных инициатив.
Вопрос только в том, чего на самом деле хочет и пытается добиться МОН и государство. Контролировать сеть школ или обеспечить доступность и качество образования? Еще раз прошу, не нужно кивать в направлении Запада, где это как-то удается совмещать. У нас совсем другая ситуация. И, кстати, уверения министра образования и целого Кабмина в том, что все проблемы решит децентрализация, тоже кажутся довольно сомнительными. Это тема еще одного долгого и мрачного разговора, но тут скажу кратко: между украинской сельской общиной и польской гминой, на которую любят ссылаться в МОН, точно такое же космическое расстояние, как между нашим «реформаторским» бюджетом и «подъемными» от Евросоюза, на которые Польша реформировала свои школы.
Все это, на самом деле, касается не только и не столько МОН. Сельские школы — это часть проблемы государственной политики в отношении села вообще. Вернее, отсутствия такой политики. Село для столицы — это именно проблема. А не ресурс, не возможности и не перспективы. Иногда складывается впечатление что село — это нечто вроде травмы. Которую не хотят трогать, чтобы не разбудить дремлющих в омуте чертей и предпочитают забалтывать благоглупостями о «кришталевих джерелах».
Школа могла бы стать двигателем социальных изменений в селе — это вполне естественная роль для школы. Тут она, как показала практика СССР, вполне может оказаться эффективной. Но беда в том, что изменений никто не планирует — нет никаких внятных планов, стратегий и программ, предполагающих существенные социальные перемены для сельской местности. В реформе сельских школ это отражается, как в капле воды.
