Линии раздела проходят теперь не по административно-территориальному признаку. И тем более не по признаку симпатий или антипатий к тем или иным политическим силам и их лидерам. Более важными стали другие два вопроса: сколько личной свободы человеку нужно и на сколько человек желает ограничить личную свободу всех членов общества.
Сопротивление вместо протеста
О продуктах деятельности парламента от 16 января можно спорить бесконечно. Если оставить за скобками важные процессуальные и законодательные нюансы, в центре полемики окажется мировоззренческий конфликт. Часть украинцев, как показали события последней недели, готовы выражать свою гражданскую позицию не только в форме мирного протеста, но и в форме открытого сопротивления. А радикализация социальной активности только увеличила идеологическую пропасть между названными категориями граждан и теми, кто сознательно отстраняется от участия в любых «майданах» и добровольно принимает как должное любые правила игры, озвученные властью.
Подавляющее большинство участников воскресного вече от 19 января были настроены на мирное, ненасильственное сопротивление в виде непризнания и игнорирования запретов, установленных законами от 16 января. Однако любая людская масса никогда не бывает однородной, в ней обязательно найдутся сторонники более решительных действий.
На Евромайдане произошел не раскол, а разделение ролей и соответствующих им задач. Для тех, кто был готов только к мирному сопротивлению, поддерживалась жизнедеятельность городка на столичном Майдане Незалежности и части Крещатика — со стенами-баррикадами, сценой, штабами, палатками и биотуалетами. Тем самым был обеспечен тыл для тех, кто предпочел выражать свое возмущение в более радикальной форме внизу улицы Грушевского, перед милицейским кордоном, который преградил киевлянам и гостям столицы путь к Национальному художественному музею Украины. Радикальное сопротивление, будучи весьма малочисленным, вряд ли смогло бы продержаться без содействия мирного Евромайдана.
От равнодушия к страху
Но и преувеличивать уровень поддержки акций протеста и сопротивления тоже не следует. Даже в Киеве значительная часть населения в течение всех двух месяцев, прошедших с начала Евромайдана, была равнодушна к его лозунгам. Выдвижение на первый план вопроса о правах и свободах, возможно, привлекло новых симпатиков, но вот переход от протеста к сопротивлению явно сузил круг сторонников Евромайдана. Равнодушие стало сменяться страхом перед последствиями противостояния.
Показательно, что многие киевляне на вопрос о том, разве их все устраивает, отвечают: «Мои права не нарушаются». Хотя как раз жители столицы имеют серьезные основания считать себя ущемленными в правах, поскольку уже полтора года в Киеве нет городского головы. Статья 141 Конституции гласит, что территориальная община «на основе всеобщего, равного, прямого избирательного права» избирает «городского голову, который возглавляет исполнительный орган совета и председательствует на его заседаниях». Однако выборы мэра Киева до сих пор не назначены (парламентское большинство было намерено проводить их лишь осенью 2015 года вместе с выборами мэров и горсоветов всех других городов), полномочия Киевсовета тоже давно просрочены, а руководит им вместо мэра секретарь Галина Герега. Тем не менее многих киевлян эта ситуация не волнует — по той простой причине, что они вообще не склонны пользоваться своим избирательным правом.
И тут нелишне напомнить, что 15 декабря прошлого года состоялись перевыборы в парламент в пяти округах, в том числе в округе №223 в Шевченковском районе столицы. Явка избирателей в этом округе составила всего 46,1%, то есть большинство оказалось равнодушным к тому, кто победит — оппозиционный Юрий Левченко или провластный Виктор Пилипишин (и мандат в результате достался Пилипишину). Точно так же многим киевлянам все равно, кто победит на будущих президентских выборах, а увидев противостояние, начавшееся в центре столицы 19 января, испытали единственное желание: чтобы этот кошмар побыстрее закончился.
В других городах по сравнению с Киевом меньше поводов для страха непосредственно за ситуацию на городских площадях и улицах, но есть общий страх за ситуацию в стране в целом.
К тому же родители солдат, особенно Внутренних войск, боятся за их жизнь. В отличие от равнодушия страх является активным фактором — он формирует общественный запрос на скорейший поиск и достижение компромисса. При этом такие настроения усиливают мнения об «экстремистской» составляющей происходящего, которая априори воспринимается как противозаконная.
Вслед за неприятием - противодействие
Конечно, равнодушие и тем более страх по самой своей природе не способны быть стимулом к активному личному участию в каком-либо противостоянии. Однако активные противники «евромайданов» все же есть, и не только среди тех, кто готов подраться, если за это заплатят. В свое время советская пропаганда методично формировала образ врага в лице западных стран, и в том же духе давно уже работает пропагандистская машина путинской России. Расхожее мнение среди россиян об украинском Евромайдане — что он инспирирован Западом с целью поработить Украину и оторвать ее от Русского мира. Но под влиянием российских СМИ находятся и многие украинцы. Конечно, это прежде всего жители восточных и южных регионов, но не только они. В наше время если кто-то привык ориентироваться на кремлевскую точку зрения, тот легко найдет возможность смотреть российские телеканалы и читать российскую прессу хоть в Киеве, хоть во Львове, хоть в Ужгороде.
Более того, практически такой же точки зрения придерживаются многие представители Партии регионов и ряд СМИ. Журналист Святослав Цеголко на своей страничке вФейсбукеразместил документ, в котором сформулированы оценки «арабской весны» и «цветных революций». «Во время интервью лидер фракции ПР Александр Ефремов показал аргументы, которыми оперируют в ПР, — пишет Цеголко о происхождении этого документа. — Из них следует, что Евромайдан для власти — это пятая колонна, которая добивается, чтобы на улицах пролилась кровь». Заканчивается документ словами: «Эту протестную силу организационно оформила оппозиция, возглавив и направив ее в единое идеологическое русло с помощью западных структур. Иностранная поддержка Евромайдана превратила внутреннюю ситуацию в Украине в объект внимания мирового сообщества, усилив давление и ответственность власти за дальнейшее развитие событий».
У приверженцев этой точки зрения Евромайдан вызывал отнюдь не равнодушное отношение, но четкое неприятие. А когда Евромайдан перешел от протеста к сопротивлению, у его противников стала набирать популярности идея об активном противодействии. Для них вопрос о правах и свободах тут вообще не стоит, поскольку, по их мнению, этот вопрос служит лишь поводом для западного диктата, каким быть внешнеполитическому курсу Украины.
В результате повысилась вероятность силовых конфликтов между участниками и противниками евромайданов в различных городах, прежде всего на востоке и юге Украины, где оппозиция слаба. В Киеве стычки с участием приезжих из восточных и южных регионов уже стали чуть ли не обычным делом. События развиваются стремительно, и слова о гражданской войне уже не кажутся крайне маловероятным прогнозом.
В любом случае, уже те события, которые произошли, поставили украинцев перед выбором своей позиции по отношению к личным правам и свободам. Раньше этот вопрос не стоял столь остро, и многие просто не задумывались о том, какой ответ на него давать. Сейчас каждый взвешивает свои права и свободы, права и свободы других людей, мирную жизнь в своем городе и во всей стране, возможные желания Запада и России.
Но при этом и власть, и оппозиция, и радикалы с обеих сторон должны учитывать одно важное обстоятельство: в Украине на самом деле совсем не много тех, кто ожесточился до такой степени, чтобы реально желать переполненных больниц, тюрем и тем более моргов.
