Украинцы стали свидетелями совершенно нетипичного поведения власти: фактический перевод страны на военные рельсы не сопровождается популистской пиар-кампанией. Более того, всячески подчеркивается нежелательность официального признания того факта, что страна находится в состоянии войны.
«Кампанейщина» — наше все
До января 2015 года модель взаимодействия власти, имитирующей полезную для общества деятельность, и общества, таких действий жаждущего, развивалась по неизменному алгоритму.
Власть громко объявляла о начале проведения очередной реформаторской кампании — будь то пенсионная реформа, люстрация, борьба с коррупцией или возведение «стены» на украинско-российской границе. Особой популярностью пользовалась кампания антикоррупционная. До Петра Алексеевича ее проведение анонсировали и Кучма, и Ющенко, и Янукович…
Подобная «кампанейщина» традиционно не заканчивалась ничем. Протуберанцы премьерских и президентских инициатив затухали в коридорах министерств и областных администраций.
По большому счету, за минувшие полтора десятилетия в Украине удалось осуществить лишь две с половиной реформы.
Налоговую — в ее проведении власть была действительно заинтересована и на общегосударственном уровне, и на, скажем так, уровне потенциальной личной выгоды.
Образовательную (введение ВНО вместо вступительных экзаменов) — ее проведение готовили около десяти лет, и успех реформаторов был связан с тем, что проблемы образования никогда всерьез не занимали помыслы украинских политических элит. И, наконец, «полуреформа», последствия которой обернулись большой кровью, — сокращение армии. Изначально, еще при Кучме, ВСУ резали под «натовский стандарт», но и после того, как присоединение к Альянсу перешло в разряд несбыточной мечты, армию продолжали сокращать, так как этот процесс оборачивался личной выгодой для «реформаторов».
Опыт 2014 года подтвердил: чем громче заявка на проведение необходимых изменений, тем меньше КПД подобной кампании. Так, люстрация оказалась не более чем предвыборной технологией — а после принятия соответствующих поправок в законодательство (законопроект №1841) процесс повернули вспять. Борьба с коррупцией выродилась в соревнование коррупционеров за право контролировать работу Антикоррупционного бюро, а символом налоговой реформы стало введение НДС-счетов — решение, на котором дважды споткнулся
Николай Азаров, но которое с легкостью удалось правительству Арсения Яценюка. И совсем уж комичными оказались результаты парламентских попыток вернуть государству контроль над «Укрнафтой».
На войне как на войне
В отсутствие реальных реформ активная часть общества готова принять в качестве таковых введение военного положения. Его рассматривают как некую панацею — но власть по ряду причин (о них — ниже) отказывается от такого шага.
Вместо этого избран другой путь: введение фактического военного положения явочным порядком. Анализ изменений в законодательстве и других действий власть предержащих, предпринятых в последние недели, свидетельствует, что процесс закручивания гаек идет полным ходом.
Первой ласточкой стал продавленный в декабре минувшего года закон о СНБО, предусматривавший расширение полномочий его секретаря. Не секрет, что он был принят под конкретного политика, и последствия ощутимы уже сегодня: так, официально сообщается о том, что наступление полка «Азов» под Мариуполем координирует лично Александр Турчинов. Мало кому приходит в голову абсурдность подобной ситуации с точки зрения единоначалия и субординации.
15 января ВР утвердила указ президента о проведении частичной мобилизации (так называемая четвертая волна мобилизации). О том, насколько успешным оказался этот процесс, можно судить даже по косвенным признакам. Например, по скандалу, причиной которой стало сообщение в сети Facebook советника президента Юрия Бирюкова о срыве мобилизации в ряде областей Украины (впоследствии удаленного автором). Или по аресту журналиста Руслана Коцабы, выступавшего против мобилизационной кампании. Или случай, не имеющий ничего общего с соблюдением прав человека, — обещание нардепа и советника министра внутренних дел Антона Геращенко задерживать всех участников антимобилизационных митингов (с принудительным дактилоскопированием и установлением личности каждого митингующего).
А начиная с 14 января парламент принимает ряд законодательных актов, связанных с усилением ответственности за военные преступления. Наиболее показательным (и спорным) стал законопроект №1762, фактически предоставивший командирам право применять меры физического воздействия — вплоть до применения оружия — для пресечения правонарушений подчиненными. Параллельно были возвращены такие меры наказания для военнослужащих, как гауптвахта и дисбат, была восстановлена ранее ликвидированная Главная военная прокуратура.
26 января премьер-министр Арсений Яценюк заявил, что правительство вводит режим чрезвычайной ситуации в Донецкой и Луганской областях и режим «повышенной готовности» — на всей территории Украины. Была создана комиссия по вопросам техногенно-экологической безопасности и ЧС — орган власти с исключительными полномочиями: решения комиссии являются обязательными для исполнения всеми центральными и местными органами исполнительной власти.
27 января был принят закон, согласно которому из-под люстрации выводился украинский генералитет, руководство Минобороны, МВД и СБУ. 3 февраля был принят Закон «О военно-гражданских администрациях» — временных органах власти в районах проведения АТО. Этот нормативный акт стал наиболее показательным воплощением политики «введения военного положения без самого военного положения» — речь идет о создании чрезвычайных и не предусмотренных Конституцией органов власти.
Власть не обошла вниманием и сферу СМИ: в очередной раз были введены запреты на прокат и трансляцию фильмов и сериалов российского производства — в связи с этим даже появилась шутка, что фильм «Левиафан» все-таки был запрещен к прокату, но вовсе не в той стране, о которой все подумали. Разработан и ждет рассмотрения закон «Об участии иностранных лиц в телерадиоорганизациях».
В эту же «военную» строку — законодательные новеллы, касающиеся назначения командования Нацгвардией, статуса военнопленных в особый период и даже о снятии депутатской неприкосновенности (отличный пропагандистский ход, учитывая, что в ближайшие восемь месяцев никаких шагов в этом направлении предпринято уже не будет).
Ну и, наконец, нельзя не вспомнить о «соломоновом решении» парламента — постановлении о признании РФ государством-агрессором. С юридической точки зрения значение этого постановления ничтожно — ведь неотъемлемой частью украинского законодательства является Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Российской Федерацией и Украиной, подписанный в 1997 году, ратифицированный в 1998 году и вступивший в силу в 1999-м. Его действие никто не отменял.
Отвечать не придется
Политики, представляющие провластную коалицию, не устают подчеркивать невозможность введения военного положения в Украине. Основной аргумент — сложности с получением международной финансовой помощи для воюющей страны.
Как представляется, реальные причины лежат в несколько иной плоскости. В первую очередь открытое введение военного положения скорее всего поставит крест на дипломатических усилиях по разрешению конфликта — притом, что страны Запада не устают подчеркивать: конфликт в Донбассе имеет только политическое решение.
Во-вторых, официальное введение военного положения поставит ребром вопрос об определении сути происходящего вооруженного конфликта. При этом представляется затруднительным избежать его определения как, прежде всего, гражданской войны (что крайне невыгодно власти с политической точки зрения).
В-третьих, военное положение — это максимальная конкретизация ответственности за происходящее на персоне верховного главнокомандующего. Как несложно было заметить, украинский главковерх по возможности такой ответственности избегает. Ведь даже за проведение АТО согласно украинскому законодательству несет ответственность СБУ.
Но, как несложно заметить, власть осознала выгоды от «введения военного положения явочным порядком» — ведь это увеличивает ее полномочия без должного уровня ответственности. Законодательные инициативы, запланированные к рассмотрению парламентом, лишь подтверждают такую точку зрения. В качестве примера можно привести хотя бы планы по созданию службы финансовых расследований — ведомства, на организацию которого в итоге не поднялась рука даже у четырежды заклейменной преступной прежней власти.
