«Украине нет смысла бороться за свое тело на Донбассе, если она теряет свою душу, погрязнув в коррупции»

Рекс Тиллерсон, Государственный секретарь США

С момента начала российской военной агрессии я часто задаю себе один вопрос: что надо сделать Украине, чтобы выиграть эту войну?

К сожалению, у меня нет ответа на этот вопрос. Но я полностью разделяю мнение г-на Тиллерсона и считаю, что у нас нет шансов на победу над внешним врагом, если мы не сможем победить самих себя в войне, в которой мы как государство пока проиграли все основные битвы — войне с коррупцией.

Я также берусь утверждать, что победа над коррупцией возможна только в результате принятия концепции нулевой толерантности к коррупции везде. Нулевой — в значении «без исключений». Везде — в значении «от самого верха до самого низа, но точно начиная с самого верха». Я также верю, что решение проблемы коррупции в Украине есть не только обязательным условием нашей победы, но и достаточным. Победы в более широком смысле, чем в гибридной войне, победы в становлении Украины как полноценного суверенного государства.

Я отлично понимаю, что на эту тему не писал только ленивый, но за три года работы главой «Нафтогаза» я соприкоснулся с самыми различными проявлениями коррупции, о которых не подозревал ранее, а также накопил опыт в принятии решений, направленных на борьбу с коррупцией. Именно этим опытом я бы и хотел тут поделиться.

В чем разница между нами и ними?

Коррупция есть везде. Не думаю, что есть хоть одна страна в мире, в которой не было зафиксировано это явление за последние 50 лет.

Чем тогда отличаемся мы? Я считаю, что мы отличаемся уровнем толерантности к этому явлению. Приведу показательный пример:

— Является ли денежная «благодарность» врачу формой коррупции как по сути так и по форме?

— Да.

— Какая доля взрослых граждан Украины хоть раз в жизни «благодарили» врачей или, говоря простым языком, давали им взятки?

— Львиная доля.

— А зачем?

— А как по-другому?

Иными словами наше общество дало медицинской системе индульгенцию на коррупцию (очень надеюсь, что реформа, которая сейчас с боями прорывается, действительно изменит ситуацию). И подобными индульгенциями в нашем обществе обладает огромное количество институтов. Коррупция стала восприниматься как неизбежное зло и прагматический выбор. Именно это отличает нас от Западного мира — уровень толерантности к коррупции, а не факт ее наличия. Масштабы — это уже следствие.

Есть ли коррупциям в Норвегии? Несомненно. Совсем недавно четыре высокопоставленных сотрудника крупнейшего норвежского производителя минеральных удобрений Яра (та же сфера деятельности, что и наш ОПЗ) были осуждены за подкуп правительств других стран. Но вот в чем разница с нашей реальностью. В Норвегии замешанные в коррупции чиновники и сотрудники компаний (не обязательно полностью государственных — например, доля Норвегии в капитале Яры составляет меньше 40%) попадают под суд, который в большинстве случаев заканчивается тюремным заключением. А в Украине они в оптимальном для них варианте попадают в парламент, в среднем — становятся заместителями профильных министров, а в худшем — уезжают жить за границу. В этом и заключается смысл индульгенции — да, тебя могут поймать, но последствия точно не будут катастрофическими.

«Нафтогаз» как идеальный кейс для изучения последствий коррупции

С момента создания компании в 1998 г., руководство «Нафтогаза» существовало в двух параллельных реальностях: в первой надо было обеспечить энергобезопасность страны, противодействовать экспансии «Газпрома», консолидировать ценные активы; во второй — зарабатывать деньги для власти и не давать зарабатывать ее оппонентам.

Думаю, нет смысла задавать риторический вопрос о том, какая реальность со временем стала доминирующей. «Нафтогаз» стал иконой коррупции далеко за пределами Украины. Сложно сказать, когда именно это произошло: после подписания контрактов на импорт газа с венгерской «прокладкой» Eural Тrans Gas или швейцарской RosUkrEnergo, в момент покупки «вышек Бойко» или после запуска «схем Курченко». В Интернете можно найти огромное количество ярких коррупционных историй, связанных с «Нафтогазом». Но есть еще масса других, менее известных, документальные описания которых были изъяты из «Нафтогаза» следственными группами самой разной принадлежности.

Наиболее показательными являются случаи т.н. «покупки воздуха»: лопатки для турбин (которые де-факто не поставлялись), услуги по нанесению магистральных газопроводов на карту или их диагностике (которые де-факто не предоставлялись), работы по модернизации систем автоматического управления компрессорных станций (которые де-факто не проводились), и т.д. Наиболее показательными, поскольку для «поставки воздуха» необходимо обеспечить сговор огромного количества людей как на самом верху организации (профильные заместители главы правления), так и на уровне технических исполнителей, которые поставят свою подпись под наличие несуществующего товара (например бензина, купленного у частного предпринимателя и тут же переданного на хранение ему же на его же склад). И все это — под неусыпным взором армии контролеров, проверяющих и правоохранителей.

Любому человеку, мало-мальски знакомому с системой контролей над государственными компаниями в Украине, известно, что эти самые государственные компании не являются черными ящиками и не существуют в вакууме. За годы независимости вокруг них была создана сложнейшая система государственных контролей, количество которых я не берусь подсчитать. Например: планы (стратегического развития, инвестирования, финансовый, движения денежных средств и т.д.), которые утверждаются управляющим министерством и самим Кабинетом министров; отчеты о выполнении этих самых планов, которые тоже надо подавать на рассмотрение самых разных министерств и ведомств; государственные аудиторы и инспекторы, осуществляющие как превентивный, так и постфактовый контроль; различные спецслужбы, представители которых в статусе советников постоянно «приписаны» к руководству. Это в дополнение к традиционному набору проверяющих и инспектирующих, привычному для частного бизнеса.

Для понимания приблизительного объема их взаимодействия с компанией приведу такую цифру: не менее 30% всех сотрудников головной компании группы «Нафтогаз» заняты ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО общением с контролирующими органами. Другие 70% тоже вовлечены в этот процесс, просто в меньшей степени.

Последствия

А теперь давайте дадим честную оценку эффективности работы всей этой системы — кто вышел победителем в схватке «государственные контроли против коррупции в гос компаниях» по состоянию на сегодня? Берусь утверждать, что коррупция не просто победила с разгромным счетом (а этот счет идет на десятки миллиардов долларов; и даже если у Януковича конфискуют еще 20 млрд долл., то коррупция все равно останется в большом отрыве), но и инфицировала всю систему государственных институтов вирусом негативного отбора: большинство умных и порядочных сотрудников покинули систему, а их место заняли примитивные и лояльные.

Но такие кадры не могут качественно выполнять свою работу, что вынуждает их ее имитировать. Результат этой трансформации хорошо заметен сейчас — если кто-то из больших начальников ставит задачу разобраться в каком-либо сложном аспекте деятельности, например «Нафтогаза», то шансов у него получить объективную картину практически нет. Скорее всего, ему принесут длинный отчет, полный неподтвержденных фактами домыслов, не позволяющий принять какое-либо решение.

А это, в свою очередь, означает, что многие решения в части управления госкомпаниями принимаются почти «вслепую». Это как вправлять сломанную кость без рентгена — конечно же, можно, другого выхода-то нет, но успешность подобных манипуляций по сравнению с общепринятой мировой практикой явно проигрывает.

Приведу конкретный пример из моего опыта. Краеугольными документами для понимания ключевых процессов «Нафтогаза» являются баланс газа и финансовый план. При каждой смене правительства с 2014 г. (а их было три) я проходил через один и тот же процесс: ко мне приходили бывшие высокопоставленные сотрудники компании с предложением договориться о сотрудничестве, рассказывая о том, что их вызывали в различные министерства или КМУ и просили «помочь разобраться» с указанными выше документами.

«Помочь разобраться» в переводе на нормальный язык означает «найти, где ворует менеджмент»; смысл предложения прост — бывший сотрудник помогает объяснить «наверху» то, что выгодно новому менеджменту «Нафтогаза» в обмен на встречные услуги. Получив отказ, мне сообщали, что в таком случае в госорганы будет дана информация, что «Нафтогаз» ворует на импорте газа из ЕС. И вот что забавно, эта фраза — первое, что я слышал и слышу до сих пор, приходя на обсуждение этих самых документов в те же госорганы.

Также не секретом является тот факт, что во многих случаях элементы системы контроля трансформировались в инструменты банального вымогательства. Еще один пример из жизни: заместитель министра энергетики на совещании по отбору проектов для финансирования из средств широко известного китайского кредита озвучил мне интересное предложение: «Если хочешь получить разрешение на использование этого кредита, как минимум миллиард должен быть передан на освоение шахтерам».

На мой аргумент, что «Нафтогаз» не занимается и не планирует заниматься добычей угля, более того, мы никогда не сможем проконтролировать, как и на что будут потрачены эти деньги, он ответил, что в таком случае мы никогда не сможем согласовать ни одного другого проекта, каким бы «золотым он ни был».

Я отказался. По очень простой причине — если бы «Нафтогаз» передал право на использование части кредита третьим лицам, то, с высокой вероятностью, их бы постигла судьба аналогичного китайского кредита, выделенного на шахту им. Мельникова1. Этим был бы испорчен весь проект на сумму 3,6 млрд долл. США и репутация «Нафтогаза». Как в известной шутке про главный закон органической химии: — Что будет, если смешать килограмм варенья и килограмм фекалий? — Два килограмма фекалий.

Этот же принцип можно применить к любой государственной компании. Что будет, если добавить в ее деятельность немного коррупции и защитить уполномоченный на коррупцию менеджмент индульгенцией «свыше»? Совсем немного — процентов 10—15%. Через очень короткий срок ею будут поражены все без исключения процессы: от миллиардных закупок до выдачи профсоюзных путевок. И это утверждение я не считаю гипотезой или теорией — это закон, имеющий в Украине огромную и убедительную массу доказательств.

Что делать в случае госкомпаний?

Давайте рассмотрим интересный и свежий прецедент выбора эффективного пути реформирования одной из самой болезненной сферы — закупок. Многие именитые «специалисты» критиковали бывшего министра экономики Айвараса Абромавичуса за то, что «он полностью разрушил старое, не построив новое». Речь шла о замене старой «проверенной» системы тендеров на новую и «непроверенную» систему Prozorro.

Было ли это решение рискованным? Нет. Старая система приносила такие потери, что даже если бы произошел ее полный демонтаж, без последующей замены на новую, хуже точно бы не стало. Это как принять решение выбросить из холодильника испорченное мясо: жалко, но стало больше места, перестало вонять, и никто им не отравится.

Аналогичный подход нужно применить и к управлению украинскими госкомпаниями: максимально быстро заменить существующую модель государственных контролей на стандартную западную. Хуже точно не будет. Будет ли лучше? Пример «Нафтогаза» говорит, что шансы высоки. Является ли такой шаг достаточным для победы над коррупцией? Точно нет. Без новой судебной системы, без завершения процесса реформы правоохранительных органов и еще целого ряда важных процессов, направленных на создание реального верховенства права в Украине, победить коррупцию будет невозможно.

Дополнительные доходы государства от эффективной работы крупных государственных компаний могут стать катализатором изменений во всей системе государственных институтов. Нам надо сохранить «кадровый эффект» 2014 г., когда в государственный сектор пришло много новых людей, еще не испорченных системой. Это был тот уникальный момент в истории независимой Украины, когда, выбирая между разумными и лояльными, государственная система с перепугу «зачерпнула» много разумных. Именно они стали драйвером многих позитивных изменений, которые считаются достижением последних трех лет.

Но все эти достижения не являются необратимыми, и регулярные попытки их ревизии, кардинально участившиеся в последнее время, подтверждают тот факт, что нам нужно продолжать двигаться вперед. И двигаться надо не медленно и размеренно, а бежать семимильными шагами. Иначе мы не только не догоним давно вырвавшихся вперед западных соседей, но и не сможем «убежать от медведя».

Как выиграть войну?

Вы никогда не задавали себе вопрос: почему Путин выбрал именно нас как объект военной агрессии? Я разделяю точку зрения, что Путину для удержания власти в РФ нужны зоны перманентного конфликта для правильной ТВ-картинки внутри. Но почему из всех возможных вариантов «крестных походов за исконно русскими землями» он выбрал именно Крым и Донбасс? В чем причина? Почему не Прибалтику, например?

Моя гипотеза — мы были самой легкой из достойных целей. Легкой и привлекательной. Такой же, как и в январе 2006 г., когда украинская государственная компания «Нафтогаз» подписала многомиллиардный контракт со швейцарской частной компанией RosUkrEnergo, передав ей в монопольный контроль самые прибыльные сегменты украинского газового бизнеса. И все это за одну ночь переговоров в Москве. Думаю, это событие заставило задуматься российскую сторону над очевидным вопросом: «А может они еще что-то готовы так же легко отдать?».

Российскую власть (в лице Путина) часто называют хорошим тактиком, но плохим стратегом. Не уверен, что я разделяю эту оценку — если сравнивать со статистикой наших успехов, я не уверен, что мы их опережаем хотя бы в одной из перечисленных дисциплин. А для победы в любой войне надо быть хорошим стратегом.

Принять решение о реальном вводе режима нулевой толерантности к коррупции, будучи во власти здесь и сейчас, может только стратегически мыслящий человек. Уж слишком велик соблазн законсервировать процесс реформ, а где-то и возродить старую «проверенную» систему, способную щедро радовать любого хозяина плодами своего функционирования.

Путин такого решения не принял и вряд ли сможет. А в нашем случае — это единственно доступная стратегия победы.

1 В декабре 2011 г. ПАО «Лисичанскуголь» взяло кредит в государственном Банке развития КНР 85 млн. долларов США для реконструкции шахты им. Мельникова под государственную гарантию Украины.

В ноябре 2013 г. ПАТ «Лисичанскуголь» уже официально объявило дефолт по кредиту, в результате чего Минфин начал погашение кредита в рамках выполнения условий выданной гарантии.