За одним из редчайших депутатов, занимающихся вскрытием коррупционных нарывов, — Сергеем Лещенко — следят «орлы» Авакова. Корбана «принимают» в СИЗО, Кернеса — принимают на Банковой. Лидер президентской фракции рекомендует в штат руководства управления «К», по сути, Антибиотика, а тот, кто по недоразумению называется народным депутатом, бьет его ногой в голову на заседании антикоррупционого комитета. Война властей. Война кланов. Война «крыш».
Противостояние между СБУ и ГПУ лишь одна из фигурок в матрешке войн, переживаемых страной. В их войне мало черно-белости и много серо-жадности. В ней нет однозначных героев, а есть говорящие и отмалчивающиеся. В ней мало страха за страну — гораздо больше страха перед начальником. Драку между инструментами во время операции может позволить только очень плохой хирург...
12 ноября ZN.UA сообщило о том, что один из двух первых заместителей председателя СБУ — начальник Главного управления по борьбе с коррупцией и оргпреступностью Центрального управления Виктор Трепак — подал президенту рапорт об отставке в связи с невозможностью эффективно выполнять обязанности по причине нахождения во главе ГПУ Виктора Шокина. Администрация президента отмолчалась. СБУ заявила, что не располагает заявлением Трепака, который находится на больничном. Корреспонденту ZN.UA Илье Москаленко удалось связаться с Виктором Трепаком и задать ряд вопросов.
— На самом деле я подал два рапорта на увольнение с должности. Первый — 29 октября на имя председателя СБУ. Я действовал в соответствии с существующими в Службе правилами: заместитель председателя подает рапорт об увольнении председателю, а председатель на его основании вносит представление президенту, который издает соответствующий указ. По аналогии с процедурой назначения на эту должность.
После того как с момента подачи рапорта прошло 10 дней и на него не было надлежащей реакции, 9 ноября я подал второй рапорт — уже непосредственно на имя президента. Закон дает мне такое право: в соответствии со ст. 13 закона «О Службе безопасности Украины», представление председателя Службы обязательно для назначения его заместителя, а для увольнения закон такого представления не требует. Поэтому я обратился напрямую к президенту. Сейчас нахожусь на больничном.
— Чем вызвано ваше желание уйти с должности, ведь вы были назначены на нее только летом?
— Вы говорите «желание уйти»? Честно говоря, было совсем другое большое желание — работать. Ведь даже за такой сжатый срок кое-что удалось реализовать, сделать определенные наработки, а главное — вселить веру многим сотрудникам главка «К» в то, что можно работать по-новому и по-серьезному. Поэтому решение об увольнении можно считать скорее внутренне вынужденным. Но оно абсолютно осознанное, однозначное и твердое. Поскольку я четко понял, что в нынешних обстоятельствах у меня не будет возможности работать на этой должности так, как могу, как того требует закон и как необходимо обществу.
— Мы знаем, что прежде чем подать рапорт, вы встречались с президентом Порошенко. Чем мотивировали ему свое решение?
— Встреча состоялась 28 октября — на второй день после заседания парламентского антикоррупционного комитета, в котором я принимал участие вместе с заместителем генпрокурора В.Касько. Предметом разговора с президентом были вопросы, связанные с деятельностью СБУ по линии противодействия коррупции, — как текущие, так и перспективные. Речь шла и о деле так называемых «бриллиантовых прокуроров», появление которого, и это я говорю ответственно, было бы невозможно без поддержки президента. Без его содействия оно «захлебнулось» бы еще на первоначальном этапе его реализации. Результатом этой встречи стало то, что я сообщил главе государства о своем намерении уволиться с занимаемой должности. И изложил ему мотивы такого шага.
— Эти мотивы вы потом указали в рапорте президенту об увольнении?
— Да. Я попросил уволить меня с занимаемой должности «в связи с невозможностью выполнения возглавляемым мной специальным подразделением определенных законом задач по противодействию коррупции и организованной преступности из-за пребывания на должности генерального прокурора Украины Шокина В.Н.» Это — главная причина моего решения. Хотя и не единственная.
— То есть вы уходите из-за резонансного дела «бриллиантовых прокуроров»?
— Дело «бриллиантовых прокуроров» — это не просто резонансное дело в отношении прокуроров высокого уровня. Оно во многом определяет дальнейшее содержание борьбы с коррупцией в нашей стране, поскольку ломает систему круговой поруки, закрытости, неприкосновенности, создававшуюся и существовавшую десятилетиями.
Следует понимать, что прокуроры, не имея неприкосновенности де-юре, всегда были неприкосновенными де-факто. Кого из прокуроров можно «трогать», а кого — нет, определял генпрокурор, от которого они полностью зависели и которому преданно служили. Такое положение вещей давало возможность генпрокурору «господствовать» не только в системе прокуратуры, но и во всей правоохранительной системе. И в значительной степени — также в судебной системе. Этот и ряд других моментов делают отечественное правосудие очень субъективным, когда ответственность тех же коррупционеров зависит не от наличия правовых оснований, а от политического или личного интереса.
Мы пошли на реализацию материалов в этом деле, осознавая все риски и угрозы. Ведь дело касалось не просто прокуроров, а прокуроров самого высокого уровня — первого заместителя начальника главного следственного управления ГПУ и заместителя прокурора Киевской области. В дальнейшем стала также известна внеслужебная связь фигурантов этого дела с генпрокурором.
— На упомянутом вами заседании парламентского антикоррупционного комитета вы заявили, что в деле «бриллиантовых прокуроров» на сотрудников СБУ оказывается «мощное давление». Но тогда вы не детализировали, в чем же проявлялось это давление и оказывалось ли оно лично на вас.
— Сразу же после задержания фигурантов этого дела ГПУ открыла четыре или пять (точно даже не знаю) уголовных производств, предметом которых стала деятельность нашей следственно-оперативной группы. Ее членам инкриминировали превышение служебных полномочий и т.п. Со временем ряд производств закрыли, другие — передали в военную прокуратуру для расследования. Недавно ГПУ открыла еще одно уголовное производство — за разглашение государственной тайны, которое касается меня и сотрудников главка «К». Это производство — надуманное, основания для его открытия были искусственно созданы. Сегодня ГПУ активно по нему работает, собирает материалы, проводит следственные действия, то есть нам четко сигнализируют: вы под дамокловым мечом.
Обвинительные материалы в отношении меня ГПУ собирает даже в тех уголовных производствах, которые не имеют никакого отношения ни ко мне, ни к указанному делу. Свидетелям, которых допрашивают в рамках других производств, задают вопросы о моем участии в реализации дела «бриллиантовых прокуроров». Это очевидное процессуальное злоупотребление.
Буквально на днях стало известно, что ГПУ пошла еще дальше. Она захотела получить доступ к «святая святых» — режимно-секретному отделу апелляционного суда г. Киева. Цель понятна — ознакомиться со всеми оперативными материалами, по которым суд давал СБУ разрешение на проведение негласных следственных (розыскных) действий. Это при том, что у прокуроров, которые являются процессуальными руководителями, и так был определенный доступ к оперативным материалам. Но кто-то захотел увидеть весь массив разработок, которые проводили и проводят СБУ, МВД, Служба внешней разведки, ГУР Минобороны. Очевидно, кто-то очень обеспокоен своей и своих приближенных судьбой. И ГПУ удалось получить разрешение суда на обыск в РСО апелляционного суда Киева. А знаете, какой суд дал такое разрешение? Новозаводской районный суд Чернигова, у председателя которого тесные неформальные контакты с руководством ГПУ. Поэтому ГПУ часто обращается в этот суд по важным для нее вопросам.
Это только часть того, что происходит вокруг сотрудников СБУ, задействованных в реализации материалов в деле «бриллиантовых прокуроров», вокруг главка «К» в целом. Такая активность ГПУ в этих производствах выглядит как банальная месть и расправа. Самое парадоксальное, что занимаются этим бывшие подчиненные В.Шапакина из главного следственного управления ГПУ, которое теперь возглавляет Ю.Грищенко. Последнего, как и В.Шапакина, считают приближенным к действующему генпрокурору. О чем еще надо говорить?
— Очевиден острый конфликт между вами и генпрокурором, между сотрудниками СБУ и прокуратуры. Это персональный конфликт или конфликт между системами?
— Конфликт между ГПУ и СБУ существует, даже если исходить из того, о чем я сказал. Внешне он может восприниматься исключительно как персональное противостояние, что на самом деле не так. Бесспорно, субъективная составляющая в нем есть.
Главные же причины этого конфликта — объективные, которые кроются, в частности, в законодательной регламентации деятельности оперативных служб СБУ и полномочий прокуратуры. Речь идет о действующем Уголовном процессуальном кодексе, который, на мой взгляд, построен на концептуально ошибочных началах. Он предусматривает тотальный прокурорский контроль над деятельностью оперативных работников и служб. Оперативники не могут и шагу ступить без согласования с прокурором — процессуальным руководителем. Мы должны сообщать прокурору обо всех оперативных мероприятиях, осуществляемых в отношении коррупционеров. Это сразу ставит под угрозу всю оперативную разработку, поскольку в самом ее начале появляется дополнительный потенциальный источник утечки оперативной информации. И на практике во многих случаях через него происходит «слив» такой информации. Тем больше угроза, когда речь идет о документировании противоправных действий самих прокуроров. Кроме того, прокурор, если у него есть персональный или «корпоративный» интерес, может заблокировать реализацию дела еще на стадии оперативного документирования.
Процессуальное всесилие прокуратуры было специально введено идеологами нового УПК. Помните, он принимался в 2012 г., именно тогда, когда Янукович завершал концентрацию политической власти в своих руках. А непосредственную власть над правоохранительными структурами он хотел сконцентрировать в руках самого преданного ему человека — тогдашнего генпрокурора В.Пшонки. Чтобы иметь полную осведомленность о том, чем занимаются все оперативные службы, чтобы легче было их контролировать и использовать. Тогда и придумали эту прокурорскую узду, которую набросили на оперативников и следователей, — процессуальное руководство. Хотя Конституция не предусматривает выполнения прокуратурой такой функции. То, что это нормативное творение «освящал» сам Янукович, подтвердил тогдашний руководитель главного управления по вопросам судоустройства АП А.Портнов, курировавший разработку и принятие УПК. В интервью ZN.UA он сказал: «Автором и идеологом этого документа является президент Украины, а мы сопровождали этот процесс и осуществляли его менеджмент».
Януковича уже давно нет в Украине, а мы продолжаем работать по его идеологии. Тогда генпрокурором был Пшонка, теперь — Шокин, скоро придет кто-то другой. Но системно это мало что меняет. УПК надо менять немедленно. Надо восстановить процессуальную самостоятельность следователей и дать некоторую свободу для оперативной работы. Достаточным контролем над такой работой является разрешение суда на проведение негласных мероприятий.
— Из-за нарушения процедуры суд признал незаконным снятие неприкосновенности с И.Мосийчука. В ГПУ утверждают, что из-за нарушения процедур при задержании и обыске у «бриллиантовых прокуроров» суд их отпустит, и это будет на вашей совести. Что скажете?
— Скажу, что решение о задержании В.Шапакина и А.Корнийца и проведении обысков, в которых участвовали сотрудники СБУ, принимал следователь по согласованию с процессуальным руководителем. При этом он руководствовался положениями закона, который дает право следователю задерживать лицо на 72 часа и проводить обыск без определения следственного судьи. В дальнейшем законность оснований задержания указанных лиц и проведение обысков проверялась в судебном порядке. Суд, в том числе апелляционной инстанции, признал законным проведение указанных мероприятий.
— Участвовали ли вы в разработке дела Корбана, и как оцениваете произошедшее?
— Не участвовал. К реализации материалов этого дела не имею никакого отношения. Давать же оценку проведенной СБУ совместно с ГПУ операции не могу, так как, во-первых, мне не известны все ее детали, во-вторых, делать это мне было бы неправильно.
— Правдива ли информация, что жена одного из «бриллиантовых прокуроров» — родственница семьи Порошенко?
— Впервые слышу. Мне об этом ничего не известно.
— Кто, кроме президента и председателя СБУ, может влиять на кадровую политику СБУ?
— Ключевые кадровые решения в системе СБУ принимают президент и председатель СБУ. Назначение на должности более низкого уровня и увольнение с них отнесено к компетенции руководителей департаментов центрального аппарата СБУ и начальников областных управлений.
Бесспорно, принимая кадровое решение, каждое из указанных должностных лиц руководствуется не только нормативно определенными требованиями к кандидатам на должность, но и определенными собственными критериями и видением. Ведь за любым кадровым решением стоит ответственность того, кто его принимает.
Если бы я сказал, что кадровые решения в системе СБУ принимаются без учета внешних влияний, лоббирования, в том числе политического, — я бы покривил душой. В той или иной степени это есть. Систему СБУ не могут обойти общие тенденции, присущие кадровой политике государства в целом.
Все ли назначения в возглавляемом мной главке «К» осуществлялись в соответствии с моим видением? Нет!
— Недавно Г.Корбан заявил, что ваш первый заместитель — П.Демчина — объявил себя «смотрящим» от И.Кононенко.
— Что Демчина и Кононенко хорошие знакомые и постоянно общаются — это почти общеизвестный факт. Как кто себя позиционирует перед другими — его личное дело. Хотя, конечно, по этому можно судить как о сути самого человека, так и о его нравственности. Что же касается «смотрящих», как вы сказали, — как только они появятся в СБУ, неважно, от кого, — о спецслужбе государства можно будет забыть.
— Ваши неприятности, среди прочего, связывают с тем, что вы вмешались и пытались остановить схемы значительных контрабандных потоков: орехов, металла, спирта и сигарет. Правда ли, что в связи с этим вы почувствовали недовольство Кононенко и Грановского?
— Масштабные контрабандные схемы могут успешно «работать» только при условии, что у их организаторов есть «добро» от всех правоохранительных структур — прокуратуры, фискальной и пограничной служб, СБУ. После назначения меня на должность первого заместителя председателя СБУ— начальника главка «К» — был проведен ряд кадровых изменений и организационных мероприятий, которыми давался четкий сигнал: СБУ говорит «стоп» таким схемам. Это не означает, что они автоматически перестали работать. Но для их существования возникла реальная угроза. Далее мы начали постепенную работу по ликвидации таких схем. Об этом знало руководство государства, сотрудники Службы, представители бизнеса. Безусловно, знали об этом и организаторы контрабандных схем. Я очень признателен председателю СБУ Василию Сергеевичу Грицаку за то, что его позиция в этом вопросе совпадала с моей, и он обеспечил мне возможность до последнего держать такую позицию.
— Какую, по вашей информации, выгоду от контрабанды на Востоке Украины и добычи янтаря имеют силовики, «крышующие» схемы?
— Гибридная война, которая идет на Востоке Украины, порождает гибридность многих правовых явлений. В частности, той же контрабанды. Поскольку нарушение правил перемещения товаров через так называемую линию размежевания юридически контрабандой не является. Контрабанда — это незаконное перемещение определенных товаров через таможенную границу Украины. Но это юридическая сторона. Фактическая заключается в том, что схемы зарабатывания на перемещении товаров на неконтролируемую украинской властью территорию Донецкой и Луганской областей и с нее работают. Бесспорно, речь идет об огромных объемах товаров и колоссальных суммах. Но каких точно, я не скажу, поскольку эти вопросы входят в компетенцию другого заместителя председателя СБУ, который занимается деятельностью антитеррористического центра.
Прибыли от незаконной добычи янтаря достигают десятков миллионов долларов. Понятно, что основная их часть идет не старателям — они работают «за слезы». В этом незаконном промысле совпали интересы криминала, политиков и правоохранителей. СБУ знает, кто за ним стоит. Обезвредить этого спрута очень сложно. Непростая задача — документирование преступной деятельности организаторов указанного промысла. Но надо учитывать еще и социально-экономические аспекты этой проблемы. Во-первых, вопросы добычи янтаря остаются законодательно неурегулированными. Во-вторых, в эту деятельность вовлечено огромное количество местного населения, для которого добыча янтаря — едва ли не единственный способ выжить.
— Изменится ли, на ваш взгляд, кардинально ситуация с противодействием коррупции после того, как Национальное антикоррупционное бюро заработает «на полную»?
— Может измениться, а может и не измениться. Все зависит от нескольких моментов. Во-первых, от того, по каким принципам и насколько профессионально оно будет действовать. Во-вторых, от того, кого назначат антикоррупционным прокурором. Если это будет антикоррупционный прокурор по названию, а не по сути, то такой же будет и деятельность НАБУ. Ведь, несмотря на его очень широкие полномочия, НАБУ в своей деятельности полностью зависит от антикоррупционного прокурора, который будет санкционировать все мероприятия, проводимые сотрудниками НАБУ по документированию фактов коррупции и процессуальной реализации полученных материалов. Положение о тотальной зависимости оперативного подразделения от прокурора, заложенное в УПК, распространяется на отношения НАБУ и антикоррупционного прокурора.
Фигура антикоррупционного прокурора — сверхважная в системе противодействия коррупции. Он не просто должностное лицо с огромными полномочиями, он еще и символ, и гарант настоящей борьбы с коррупцией. Это хорошо понимают как те, кто хочет результативного противодействия коррупции, так и те, кто хочет ее имитации, чтобы обезопасить себя и свое окружение. Отсюда все эти проблемы, возникшие с формированием состава и работой конкурсной комиссии. По закону, из отобранных ею кандидатов антикоррупционного прокурора назначает генпрокурор.
Если исходить из интересов дела, то назначать антикоррупционного прокурора должен был бы не действующий, а новый генпрокурор. Это я говорю не из-за какого-то личного предубежденного отношения к В.Шокину. К нему есть масса претензий со стороны общества, политикума, экспертной среды, наших международных партнеров, занимающихся вопросами борьбы с коррупцией. Все это объективно снизит уровень общественного доверия и легитимности (а они в данном случае критически важны) к антикоррупционному прокурору, если его назначит действующий генпрокурор.
— И последний вопрос. У возглавляемой вами структуры есть коррупционные претензии к президенту Украины Петру Порошенко и премьер-министру Украины Арсению Яценюку?
— Сразу скажу, что для меня этот вопрос нестандартный и сложный. Его нестандартность в том, что все привыкли к другому: это президент и премьер-министр как высшие должностные лица предъявляют претензии к правоохранительным органам по поводу их коррумпированности и борьбы с коррупцией, а не наоборот. В чем вы правы, так это в том, что в правовом государстве должно быть «наоборот». Если, безусловно, для этого есть законные основания. Сложность заданного вами вопроса заключается в двух аспектах. Во-первых, из-за специфики своей деятельности о многих вещах я просто не могу говорить. Во-вторых, вас не устраивает ни отказ отвечать на этот вопрос, ни негативный ответ по сути. В то же время, для того чтобы ответить утвердительно о наличии каких-либо претензий к высшим должностным лицам, надо иметь достаточные правовые основания. Собственно, как и в случае предъявления претензий к кому-либо другому. У меня таких оснований нет.
Другая ситуация с теми, кто считается командой главы государства и главы правительства или были назначены ими. Здесь, даже если судить по информации, обнародованной отечественными и зарубежными СМИ, проблемы есть. И они будут еще больше, если своевременно не принять действенные меры, прежде всего кадровые.
