Патриарх Московский Кирилл открыл новую степень гибкости — и в себе, и надо думать, в подопечной организации, призвав условного телезрителя «не закрывать глаза» на выдающиеся экономические, политические и военные достижения правителя, пускай даже «отмеченного злодействами».

Речь, как вы понимаете, идет об Иосифе Сталине — «принявшем с сохой, оставившем с бомбой» (кстати, только мне чудится в этой фразе какая-то сатанинская двусмысленность?), признанном «эффективном менеджере» и «отце победы».

У публики сразу возник подозрительный, но закономерный вопрос: это касается только «корифея всех наук» или вообще любого негодяя, которому удастся прослыть в массах «эффективным менеджером»? Индульгенция авансом — прямое разрешение «отличаться злодейством», лишь бы победа была за вами? Означает ли это «отпущение», что патриарх Кирилл легитимизирует новые общественно-моральные координаты, где нет справедливого суда, нет и покаяния, а значит, с преступлением — любым — можно и даже нужно смириться, если оно достойно оплачено «эффективностью»?

Интересно, насколько легко далось патриарху это «отпущение» Сталину. Наверняка ему пришлось пройти определенную душевную эволюцию — от канонизации новомучеников, в земле Российской просиявших, жертв революции и сталинских репрессий, от создания исторического отдела по изучению судеб репрессированных чад РПЦ до нынешнего призыва не забывать, что людоед имеет выдающиеся заслуги перед Отечеством. Индустриализация, победа, бомба, балет… Ну, и «отдельные перегибы на местах». Интересно, кстати, украинский Голодомор — это все еще «злодейство» или, может, в свете нынешней кремлевской политики уже тоже в некоторой степени «достижение эффективного менеджера»?

Впрочем, будем справедливы к патриарху — он-то заслуживает справедливости не меньше, чем прочие «эффективные менеджеры», «отмеченные злодействами». Не думаю, что это выступление далось ему легко. И сильно сомневаюсь, что в нормальных условиях глава церкви, так сильно пострадавшей от сталинского режима, сказал бы нечто подобное. Даже учитывая стокгольмский синдром, хрестоматийную славянскую склонность к мазохизму и прочие полуклинические диагнозы. Раз патриарх проявил такую нечеловеческую гибкость — тому были причины.

Самая очевидная — Кремль окончательно сломал патриарха Кирилла. Обеление Сталина — это, конечно, не отречение детей от родителей в стиле Лубянки образца 1937-го, но, с учетом общего смягчения нравов, сравнимо. И это моральное насилие над патриархом вполне в кремлевском тренде. Нынешний патриарх Московский слишком выделяется на фоне кремлевско-чекистской элиты. Он слишком мало придворный, слишком сильно — политик, дипломат, бизнесмен, просто самостоятельный игрок. Он слишком «человек 90-х», инкорпорированный в финансово-политические элиты, сформировавшиеся в эпоху развала СССР. Так же, как и прочие олигархи этой плеяды, он для нынешней путинской России — человек «из бывших». Как нэпманы, кулаки и университетская профессура — для России сталинской. Толстым намеком Кремля стал вывод на большую сцену в качестве возможного преемника патриарха «лубянского архимандрита» и «духовника Путина» Тихона Шевкунова.

Надо отдать должное патриарху Кириллу: то, что он делает сейчас ублажая власть в любых ее прихотях, вплоть до уклончиво-одобрительного отзыва о Сталине, он делает не только своей шкуры ради. Он делает это в интересах церкви, которая мало что значит в России сама по себе — помимо связи с государственным проектом, безудержно дрейфующим в виртуальную реальность «великих побед», и денежными мешками, которые все больше «под колпаком у Мюллера».

Меня на днях спросили: при каких условиях патриарх Кирилл смог бы отказать лубянским кураторам в прославлении Сталина? Я нашла только один ответ: если бы он был патриархом Киевским. Не потому что мы такие классные и свободные. А потому что 25% населения, посещающего Пасхальные богослужения в Украине, против 2% — в России. Отсутствие ощутимой поддержки «снизу», реального авторитета в обществе — гарантированная невозможность сказать власти «простите, нет» или, того пуще, уйти в оппозицию в принципе. Это обреченность выполнять госзаказ даже в мелочах. Можете считать, Путин просто напомнил патриарху — а также «урби эт орби» — о том, что глава РПЦ у него на коротком поводке. Сколько бы придворные клоуны патриарха ни кричали с экранов о том, как они «заставят власть с собой считаться». Ну, так на то они и клоуны, чтобы делать смешно…

Громкого звоночка о том, что РПЦ полностью подчинилась кремлевскому государственно-религиозному проекту, следовало ждать — после того, как патриарший проект «Русский мир» почил в бозе. Идеолог-патриарх, автор новейшего «священного писания Руси» больше неактуален — частично он выполнил свой кусок работы, частично провалил. Доктрина Святой Руси, которая должна была заменить в гражданской религии России труды Маркса—Энгельса—Ленина, у патриарха получилась весьма неплохо. Но, то ли она оказалась слишком христиански-универсальной (при всех внесенных позже поправках), то ли неприменима для военных целей. Кроме того, для Кремля наверняка было большим разочарованием, что Украина оказалась не настолько проникнута «русским миром», вопреки реляциям из Чистого переулка, чтобы упасть к ногам Путина по первому свистку. Возможно, патриарх Кирилл действительно занимался «приписками», преувеличивая влияние свое и своих доктрин на «канонических территориях».

Но дело, конечно, не в этом. «Русский мир» мог оказаться довольно эффективным оружием — просто он был создан не для военных целей. «Русский мир» разрабатывался как софт пауэр, гуманитарная технология, способная удержать сателлитов России в орбите ее геополитических и экономических интересов. Но Кремль, вместо того, чтобы оценить красоту игры, ударил по этой воздушной конструкции «Градами». Конструкция — вы только подумайте! — рухнула. И погребла под обломками последние иллюзии о «братстве народов», а также патриарший авторитет в Кремле.

Когда патриарх не пришел к Путину праздновать аннексию Крыма, он это, наверное, уже понимал. «Русскому миру» предпочли войну. Ему, патриарху, — солдафона Шойгу. Интриге — тупую (во всех смыслах) силу. Он понимал, что нужно искать новые способы удерживаться на плаву и при дворе — и, видит Бог, — он старался. Но демарша по поводу Крыма ему, конечно, не забыли. И я не стала бы исключать, что это «нагибание» по поводу «гения Сталина» хотя бы отчасти — мелкая, тем не менее, неимоверно меткая месть маленького, но сильно злопамятного человечка.

С момента начала войны патриарх пытается найти место для РПЦ (и себя) в новой «государствообразующей религии» России — религии сугубо гражданской. Прославляющей цезаря и великие победы. До сих пор патриарх любил поговорить о «православии как государствообразующей религии», теперь пришло время государства как «верообразующего» фактора. Медленно, со скрипом, но все же продвигается вперед культ великих триумфов и самого кесаря — и прошлого, и нынешнего. Кстати о кесаре: патриарх разразился речью о величии Сталина на фоне отказа власти Москвы переименовать станцию метро «Войковская», названную в честь одного из палачей царской семьи Романовых, канонизированных в РПЦ как мученики. Чекисты расставляют свои акценты «святости», и как бы сильно они ни противоречили воззрениям патриарха, он соглашается на безобразный компромисс.

Все эти события кажутся вполне логичными и своевременными в контексте лубянского реванша, который, судя по всему, переживает Россия. Разгром «Мемориала» как «иностранного агента», циничное превращение музея сталинских репрессий «Пермь-36» в музей спецслужб, восстановление памятника Дзержинскому на Лубянской площади (кстати, еще один симптоматичный провал РПЦ — памятник Железному Феликсу «вытеснил» памятник Владимиру Крестителю), ну и ломка патриарха — как венец усилий.

Дело тут не только в том, что уйти в оппозицию ни иерархия РПЦ, ни сам патриарх Кирилл не могут — просто потому, что привыкли быть при власти и при больших деньгах. И не только в том, что паства РПЦ доверяет Путину больше, чем патриарху, и, боюсь, любит Сталина горячее, чем самого Христа. Поэтому патриарху просто больше ничего не остается, как подыгрывать настроениям большинства. Дело еще и в исторических травмах. Церковь в СССР была насквозь пропитана Лубянкой, а значит, — страхом и предательством. Да, у церкви тоже есть травмы — и они почти такие же, как у всего постсоветского общества. Просто в церкви поняли, что оттепель закончилась, — и вернулись к привычному «чегоизволите».

Кроме того, патриарх выступил в качестве психотерапевта. Дело в том, что сталинский террор — своего рода заноза в коллективном сердце постсоветской России. Россиянам, в том числе верующим РПЦ, в том числе самому патриарху, тяжело жить в условиях когнитивного диссонанса побед/людоедства. Это травма, требующая терапии. И патриарх поступает как добрый доктор, позволяющий больному с манией величия и дальше считать себя Наполеоном. А что еще он может предложить? Покаяние?

Это было бы «непопулярное», хоть и в корне христианское решение. Но патриарх, видимо, трезво оценивает христианские настроения сограждан. Поэтому он предпочел именно психотерапию: оно, мол, того стоило, и этим пускай сердце успокоится.

Нам не в чем каяться — вот к чему можно свести слова патриарха. Ни за то, что было, ни за то, что есть. Победителям вообще не пристало каяться. Как не пристало каяться Богу, победившему смерть, — так не пристало и народу, победившему фашизм. В новой гражданской религии России «великий народ» — это и есть бог. В этом коллективном теле нет смысла говорить об индивидуальных категориях — прав, достижений, успехов, страданий, свершений. Нет даже имен — здесь не стыдятся того, что «солдат неизвестен», а делают из этого безымянства культ. А нет индивидуальности — нет и рефлексий, мучительного переживания «проклятых вопросов». Вопросов вообще нет — пропаганда неустанно об этом заботится.

А для виртуальной реальности неважно, «что было на самом деле». В ней нет никаких ориентиров — не имеют смысла ни факты, ни, тем более, моральные категории. Здесь действует логика мифа, для которой «после того» — означает «вследствие того». То есть если великая победа была «при Сталине», значит, она была «благодаря Сталину». А Великая Победа в нынешнем российском каноне — это сама Пасха.

Все это патриарху Кириллу не может нравиться. Не только как христианину, но и как «эффективному менеджеру». Эта гражданская религия, поглощающая и отчасти подменяющая собой «русское православие», — серьезный удар по универсализму РПЦ. Можно упирать на то, что победа в ВОВ — была «общее дело всего советского народа». Но, во-первых, не всего — украинцам ли не знать. А во-вторых, вопрос о цене в других частях бывшего СССР решается не так легко, как в России. У РПЦ — даже в варианте «русского православия» и формате «Святой Руси» — с универсализмом получалось куда лучше. Сращивание с государственными культами грозит РПЦ институциональным крахом. Потому что даже в такой подверженной «русскому православию» стране, как Украина, кремлевский государственный культ с его странными ритуалами, обожествлением кремлевского кесаря и своеобразной «священной историей» будет выглядеть примерно так же уместно, как культ Августа в Парфянском царстве.