Статьи

Годовщину начала массовых протестов можно считать и поводом для праздника, и причиной для траура. Но в любом случае ее итогом стало перезаключение договора, пусть даже негласного, между обществом и элитами.

Государства существуют и успешно функционируют потому, что гражданам удается договориться друг с другом и элитами о неких принципах взаимного сосуществования. Этот постулат общественных наук был сформулирован три с половиной века назад, и наверняка бы потерял актуальность, будь придумано лучшее объяснение тому, почему и зачем вообще существуют государства.

В идеале общественный договор кодифицируется в форме, например, Конституции или Декларации прав человека и гражданина. Часто бывает так, что он же является и национальной идеей. Но случается и по‑другому — как и произошло в Украине.

Немного истории

Договор с властью украинцы заключали неоднократно. Вот, к примеру, как и почему Леонид Кучма впервые стал президентом? Кучма, еще будучи премьером, произнес фразу, суть которой сводилась к тому, что ему все равно, что строить — коммунизм или капитализм, лишь бы жилось терпимо. В недоброй памяти в 1994 году украинцам и в самом деле было все равно «что строить», лишь бы экономический кошмар поскорее закончился.

В 1999‑м Кучма второй раз стал президентом, предложив обществу слизанный у Ельцина вариант общественного договора: назад к «совку» возврата не будет. К тому моменту в Украине уже возник класс собственников, которому эта идея была более чем близка.

Но уже в ходе второго срока негласный общественный договор был переформулирован. Звучал он приблизительно так: власть не задает лишних вопросов о том, как выживает население, — население не задает лишних вопросов власти. Сами живем и другим даем. Юридическим воплощением договора стала налоговая реформа, позволившая миллионам украинцев счастливо избегать неподъемных налоговых ставок. Символами эпохи были олигарх и «упрощенец».

В 2004‑м Виктор Ющенко озвучил запрос на честность и моральность власти. Это предложение пришлось по вкусу чуть большей части общества, чем тем, кто отдавал предпочтение патернализму в чистом виде. Но в дальнейшем условия договора тоже были пересмотрены. Сформулировать их можно, например, так: делай, что хочешь, а президента не отвлекай — ему комфортно в мире собственных фантазий. Так, президентство Ющенко стало «золотым веком» украинских олигархов, но и большинство граждан тоже успели воспользоваться плодами экономического роста. Это теперь стало понятно, что его причиной была благоприятная общемировая конъюнктура.

Конъюнктура очень резко ухудшилась осенью 2008‑го. Через год с небольшим, выбрав президентом Виктора Януковича, украинцы заключили с ним негласный общественный договор такого плана: мы теряем интерес к политике в обмен на благосостояние. И в самом деле — даже арест политических конкурентов Януковича не стал поводом для сколь­-нибудь значимых акций протеста.

Но договор был нарушен — в редакции четвертого президента к 2013 году он стал звучать приблизительно так: здесь я решаю, кто разбогатеет, кто разорится, а кто и вообще «сядет». Украинцы два десятилетия прощали воровство элит и «ментовский беспредел», но и в самом деле оказались в достаточной мере свободолюбивой нацией, когда власть стала залезать в их личный карман путем создания всеукраинской системы «обнала» и покушаться дубинками «Беркута» на головы случайных прохожих.

И Майдан

Массовые протесты не осени, но декабря 2013 года были вызваны именно возмущением: мы так не договаривались! О Межигорье было известно уже два года как, но Межигорье само по себе не стало поводом для Майдана. Как и посадка Тимошенко. Как и неподписание соглашения о евроассоциации (этот повод собирал в лучшем случае пару­тройку тысяч протестующих). А вот избиение студентов стало: власть нарушила оба пункта общественного договора — и «покращення» не наступило, и под удары силовиков попали самые обычные граждане (а не только политики).

И уже на Майдане произошло формирование нового запроса на общественный договор. В первом приближении его можно сформулировать так: мы попробовали быть политической нацией — и нам понравилось. Хотим еще.

Вопрос о том, чего хочет новорожденная политическая нация, остается не до конца выясненным. Ничего удивительного: нация все еще определяется со своими желаниями.

Но историю не обманешь: как несложно заметить, все предыдущие версии общественного договора были индивидуалистическими по своей сути (не мешайте выживать, дайте выжить — и я не задам лишних вопросов и т.д.). Все бы хорошо, но индивидуалистический либерализм — это следствие политического национализма.

С последним Украина опоздала — если сравнивать в Европой — лет на двести. Великая французская революция, ключевое событие Нового времени, была националистической в не меньшей степени, чем демократической. Само понятие «права народов» всегда соседствовало с «правами человека».

Запрос на политический национализм сам по себе — ни плох, ни хорош: он исторически неизбежен. Майдан начал процесс превращения населения Украины в украинцев — даже удивительно, что это произошло настолько поздно. Но при этом не стоит стесняться говорить и о неизбежных последствиях становления национальной идеи как формы общественного договора: а их хватает.

Молодые нации жестоки к врагам (присутствие врага в их случае — опционально) и категоричны в определении критериев самоидентификации. Украине еще повезло: огромное количество русскоязычных участников массовых протестов снимает актуальность вопроса о том, стоит ли превращать языковой принцип идентификации «свой­чужой» в решающий.

Молодые нации попадают в ловушку двойных стандартов: но это же наш сукин сын. И кроме того, они склонны к довольно оригинальному взгляду на историю: а теперь наконец­то начнется наша эра. «Силы добра незаметно для себя переходят к большей жестокости, чем их противники», — пишет Александр Баунов, один из лучших журналистов­международников постсоветского пространства.

Но проблема взаимного непонимания элиты и общества не исчезает. Версия общественного договора от Петра Порошенко выглядит приблизительно так: я придумаю, как договориться о мире, а вы мне не мешайте (и закройте глаза на некие сопутствующие детали). Как показали выборы в Верховную Раду — это не лучшее предложение на рынке идей. Предложение партии премьера­спикера­министра внутренних дел: будем воевать! — оказалось более популярным.

Запрос на национальное единство имеет право на существование — и на наших глазах такое право отвоевывает (в буквальном смысле). Но он же предполагает и наличие «чужих», и необходимость или навязать им свою идею, или расстаться.