«Україна-мати кличе нас повстати!» начертано кривыми буквами на стене одного из домов в моем районе. Неизвестному настенному писальщику вторит редактор криворожской газеты «Промінь Просвіти» Сергей Зинченко: «У нас, українців (а не тих, які тільки називають себе такими), девіз такий, як і майже сто років тому: «Воля України або смерть!». Ряд СМИ предрекает «очередной скандал с участием украинских радикал-националистов в Полтаве по случаю восстановления памятника коменданту гарнизона Полтавской крепости генерал-майору Алексею Келину, возглавлявшему оборону от шведской армии Карла XII в 1709 г.
Таких примеров за часок-другой можно без труда насобирать полное лукошко. Но все они, как прыщи на юношеском лице, говорят о глубинных процессах в обществе, где окончательно оформился этнокультурный раскол. Раскол этот направляем частью общества, считающей себя носителями национальной идеи. Именно из нее выделилась «патриотическая журналистика» (что, в сущности, нонсенс), «украинские писатели», радикальные общественные организации, политические партии и неоформленная масса, представленная в Интернете.
Эта часть общества оперирует такими понятиями, как «борьба», «угнетение», «постколониализм» и т. п., именно с их помощью оправдывая свою текущую жизнь, названную борьбой. Естественно, с проекцией незатейливой, но стройной идеологии на государство и все, что в нем происходит. А заодно и на большинство, которое этой идеологии не приемлет.
Любопытное (и наилучшим образом показывающее суть вопроса) суждение высказал недавно в эфире львовского телеканала руководитель Западной аналитической группы Орест Друль – об «автономизации Галичины». Суть идеи – в противопоставлении «двух миров». По мнению Друля, галичане существенным образом отличаются от жителей «остальной страны», и основа этого отличия лежит в цивилизационном делении Европа - Азия.
«Базовое отличие заключается в том, что является приматом: примат коллективного над личным – или примат человеческого, который признает каждого человека ценностью. В Галичине доминирует эта вторая христианская основа, лежащая в основе всей европейской цивилизации. Другое дело, что за время пребывания Галичины в составе Украины, которая исповедует азиатский примат коллективного, происходит выхолащивание галицких ценностей», – подчеркнул эксперт.
«Автономизация» же необходима для того, чтобы галицкие правила и традиции «не растворялись в той вертикальной системе, которая доминирует во всей стране». «Из-за подчиненности Галичины украинской конструкции наши нормы сосуществования и мышления являются неэффективными, что, в результате, выливается в конкретный экономический проигрыш», – уверен Друль.
Говоря вскользь, это та же самая федерализация, при всяком упоминании которой так нервничали ура-патриотически настроенные читатели. Сухая, корректно поданная выжимка из множества эмоциональных и оскорбительных высказываний о «постколониализме», «манкуртах» и противопоставлении «настоящих украинцев» «ненастоящим».
Опыт первый, психоаналитический
Постколониальные исследования – тема популярная во всем мире, некогда делившемся на метрополии и колонии. И давно уже отмечено, что часто бедой этих исследований бывает перевод собственно проблем постколониализма в право «колонизированных меньшинств» описывать собственный опыт «жертвы».
Украинские исследователи и ораторы – типичный пример подобного подхода. Одним из итогов их планомерной работы стало то, что само слово «украинские» теперь имеет двойной смысл. Например, украинским гражданам, не соответствующим некому набору признаков, отказывается в праве быть украинскими по сути, что идеологически вытесняет миллионы людей в иную плоскость, некого мифического «азиатского примата».
Украинец, но не «украинец», и уже непонятно, кто имеется в виду в результатах социологических опросов. Украинский журналист, но не «украинский журналист». Украинский государственный деятель, действующий в рамках украинских законов, но «антиукраинский» с «антиукраинскими законами», «антиукраинской Конституцией» и «антиукраинскими взглядами на державу».
Опираясь на «опыт жертвы», «украинцы» (обозначим это слово кавычками во избежание путаницы) противопоставляют себя собственному государству. Оно возникло в соответствии с их желаниями, но без их участия и какого-либо влияния на процессы возникновения, становления и развития, и потому вызывает острое раздражение.
Очевидно, что этот парадокс имеет чисто психологические корни. Политико-экономическая борьба в исторической ретроспективе принимает форму псевдопсихологической драмы субъекта, неспособного признать и осмыслить свою внутреннюю травму.
Невыносимая правда жизни заключается в том, что беспокоящие «украинцев» события происходили и происходят вне связи с их внутренним миром. Другие ведут с танцев домой красивых девушек мимо стоящих кучкой в стороне обделенных, обиженно плюхающих семки себе под ноги.
Неудачный пример? Можно так: вы стоите на разделительной полосе скоростного шоссе (построенного без вашего личного согласия), а мимо вас проносятся автомобили с закрытыми окнами. И останавливаться, чтобы вас пропустить, никто не собирается.
Шоссе – важная транспортная артерия. И пропускать вас, согласно правилам и разметке, никто не обязан. Выходов тут несколько: перейти шоссе по переходу; купить автомобиль и ездить самому; стоять и ненавидеть, отдавая дань памяти сбитым в прошлые годы; добиваться, чтобы по первому вашему желанию поток машин останавливался.
Вот оно, травматическое столкновение с невыносимым Реальным, необходимость делать выбор, который может быть и верен по сути, но противоречит личным убеждениям стоящего посреди дороги.
Неумеренное рвение радикалов, таким образом, является защитой от необходимости собственной идентификации в Реальном. Отрицая пешеходные переходы, созданные «чужой злой волей», человек с «опытом жертвы» в итоге создает своеобразный навязчивый ритуал, скрытая логика которого такова: давайте как можно больше говорить о том, чего мы хотели, но не сделали, и тогда на самом деле что-нибудь изменится.
Опыт второй, исторический
Как утверждает словенский философ Славой Жижек, мы живем в постмодернистскую эпоху, когда притязания на истину как таковые отвергаются, и в обществе не осталось моральных авторитетов. Совсем. Сам вопрос «Действительно ли это истинно?» по поводу любого утверждения тут же заменяется вопросом «Под влиянием каких обстоятельств сделано это утверждение?». «Автор – москальский наймит». Или – «галицкий рагуль». Вместо универсальной истины мы получаем множество точек зрения, вертящихся в бесконечном водовороте.
Чаще эти точки зрения строятся опять вокруг «опыта жертвы». Основным признается право описывать опыт страдания и унижения, не отвлекаясь на такие «несущественные» вещи, как суть явлений и их последствия. Истина в таких условиях по определению не может быть «выговорена» спорящими сторонами. Какую истину можно выговорить, обсуждая изданные в Украине воспоминания немецкой фрау о том, как в 1945 году ее изнасиловал советский солдат с переводом всего этого на «украинскую ситуацию»?
Подобные вещи, с одной стороны, представляются частью большого проекта. Этот проект специально направлен на планомерное создание конфликтов, невозможность построения единой политической нации, способной к созиданию.
Конечно, с точки зрения психоанализа, существуют вещи, которые нужно совершить, чтобы узнать, что они излишни. Совершать неверные ходы, пока не найдется подходящая формула. Но есть важное условие: при наличии авторитета, направляющего это хождение. Для больного – доктор. Для общества – моральный лидер.
Полагать, что какое-либо массовое движение, направленное хоть на созидание, хоть на разрушение, может возникнуть исключительно на основе народной мудрости или споров в Интернете – бессмысленно. Никакой воли у народа нет. Он не способен «проснуться» и осуществить свою «историческую миссию», как это видят политические романтики.
При этом такие замечательные люди, как Орест Друль, упираются в рамки некоего «ценностного конфликта», просто констатируя глобальные, мировые капиталистические координаты. Они есть, и все, без всяких выводов.
Деление на «два мира» – это проекция непрекращающихся рассуждений о «постколониализме», в рамках которых «украинцы» смотрят на Советский Союз, как на империю русских, сутью которой являлось подавление «различий» и именно это якобы мешает жить Украине сегодня. Вхождение же украинских земель в состав Австро-Венгрии, Польши или Румынии сегодня считается не колониальным опытом, но исключительно опытом «принадлежности к европейской цивилизации». А собирание украинских земель в одно государство – ошибкой.
«Нам изначально не дали создать свой государственный проект» – в этом выводе, помимо общей ложности суждения о том, что кто-то обязан был что-то нам дать, есть еще один существенный недостаток. В классическом понимании колониализма, метрополии оправдывали свое правление прогрессивной и модернизирующей ролью в колонизируемых обществах. Как следствие, усилия империй порождали националистические элиты, которые обращали навязываемое знание против колонизаторов, будучи носителями «духовного превосходства».
Разве не в этой логике преподносятся нам воины УПА и даже украинские эсэсовцы, давшие присягу на верность Гитлеру и Великой Германии? И противопоставляются украинцам в Красной армии? «Они боролись за Украину» и не были «пушечным мясом империи». Разве не в этой логике живут нынешние лидеры национал-патриотов, избравшие целью своей жизни сражение за независимость независимого государства?
И да, эта логика верна! Но только лишь применительно к Австро-Венгрии, Польше и Румынии.
«В колониальных обществах царство политического находилось под чужеродным контролем, а колонизируемые вытеснялись из него в силу колониального распределения ролей», – пишет некто Лора Адамс в статье «Применима ли постколониальная теория к Центральной Евразии?». И тут же замечает, что Советский Союз был похож на империю в том плане, что осуществлял политическое доминирование над географически обширной территорией и навязывал иерархическую структуру управления с центром в Москве.
Но это государство не походило на европейские империи (ту же Австро-Венгрию) в главном: оно было нацелено на модернизацию и политическую мобилизацию периферии. Национальные элиты в СССР не возникали вследствие сопротивления колонизатору, они создавались и развивались сознательно, в том числе через предоставление серьезных преференций перед якобы «титульной нацией» русских. Этого никогда не было в Польше. Или Румынии, где подобное невозможно представить даже сегодня.
Более того, на заре становления советского государства местные национальные элиты активно и сознательно участвовали в его создании и имели в нем те же права и возможности, что и представители «колонизаторов». Представители «колонизованных народов» могли добиться любых постов. Достаточно сказать, что во главе СССР находились два выходца из Украины – Хрущев и Брежнев, а также сын украинских переселенцев - Константин Черненко. Среди выдающихся ученых, министров и полководцев украинцев была добрая половина.
Модное среди «украинцев» слово «манкурт», взятое из романа Чингиза Айтматова «И дольше века длится день», означает несчастного пленника, превращенного врагами в не помнящего, кто он и откуда. А украинцы, выбравшие для себя определенную модель общественного развития и создававшие «империю», действовали совершенно сознательно. Всегда помня, кто они и откуда. Ярчайший пример – фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики», где ярко подчеркнуто именно украинское начало, украинская национальная составляющая в общем деле. И даже украинское лидерство, поскольку капитан Титаренко – лидер бесспорный.
Вспоминая об «азиатском примате», следует также отметить, что для славян всегда был основным именно общинный тип существования, основанный на принципе «я помогу соседу сегодня, завтра он поможет мне». В Украине это действовало, начиная от запорожского коша и заканчивая многоэтажкой 80-х, где все всех знали, и трудовыми коллективами. В общине нельзя жить, пренебрегая интересами других. Отсюда разумное самоограничение и гораздо более эффективное становление и развитие личности.
А взаимодействие людей в общине всегда строится вокруг общего дела. То есть каждый член общины считает его важным для себя лично и для всех в целом. Это не работа «на дядю» и даже не абстрактно «на государство», это именно работа на себя и при этом одновременно на всех, принимающих участие в ней.
Этого, возможно, не знали предки нынешних галичан, живших на правах рабочей скотины у польских хозяев. Но гораздо важнее то, что сегодня они лишены возможности противопоставлять свое «духовное превосходство» в рамках формальной логики, уместной для «европейского прошлого». Поэтому противопоставляют его «азиатскому примату», который, по сути, и есть Общее Дело, хорошо знакомое украинцам.
Побывав недавно в Грузии, я впервые во всей полноте ощутил аллегоричность притчи о Вавилонской башне, часто понимаемую прямолинейно, как рассказ о человеческой гордыне и тщеславии. Вместе мы могли построить все: хоть башню до неба, хоть космические корабли. Могли втоптать в грязь любого врага, что и было доказано практически. Но поскольку планы на этот мир есть и у других, все было сделано по проверенной технологии.
Когда люди перестают понимать друг друга, они не могут продолжать строительство города и башни. Они рассеялись по всей земле. Их судьбу решают другие, аккуратно заставляя думать, что на самом деле теперь каждый стал бесконечно свободен.
«От Риги до Алма-Аты постколониальные устремления фиксировались не на уходящих русских хозяевах, а на блистающем евро-американском чудище MTV-и-Кока-Колы, которое их ниспровергло», – пишет еще некто Чиони Мур в статье «Является ли постколониальное прошлое постсоветским прошлым?». И констатирует, что, пытаясь отыскать «аутентично местную критику, мы с равной вероятностью не обнаружим здесь ни разоблачения советских форм «политического знания», ни критического анализа современных режимов, который основывался бы на глобальном дискурсе демократизации, прав человека и свободного рынка».
Другими словами, претендуя на истину в последней инстанции, «украинец» не способен объективно оценить мир вокруг себя. Империя виновата в том, что к нам не пришли современность и прогресс, но не мы сами. Поэтому за 20 лет независимости Украина не смогла подняться даже до советского уровня развития, и к текущему моменту главной идеей «украинцев» все так же остается не выживание их страны в глобальном мире, а «борьба за независимость» в понимании XIX века. Между тем борьба должна быть направлена на то, чтобы выжить в глобальном мире и стать независимыми экономически и технологически.
Опыт третий, глобальный
Можно смело обвинять автора в том, что ему «цього ніколи не зрозуміти». Так оно и есть. Более того, автор убежден, что этого «ніколи не зрозуміти» вообще никому до тех пор, пока в «борьбе» не будут показаны две важные вещи. Первую мы упомянули – это проект организации хозяйственной жизни народа в условиях глобального мира. Собственного решения главного вопроса современности: где брать деньги и ресурсы.
Вторая вещь не менее, а может, и более важна. Это мечта. Добиваться, чтобы я мечтал о превращении всего вокруг в «украинское» или с радостной улыбкой на лице пошел сносить братские могилы, согласитесь, бессмысленно. Никакой психически здоровый и цельный в своих взглядах человек не станет менять свое поведение и принципы просто потому, что кому-то этого вдруг захотелось. Машины с закрытыми окнами и дальше будут лететь мимо стоящих на разделительной полосе скоростного шоссе людей.
В мире, где было две сверхдержавы, движущей силой было именно то, чего недостает «украинской борьбе». В Советском Союзе с первых дней его существования были мечты о равенстве и братстве, о том, что земля (главный ресурс) наконец-то будет принадлежать крестьянам. Ведь «украинские государственные проекты» так и не смогли решить этого наиглавнейшего для украинцев вопроса. И потому были обречены изначально.
1920-е и 30-е годы – это мечты о небе, это невиданный размах планерного и парашютного спорта, авиации, рекордных полетов в стратосфере, первых в мире Воздушно-десантных войск. Все мальчишки в стране мечтали стать летчиками. Великая Отечественная война, главное испытание советского проекта, не закончилась бы Победой без мечты о ней миллионов людей. Это аксиома, и именно поэтому попытки отрицать День Победы выглядят столь убого.
После войны пафос коллективного труда во имя общей цели – совместного возрождения страны – позволил всего за десять лет поднять из руин государство и запустить экономику. Без внешней помощи, заметьте. Через 12 лет после войны СССР отправил в космос первый искусственный спутник земли. Через 16 лет после войны у нас был первый в мире космонавт.
Это были мечты о покорении пространства и времени, о новых прорывах в науке, это были стройки века и грандиозные проекты по разработке новых месторождений. Как точно заметил Дмитрий Выдрин, по книгам которого я начинал изучать политологию, страны, где празднуют покорение космоса и празднуют красиво, имеют шанс, а страна, где празднуют пятидесятилетие создания национального сорта копченой колбасы, шансов не имеет.
Коммунизм, может быть, смешное слово. Теперь. В рамках того времени это была мечта, причем хотя бы теоретически достижимая и предполагавшая, что у всех будет все. С другой стороны, была американская мечта: что каждый может стать хозяином своей судьбы и частной собственности, индивидуальным трудом достичь большого богатства, стать одним из тех, кто имеет власть над другими.
Но эта история закончилась и началась другая.
Украина – независимое государство в мире, где есть только одна империя, решающая, как жить остальным, ряд сильных государств, от которых мы зависим, и корпорации, стоящие над государствами. В мире, где есть информационные сети и новости распространяются мгновенно. В мире, где есть борьба за владение ресурсами, в мире, где нехватка энергии, питьевой воды, плодородной земли. И где нет мечты.
Что мы можем противопоставить всему этому? Мечту купить новую тачку или бежать из безжизненной провинции в столицу? Что нового было изобретено за последние двадцать лет? Какие невероятные прорывы к новым знаниям? Какие фильмы и книги потрясли миллионы? Что такого мы никогда не имели раньше, а теперь имеем? Фактически у нас есть только повторение прошлого и иллюзия потребления, основанная на пестроте упаковок. А также полная беззащитность от внешнего влияния.
Классическая теория физики говорит, что любая система может совершить работу, если она обладает избытком какого-либо вида энергии, будь то потенциальной, кинетической, электростатической, тепловой, химической и т.д. Применяя это к государству, можно сказать, что отсутствие готовности к работе говорит об отсутствии внутри него энергии.
Человеческой, конечно. Нет в людях мечты, огня, интереса к будущему. А значит, нужно приготовиться либо к порабощению, либо к угасанию и исчезновению. Столь обсуждаемое ныне советское государство не смогло бы возникнуть и успешно существовать без наличия целенаправленной доброй воли большинства людей. Это, если вдуматься тщательнее, неоспоримо. Рабы не воюют за своих хозяев. Это хорошо понимали древние норманны и потому крутили весла непобедимых драккаров самостоятельно.
Украинское государство сможет выжить и заставить уважать себя только в двух случаях. Первый – лидеры общественного мнения сознательно откажутся от проекций в пользу реального, оглядятся по сторонам и станут говорить не о прошлом, а о деньгах и об их справедливом распределении. Ведь это касается абсолютно всех. А когда появится единое мнение – появится и общая мечта.
Второй – нас всех заставят сделать это силой чьей-то воли.
Все прочее ведет только к исчезновению. Если кто-то до сих пор не знает – нашу нефть и газ добывают частные лица. На нашу территорию открыто претендуют соседи. Наша земля легко может стать не нашей.
Стояние на разделительной полосе не имеет смысла.
