Эта статья преднамеренно не поставлена в рубрику "Право". Потому что речь в ней пойдет о "духе закона", а не о его "букве". Ибо к настоящему времени мы наплодили достаточно много букв "о коррупции", но ее дух, как и ранее, витает в практике повседневных отношений.
Если повести разговор о "таинственном духе", стоит начать с Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции (2003 г.). В качестве поднадзорного объекта Конвенция рассматривает "публичное должностное лицо": то есть "любое назначаемое или избираемое лицо, занимающее какую-либо должность в законодательном, исполнительном, административном или судебном органе, за плату или без оплаты труда, независимо от уровня должности этого лица; любое другое лицо, выполняющее какую-либо публичную функцию". В качестве объекта правового регулирования рассматривается "подкуп публичных должностных лиц", а именно "обещание, предложение или предоставление публичному должностному лицу неправомерного преимущества, с тем, чтобы это должностное лицо совершило какое-либо действие или бездействие при выполнении своих должностных обязанностей" либо прямое вымогательство со стороны такого публичного должностного лица.
Вполне всеобъемлющие и четкие формулировки. Ничего ни добавить, ни убавить. Ратифицируй и действуй. Проблема в том, что в самой Конвенции прямо признается: она является лишь рамочным документом и в своей практической реализации должна опираться на национальные законодательства. Вот тут и начинается разговор об отечественных юридических буквах.
Вроде как базовой карой выступает ст. 368 Уголовного кодекса: "Получение служебным лицом взятки за исполнение или неисполнение действий в интересах некоторого лица с использованием предоставленной власти или служебного положения". Пока никаких противоречий с Конвенцией: понятие "служебного лица" (из 90-х гг.) можно считать отдаленным эквивалентом "лица публичного права" (времен нынешних). В дополнение к этим "международным стандартам" статья даже упоминает уникальные отечественные традиции "крышевания" или "кумовства": "Получение служебным лицом незаконного вознаграждения от подчиненных за покровительство или содействие также следует рассматривать как получение взятки". Честь и хвала романтикам-законодателям начала 90-х!
Потому что по нынешним временам все это наталкивается на следующие директивы правоприменения:
1) если служебное лицо, исполняя какие-либо действия, использует не должностные возможности, а личное знакомство или дружественные связи, то в его действиях отсутствует состав преступления по направлению "коррупция";
2) не считаются коррупцией случаи получения подарков по служебной линии с целью подхалимажа или установления "добрых" отношений;
3) не считаются коррупцией случаи получения незаконного вознаграждения за исполнение профессиональных функций, не связанных с реализацией должностных возможностей (например, вручение денег врачу за удачно проведенную операцию).
Что после этих уточнений остается от уголовной ответственности?
Правоведы могут возразить: субъектом преступления по теме "коррупция" выступает исключительно "служебное лицо", а для остальных "профессионалов на службе" существует ст. 354 УК "Получение незаконной выгоды работником государственного учреждения, не являющимся служебным лицом". Внешне тоже достаточно серьезное обвинение: "Объектом преступления является авторитет государственных учреждений". Состав преступления формируется из следующих признаков: 1) само вознаграждение является незаконным (не предусмотрено порядком организации работы на данном предприятии); 2) способом его получения является вымогательство; 3) вознаграждение является платой за исполнение или неисполнение определенных действий.
А теперь правоприменение этой статьи:
1) уголовно наказуемым считается получение вознаграждения, если оно получено путем вымогательства; если же оно вручается в качестве добровольного вознаграждения, уголовная ответственность исключается, и происходящее может расцениваться только как дисциплинарный проступок;
2) если вознаграждение получено за действия, не обусловленные служебным положением сотрудника на предприятии, уголовная ответственность также исключается;
3) если это не использование служебных возможностей, а всего лишь "профессиональная или дружественная помощь", об уголовной ответственности также не может быть и речи.
Что остается от содержательной части этой уголовной статьи? Почти то же самое, что и от предыдущей.
Интересно, что для привлечения к ответственности представителей "окологосударственных" профессий в отечественном Уголовном кодексе сохранились и более раритетные статьи из правосознания начала 90-х: ст. 183 "Нарушение права на получение образования" и ст. 184 "Нарушение права на бесплатную медицинскую помощь". По нынешним временам выглядит как издевательство. Потому что Верховные суды всех без исключения постсоветских стран не устают повторно разъяснять, что "не может подпадать под определение взятки оказание профессиональных услуг, не связанное с использованием административного ресурса" (Россия). Или: "Работники предприятий, учреждений и организаций, выполняющие профессиональные функции (адвокат, учитель, врач), производственные функции (водитель) или технические функции (охранник, секретарь) могут признаваться служебными лицами лишь при условии, что они выполняют еще и некоторые организационно-распорядительские или административно-хозяйственные обязанности. В противном случае наказанием для них может служить лишь общественное порицание, дисциплинарное взыскание или отстранение" (Украина). А иначе пришлось бы пересажать основной контингент рядовых исполнителей по причине упорного игнорирования важнейших проблем в области здравоохранения и образования.
Таким образом, на данный момент в уголовном законодательстве достаточно сложно представить какое-либо действие согрешившей стороны, которое сторона защиты не постаралась бы подвести под "профессиональную консультацию", "вознаграждение за профессионально выполненную работу", "дружеский совет и содействие", "особый способ передачи уникального профессионального опыта". А если еще и вспомнить о модной ныне бюрократической стратегии — "Я не буду препятствовать, я могу просто не помочь…", — то любая взятка просто вписывается в "право на благодарность". И единственное формальное отличие в том, что "благодарность" у нас зачастую следует до самого действия или решения. Но это тоже можно признать "издержками воспитания". Следствием тотального недоверия друг к другу.
И все это вполне вписывается в судебную стратегию "индивидуализации наказания": посмотреть на мотивы преступления, оценить личность виновного, обстоятельства произошедшего, жизненные обстоятельства, реальный уровень служебного положения и влияния, предыдущую деятельность и характеристики, уровень нанесенного ущерба, общественную опасность содеянного, и сравнить все это с размером "незаслуженной выгоды". В большинстве случаев при грамотном адвокатском подходе получится просто ангел, случайно попавший на скамью подсудимых.
Хотя существует и другая, вполне правовая точка зрения, что в случае злоупотребления должностными полномочиями лицо наносит непоправимый моральный ущерб авторитету государственных и публичных органов, что не может идти ни в какое сравнение с возможным размером полученной индивидуальной выгоды. А все предусмотренные на сегодня варианты наказания абсолютно не соответствуют конечной воспитательной цели — наставлению самого служебного лица (и его сослуживцев) на путь истинный в служении коллективным интересам.
Недовольных нынешним Уголовным кодексом начинают убеждать, что он давно не обновлялся, а потому нужно обратиться к более молодым нормативным актам вроде законов "О борьбе с коррупцией" (2009 г.) или "О противодействии коррупции" (2011 г.). Подобные обновления антикоррупционного законодательства мы принимаем почти каждый раз, когда намереваемся куда-нибудь вступить. По совету более опытных старших товарищей, подкрепляющих эту помощь финансовыми грантами.
По странному стечению обстоятельств "ужесточение ответственности" в этом случае всегда совпадает с "демократизацией наказаний". После активного правотворчества в 2009—2011 гг. в качестве кары за неисполнение антикоррупционных предписаний появилась целая дополнительная глава, но почему-то — в Кодексе об административных правонарушениях и со странным номером 13а, где для сознательного коррупционера предполагается штраф в столько-то необлагаемых минимумов. Напугать подобное может разве что сотрудников низшего звена, а вот высочайшее лицо фраза "Мы составим на вас административный протокол про коррупцию" разве что повеселит или введет в сиюминутное раздражение. Для "закрытия вопроса" особыми методами.
В этом году в очередной раз в перспективе ассоциации с ЕС мы что-то "принимаем", "подписываем" и "совершенствуем". Конечно же, "сто первой самой удачной формулировкой" боремся с коррупцией. При этом каждый (в том числе — и сами законодатели) удачно делают вид, что не принадлежат к той самой тотальной, уже сложившейся, коррупционной культуре. Вроде как все обозревают этот процесс "со стороны", и каждый видит свое в меру своей испорченности.
Представляется, что для настоящего оздоровления общественных отношений благотворную роль имели бы следующие действия.
Во всеуслышание признать, что настоящее антикоррупционное законодательство отнюдь не ограничивается государственными служащими, а распространяется на всех лиц, вовлеченных в "публичные отношения". Без разделения на субъекты государственной и негосударственной формы собственности. Потому как в последнее время стало модным призывать к показательной ответственности представителей государственной вертикали, "берущих не по чину", но напрочь умалчивать об абсолютно аналогичных отношениях в бизнесе или "гражданском обществе". Дескать, коррупция — это не про нас. Для нас все, что не запрещено законом, разрешено. Хотя в случае, если человек использует должностные полномочия в личных целях, последствия для корпоративной культуры и предпринимательской практики наступают абсолютно такие же. А после нескольких "политических революций" с массовым хождением из бизнеса во власть и обратно ситуация полностью выравнивается. В своем неприглядном свойстве. У временно выброшенных с нагретого государственного места в "гражданское общество" или "бизнес-среду" нет никаких моральных оснований показывать пальцем исключительно на нынешних "закоренелых коррупционеров у власти". Пусть каждый по достоинству ощутит свое реальное место в этой всеобщей практике попрания общественных устоев.
Проблески подобной догадки уже присутствовали в антикоррупционном законе образца 2011 г., где субъектами привлечения к ответственности определены не только "лица, уполномоченные на выполнение функций государственного и местного самоуправления", но и "должностные лица юридических лиц публичного права", "субъекты предоставления публичных услуг (аудиторы, нотариусы, оценщики, эксперты, арбитражные управляющие, независимые посредники, третейские судьи)"; "должностные лица с правом выполнения административно-распорядительных функций в составе юридических лиц частного права" (независимо от формы собственности).
Теперь же следует признать, что практика борьбы с коррупцией в государственных органах как раз наиболее отработана. А что касается оздоровления общественных и предпринимательских отношений, еще только предстоит выбрать осознанную стратегию противодействия. Должны ли мы вторгаться в корпоративную культуру каждого конкретного предприятия силовым путем или же только обеспечивать конкурентную среду, в которой "праведники" получат возможность одерживать верх над "хитрыми" в естественном ходе событий? Понятно, что в случае единой вертикально-интегрированной управленческой структуры нет другого пути, кроме как оспаривать руководящие действия и решения. Но в рыночной ситуации возможны иные, более мягкие методы воздействия. Например, проект закона "О внутренней торговле" на самом деле должен был лечить сомнительную предпринимательскую культуру внутренних взаимоотношений путем глобальных государственных предписаний о взаимной конкуренции и ответственности. Это чтобы не входить внутрь каждого предпринимательского коллектива, и не учить традициям праведной предпринимательской этики. Закон отложили в сторону, но проблема отношений осталась. И есть подозрения, что сама собой, без дополнительных воспитательных воздействий, она не рассосется.
Далее прямая рекомендация Совета Европы: четко установить, что случаи коррупции должны трактоваться как уголовные преступления. Или, в крайнем случае, четко разграничить требования к применению административных и уголовных процедур. Насколько изложено выше, проблема здесь — не просто в очередной корректировке Уголовного кодекса или Кодекса об административных правонарушениях. Проблема — в трактовке правоприменения, даваемой высшей судебной властью. Вот пусть эта самостоятельная и очень закрытая ветвь власти расскажет что-нибудь своему народу. Немного остудит интеллектуальный пыл адвокатов и пропишет более прямой алгоритм неотвратимого наказания. А если нормы закона не соответствуют реальной действительности (в области образования и здравоохранения, например), то напрямую укажет это своей соседке — власти законодательной. Но не маскирует проблему путем уточнения формулировок и оговорок.
Наконец, стоит подумать еще об одной, преимущественно отечественной, коррупционной традиции. По аналогии с "крышеванием" и "кумовством", появившимся отдельной строкой в Уголовном кодексе начала 90-х гг. Если на Западе заподозренный в коррупции чиновник как можно скорее стремится уйти в отставку, то у нас подобными "чеснотами" никто не страдает. И долго балансирует на грани процесса "ничего не докажете", а потом и вовсе восстанавливается через суд на основании дружественного трудового законодательства. Для прекращения подобной вольницы то и дело появляется предложение ввести "презумпцию виновности" в отношении государственных служащих (что сомнительно с точки зрения законодательства). На самом деле решение давно найдено и называется "процедура увольнения с должности "по недоверию" (смотри удачный опыт российского президента Медведева во взаимоотношениях с мэром Москвы Юрием Лужковым). Человека информируют о серьезных сомнениях в его праведности и предоставляют возможность уйти с должности до начала подробного официального расследования. Тогда расследование действительно проходит достаточно быстро и объективно, а в ряде случаев достигает своей общественно-значимой (воспитательной) цели и без вынесения судебного приговора.
Не надо хоронить обычные разумные мысли под тяжестью юридических терминов.
