В рамках ежегодной конференции Ялтинская европейская стратегия (в Киеве), на которую традиционно собираются влиятельнейшие персоналии мира, в Украину приехала Марина Абрамович — пожалуй, главная звезда мирового перформанса. Женщина-загадка и женщина-легенда. Magic woman. Еще в ХХ веке она перевернула представление человечества об искусстве перформанса. Утвердила его как один из априорных видов современного искусства.
В отеле «Премьер-палас» г-жа Абрамович поделилась своими ощущениями о войне и мире, перформансе и политике, умных и дураках.
Нужна ли информационная сводка о делах ее праведных и парадоксальных в мировом пространстве искусства перформанса? Возможно, для некоторых и нужна.
Ее первые шаги на этом пути вызывали недоумение, даже протесты. Когда-то, еще в юности, она даже пыталась сломать себе нос, чтобы родители сделали ей пластическую операцию: и в этой дисморфофобии тоже явно прослеживался азарт девушки, которая хочет преобразить мир не только вокруг себя, но и саму себя.
И, очевидно, с тех пор она и утверждает, что тело человеческое, собственно говоря, — главная территория перформанса. И поэтому не надо лететь в космос, прыгать с небоскреба. В самом теле — неиссякаемый источник энергии, парадокса, других художественных эксцессов. Леди Гага говорит, что для нее именно Абрамович —источник неиссякаемого творческого вдохновения. Театральный гуру Боб Уилсон посвящает ей спектакль. Олигархи и политики почитают за честь побыть в компании с нею.
В общем, Абрамович — уникальный пример self-mаdе man. И о подвигах ее ратных можно написать продолжительный дайджест объемом в несколько газетных полос.
Но вернусь в «Премьер-палас». В 10 утра в фирменном гостиничном номере «имени Сержа Лифаря» она фланирует, как Майя Плисецкая в длинном черном платье-»балдахине» с изысканными белыми узорами на подоле и рукавах. Ее пластика — нежная пластика хитрой пантеры перед ленивым прыжком. Ее взгляд — умное отстранение и игривое изучение, в частности противника-собеседника.
Первым делом вытаскиваю из сумки новую книгу. Талмуд о близком ей предмете — «Эстетика перформативности» Эрики Фишер-Лихте. Первая глава посвящена ей. И ее жизнетворчество в этой маленькой библии современного перформанса определяется как «перформативный поворот» и «новая эстетика», как бы новая эра этого искусства.
Она внимательно изучает произведение. «А у меня такой нет!» — «Значит, скоро будет!». Она задерживает взгляд уже на первом абзаце, в котором исследователь во всех подробностях живописует ее исторический и едва ли не вероломный перформанс 1975-го в галерее «Кринцингер» в Инсбруке — Lips of Thomas.
— Марина, если в ХХ в. перформанс, который утверждали и вы, предполагал «как бы» взрыв относительной гармонии мира, то что остается перформеру в веке теперешнем? Когда взорвано уже все что можно. Когда расщеплено на мелкие частицы даже то, что не нужно. Когда уже даже постмодернизм — архаика. В таком случае, что делать перформеру — такому как вы?
— Послушайте, но нужно же мыслить глобально! Я считаю, что перформанс — безвременное искусство. И его не стоит вносить в какой-либо определенный исторический период. Да, иногда нужно быть «там», в определенном времени. Но по существу человек должен быть свидетелем и участником перформанса — здесь и сейчас. Всегда и везде. Вне времени. Если перформанс хороший — в 70-е ХХ века или в наши дни, то под его воздействием изменяетесь и вы. Знаете, я не верю в какую-то «студийность», в «обучаемость» этому делу. Потому что вся моя жизнь — это студия. И чтобы сотворить настоящий интересный перформанс, можно использовать только свою голову, только свой желудок. Любую часть тела! Потому что перформанс, которым я занимаюсь, — это язык, понятный без перевода.
Когда ко мне приходят молодые люди, студенты и говорят, что они хотели бы стать «творцами», то я им говорю: «Из вас творцов не получится, потому что этот путь — только внутри тебя самого». И ты сам должен ощутить, как стать творцом. Ибо главное, о чем мы говорим в этом искусстве, — это личное страдание, личная боль и, конечно, смерть…
— А голод?
— Голод — это тоже страдание.
— А современные технологии — это подарок человеку или это ловушка для человека?
— Современные технологии придумали для человека все что угодно, лишь бы освободить для него как можно больше свободного времени. И в то же время сами технологии стали максимально отнимать у человека его же время.
И мы привыкаем к этой гадости, к этому технологическому дерьму! То, что должно было освободить нас, нас и поработило!
И вот мой ответ тем, кто пытается как-то освободиться от этой заразы. Этот ответ в «методе Абрамович», в ее длительном перформативном методе…
— Если лаконично, в чем главные принципы этого метода?
— Если можешь изменить сам себя, значит, ты можешь изменить и тысячи людей вокруг себя.
На самом деле это очень просто! Я «могу» что-то сделать. Я «могу» предъявить свои способности и выявить способности других.
Мне недостаточно, чтобы публика просто наблюдала за моими действиями со стороны. Она должна быть непосредственным участником. Ведь мой метод основан только на моем собственном опыте. А это 50-летний опыт. И в таком опыте важно то направление, которое и позволяет человеку перейти в особое состояние его сознания.
Мне важно, чтобы моя публика успокоилась. Мне важно, чтобы человек был максимально освобожден от каких-то внешних атрибутов: телефоны, часы и т.д. Вот есть у тебя наушники — слушай музыку! Есть твое движение — это и есть открытие иного состояния тебя в самом себе. Часто говорю, что на абсолютной вершине энергии — именно музыка.
— А что потом?
— Потом — перформанс.
— А далее?
— А далее — иные искусства. В частности, живопись. Которая предполагает особую энергию, но это иная энергия.
В общем, когда человек успокоится, тогда он и сможет в рамках того или иного перформанса увидеть и почувствовать то, чего хочу именно я.
— Я вам неслучайно показал эту книгу, где во всех подробностях живописуется ваш перформанс 1975-го, когда вы вырезали себе бритвой на животе пятиконечную коммунистическую звезду, когда сами себя истязали, когда 30 минут лежали на куске льда в виде креста под обогревателем. Я когда читал подобные зверские подробности о вас, то думал только об одном. Она уже преодолела свой личный болевой порог? Или ей еще только предстоит его преодолеть? В настоящий момент вы у порога, за порогом? Где вы сейчас?
— Сейчас 2017-й. И мне 71…
— Никто и не даст.
— Ай, бросьте! По сравнению с 1975-м, о котором вы говорите, очень изменились отношения и между людьми, и в мире вообще. И нет никакой необходимости возвращаться к тому «порогу», который был 40 лет назад.
Я постоянно преодолеваю какой-то свой особый путь.
И я постоянно строю мир вокруг себя и внутри себя — и только на собственном опыте.
Подчеркиваю — не на опыте других, а на собственном.
И главная моя задача, исходя из того, что было в 1975-м или позже, — вознести человеческий дух. Ведь прибить такой дух очень просто. Легко! Политики занимаются этим злодейством каждый день. Они убивают человеческий дух. Они превращают весь мир в бардак.
И все эти годы, которые живу и создаю свой мир, так вот все эти годы и подводят меня к безусловной и абсолютной мысли.
— О чем эта мысль?
— О любви. О любви друг к другу. Мы уже достаточно были злыми на этой Земле.
— Это такой ваш сознательный поворот — лицом к христианству? К Богу?
— Я верю не в Бога, а в энергию. У меня бабушка была христианкой… Но я-то точно знаю, что нет никакого Бога с длинной бородой. А есть только и только энергия.
Вот, находясь здесь, в Киеве, я побывала в Киево-Печерской лавре. Знаете, там достаточно мощные энергии! Я видела мощи святых. Что-то мне показалось забавным, что-то — трогательным.
Но, повторюсь, во всем — энергия.
— Если воспринимать теперешний мир как большой перформанс, не чувствуете ли вы некую исчерпанность многих слагаемых этого мира-перформанса? Ну вот, например, вы же не будете возражать, что максимально исчерпывает себя, скажем, президентская власть в той же Америке, где Трамп способен принимать далеко не все решения? Исчерпывается власть СМИ, которые становятся заложниками социальных сетей. Вообще — в контексте этой исчерпанности — какое место предписано человеку?
— Ну вообще-то нас на земле — миллиарды. И, как вы понимаете, сама планета, посредством исчерпанности ее энергии, начинает мало-помалу бунтовать против людей, которые ее заполонили.
И все эти катастрофы теперешние — тоже намек: мол, мы здесь уже несколько засиделись, нам пора бы уходить.
Но новые витки искусства перформанса как раз и возникают в периоды сложных ситуаций — в экономике, политике. Даже климат здесь имеет значение. Искусство перформанса — как зеркало и барометр мира. Ибо оно совершенно не связано с деньгами. Это же нельзя назвать монетизированным товаром. Как только покупаете какую-то картину за 20 млн долл., — то это уже не картина, а исключительное вложение денег. А вот перформанс — даже в нашем сложном и меняющемся мире — это действительно нематериальная форма искусства. Это энергетический диалог. Есть много плохих примеров перформанса. Есть перформанс хороший.
— Какой перформанс хороший, на ваш взгляд?
— Когда он создает трансформирующиеся переживания для разных аудиторий.
— Я все равно не уймусь с вопросами апокалиптического оттенка. Вот у вас, как у женщины многое видевшей и многое знающей, нет ощущения, что из нашего теперешнего мира испаряется логика? И эту лакуну теперь активно заполняют различные формы клинического безумия — в той же политике, да где угодно. И разве мы не наблюдаем ежедневно в политической жизни множество немотивированных, безумных нелогичных поступков, совершаемых вершителями мира?
— Да уж, в мире с логикой сложно. Я общалась с разными современными политиками. В частности и здесь, на конференции в Киеве. И мне пришла мысль, что, например, Махатма Ганди, как бы «коллега» наших теперешних политиков, по существу добивался разных своих целей, не пролив ни капли крови людей!
Но теперь таких политиков, как Ганди — днем с огнем!
И вы совершенно правы: возникают бесконечные иррациональные ситуации. И вот уже один иррациональный человек — в Северной Корее, а другой — в Соединенных Штатах. И каждый из этих иррациональных хочет во что бы то ни стало потеребить свое маленькое эго, поставив под ядерный удар жизнь человечества.
Так что здесь, на мой взгляд, уже не проблема только геополитических раскладов или других факторов, а именно через свое «эго» кто-то сильно хочет утвердиться на вершине мирового айсберга. Так вот и происходит период распада: когда логика — не нужна, когда разум — не востребован.
Знаете, я в свое время пыталась получить гражданство Австралии…
— Зачем? Вы же замечательно себя чувствуете в Нью-Йорке? И где угодно.
— А вот затем, что иногда и посещают мысли — куда «сбежать», где спрятаться, если иррациональные политики начнут делать то, о чем они постоянно говорят, угрожая друг другу и человечеству.
— В Австралию ракеты не долетят?
— Ну, знаете, есть и другие места обетованные — на всякий случай. Новая Зеландия. Или кусок Сибири…
— То есть РФ?
— Нет, это совсем не значит, что я люблю Сибирь или РФ! Но говорю об этом по факту. Кстати, в вашем взгляде читаю немой вопрос: «Так что же все-таки будет?».
— Возможно, вы все правильно прочитали, исходя из тем нашего разговора.
— Ничего хорошего не будет. Будет только больше катастроф. К тому же, вы сами видите, что творится с эмиграцией. Будут, очевидно, и закрытие границ, и другие ограничения.
Так что несколько дней назад я все-таки получила вид на ПМЖ в Австралию. И первый журналист, кому я об этом говорю, — вы.
— А вам не кажется, что разные формы вашего любимого перформанса — на разных площадках — сегодня в основном режиссирует только дьявол?
— Но я все-таки верю в свет, в дух. В возможность преодоления подобных ощущений.
— Вы очень много путешествуете. Однажды год прожили с аборигенами на задворках любимой Австралии. Выращивали даже детей кенгуру. В каких местах планеты вы сталкивались с наибольшими и наижутчайшими страданиями человека?
— Таких много… Много мест, где человек обречен на страдания.
И ведь в чем здесь дело? В жадности человечества! Ибо жадность — беда нашего времени, его великий грех. Возможно, жадность когда-нибудь и погубит человечество? Вот, например, около 70% еды только в Нью-Йорке выбрасывается. Потому что она не использована, не продана.
В то же время миллионы людей голодают.
И в основе всей этой социальной и психологической деформации — жадность. Неспособность человека думать и заботиться о ближнем.
— Марина, когда вы в последний раз плакали?
— О-о-о, я часто плачу. Я достаточно драматично переживаю и воспринимаю разные ситуации.
Вот буквально недавно плакала, когда смотрела 3D голограмму Стивена Хокинга. Наблюдала, как он существует в невесомости: есть его ум, есть его голова — и практически нет тела. Смотрела и плакала.
Но это слезы очищения. Это слезы — через позитивные импульсы. А ведь в мире сегодня необычайно большая концентрация как раз негативных энергий. И это приводит к тому, что мы видим. Собственно к тому, о чем вы и спрашиваете.
И, к сожалению, возможное глобальное изменение человеческого сознания в дальнейшем, увы, будет связано с катастрофами. Когда начинается массовая гибель, когда есть массовые страдания — только после всего этого впоследствии и приходит к человеку осмысление его прежнего губительного и разрушительного опыта. Так что только после катастрофы — катарсис, изменение мира.
Одна моя хорошая подруга, американская писательница, однажды сказала фразу, после которой на нее в США очень обиделись. Она сказала следующее: «Почему американцы в своем мнимом величии опомнились лишь тогда, когда их встряхнуло 11 сентября, ведь подобных «сентябрей» едва ли не каждый месяц очень много в самых разных уголках земли?».
И по существу она права. Боль, катастрофы, беды человеческие — это же не один-единственный информповод мировых медиа. Это, увы, уже диагноз жизни, которая иногда совсем не «перформанс».
* * *
Избранные тезисы из Манифеста Марины Абрамович, озвученные ею в Киеве
— Художник не должен красть идеи у других художников;
— Художник не должен идти на компромиссы с самим собой и арт-рынком;
— Художник не должен убивать другие живые существа;
— Художник должен страдать;
Страдание рождает лучшую работу;
Страдание приносит преображение;
— Депрессия — это болезнь, и ее нужно лечить;
— Депрессия непродуктивна для художника;
— Художник не должен кончать жизнь самоубийством;
— Художник должен заглянуть глубоко внутрь себя в поисках вдохновения;
— Чем глубже он заглянет в себя, тем более универсальным он станет;
— У художника должен быть полный самоконтроль по отношению к своему творчеству;
— Художник должен выделять время для долгих периодов одиночества;
— Художник должен проводить много времени, глядя на линию горизонта, где океан встречается с небом;
— Художник должен избегать захламления мира своим искусством;
— Враги очень важны;
— Далай-лама говорил: легко испытывать сострадание к друзьям, но намного труднее испытывать сострадание к врагам;
— Художник должен учиться прощать;
— Художник должен осознавать свою смертность;
— Художник должен умереть в сознании и без страха;
— Похороны — это последнее произведение художника перед его уходом.
