— Заглядывать в будущее страшно?
— Честно? Жутковато.
Это — эпизод из интервью с Юлией Тимошенко. По просьбе экс-премьера он не попал в окончательный текст, опубликованный в ZN.UA чуть больше года назад. Сегодня я счел необходимым его обнародовать. В каком-то смысле нарушая правила журналистской этики. Осознавая, что согласовать публикацию данного отрывка не могу. По объективным причинам.
Тогда, роняя тяжелое, похожее на чугунный шарик, слово «жутковато», собеседница едва заметно поежилась. И на минуту замолчала. В нервическом жесте, в погасшем, будто выключенном, взгляде я не увидел ни привычного непроизвольного женского кокетства, ни старательно отрепетированного артистизма. Она не играла. По другую сторону стола был не харизматический вождь, не волевой лидер, не признанный политический лицедей, а просто усталый человек. Которому было просто страшно. И который страшно не хотел, чтобы кто-то увидел его таким.
Она уже была близко знакома с деталями незатейливого быта Лукьяновской «крытки». Она не хотела туда возвращаться. И не хотела даже думать, когда и какой она вернется оттуда.
Перед этим мы долго, обстоятельно и скучно обсуждали потери, которые едва ли не ежедневно несла (и продолжает нести) ее команда, столь монолитная в часы побед и столь жалкая в годину испытаний. Я, невольно пытаясь понять, о чем думает внезапно умолкнувшая собеседница, отчего-то решил: мыслями она вовсе не в туманном будущем и даже не в предельно прояснившемся настоящем, а в потускневшем прошлом. И что она мучительно ищет ответ не столько на актуальный вопрос «Что делать завтра?», сколько на бесполезный в общем-то вопрос «Что не так сделано вчера?».
В повисшей тишине сухо щелкнул невидимый тумблер, и моя визави, словно устыдившись секундной, не предусмотренной сценарием слабости, снова заговорила. Нарочито бодро, подчеркнуто энергично. Судорожно разгоняя отрепетированными жестами и заученными словами вдруг окутавшую ее растерянность.
— Я уверена, что Янукович боится больше. И чем больше он будет бояться, тем меньше у него будет «тормозов».
Фраза была явной заготовкой. Но, не исключено, что Тимошенко оказалась права. Иначе объяснить происходящее попросту нельзя. Банальная месть, безусловно, может служить побудительным мотивом. Но в данном случае вендетта носит слишком уж средневековый характер. Это немного чересчур даже для такого дремучего персонажа, как наш гарант. «Это жизненная ситуация, в которую может попасть каждый. Этот вопрос находится в личной плоскости каждого человека», — поделился своими размышлениями о судьбе самой знаменитой отечественной узницы Виктор Федорович. Вчитываясь в пошлости Януковича, я невольно вспомнил давнее интервью с тренером великого Майка Тайсона. По словам коуча, самый агрессивный боец в новейшей истории бокса, налитый мускулами детина со звероватым лицом в юности был… записным трусом. Талантливый наставник ловко сумел обратить слабость — в силу, страх — в жестокость. «Не дай ему понять, что тебе страшно. Убей его, если не хочешь, чтобы он убил тебя».
«Як кажуть, шо з бика, шо з козла молока немає, да? Але бик є бик, все ж таки це — сила!» Этот легендарный монолог Виктора Федоровича сегодня уже не вызывает улыбку. Он вызывает страх перед лицом звереющего от собственного страха Януковича. Научившегося черпать силу в собственном политическом бессилии. Уверенно прививающего перепуганному обществу единственно знакомую ему философию — философию «быка»
Скотство. Не самая изящная, но, наверное, самая точная характеристика того, что случилось в Лукьяновке. Как это было? Нары, казенные скрипучие стулья, преисполненный собственной значимости персонаж в шутовской мантии, перепуганные, смущенные сокамерницы. 12 (!) часов фарса. Смешанное чувство вертухайской брезгливости и обывательского любопытства на лицах прокуроров. Туалет за шторкой. Попроситься — неловко. Подняться — больно. «Личная плоскость» (как сказал бы Виктор Федорович) сведена к нескольким квадратным метрам бетона, издевательски украшенным «евроокном». На которую можно вломиться. Стыдно, страшно. Сковывает присутствие незнакомых, сытых, здоровых мужиков, рассматривающих тебя как экзотическое животное в клетке. Мужиков, которые, выполнив свой важный государственный долг, отправятся по домам, на заслуженный отдых. Интересно, что они и как они расскажут о спецзадании своим женам? Друзьям в сауне?
«Пускай почувствует на своей шкуре, что это такое. Тысячи людей гниют, и ничего. А тут — прямо истерика. Тоже мне принцесса. Воровка должна сидеть!»
Так или примерно так рассуждают многие. Во всяком случае, коллеги, в отличие от автора этих строк, любящие погрузиться в мутные волны интернет-форумов.
Не воровка, не осужденная (справедливо или безвинно, в данном случае, не суть) не принцесса, не политик, не лидер оппозиции. Человек. И, простите, за цинизм, может быть в том, что случилось именно так, как случилось, присутствует некий промысел Божий. Чтоб те, кто еще не знал, узнали. Чтоб те, кто еще не задумывался, задумались. Чтоб те, в чьей душе еще ютятся остатки совести, ужаснулись низости происходящего. Ужаснулись подлости и жесткости. Нет, не Януковича. Государства, ни в грош не ставящего человеческие жизнь, здоровье, честь и достоинство. Может быть, задремавшей совести необходим именно такой яркий пример скотства, чтобы понять: мы не хотим быть скотами. Что уважение к людям — это то, чего более всего не хватает власти. Настоящей, прошлой и, скорее всего, будущей. Что именно этого никогда не было в планах наших политиков, независимо от их ориентации. Они заигрывают с нами, подыгрывают нам, разыгрывают нас. Покупают, используют, стравливают. Иногда непроизвольно восхищаются нами, часто — искренно, люто ненавидят, тупо вглядываясь в итоговые цифры поствыборных подсчетов. Но, боюсь, они никогда не испытывали к нам уважения.
Без этого мы никогда не сможем назвать наш народ состоявшимся, а нашу страну полноценной. Неважно, где она окажется — в ЕС, в ЕврАзЭС, в НАТО, в Антанте или в Организации Варшавского договора.
Мы живем в смертельно больной стране, где простым истинам нет места среди многоярусного вранья. Мы можем гордиться порывом предпринимателей, афганцев, чернобыльцев. Но мы должны стыдиться того, что мы не выходим на Майдан во имя больных раком детей, которых обворовывают чиновники. Можно восторгаться поваленным забором возле Рады. Но в Киеве, Одессе, Симферополе (далее — везде) возмущенные толпы не штурмуют мэрии, суды или отделения милиции в знак протеста против взбесившихся випов и мажоров, безнаказанно давящих людей на «зебрах» и тротуарах. Этот список может пополнить каждый, кто еще в состоянии растаможить собственную совесть.
«Что мне сделали Тимошенко или Луценко, чтобы я их защищал?» — еще один популярный отечественный тезис. В свое время я был не понят очень многими знакомыми политиками и журналистами. За публичные сомнения даже не в гениальности, а просто в состоятельности Ющенко в самый разгар оранжевой революции. Я был убежден (и, как выяснилось, справедливо), что повод критиковать Виктора Андреевича появится уже через неделю после инаугурации. Но я хотел иметь право свободно критиковать президента, которого свободно изберут мои земляки.
Меня дружно убеждали «не лить воду на мельницу врагов», «не вносить раскол». Выступая с трибуны Майдана, я пошел против правил, закончив свое скромное выступление скандированием «Мы — народ!» вместо «каноничного „Ю-щен-ко!“. „Ты погорячился“, — пожурил меня знакомый политик. Сегодня его фраза выглядит двусмысленной.
Не будучи почитателем Тимошенко и сторонником БЮТ, я настаиваю на уважении к ней как к человеку. Даже в СИЗО. Даже в этой стране. Я хочу свободно критиковать человека, чьи свободно излагаемые взгляды я не разделяю. Настаиваю, прекрасно понимая, сколь смешными выглядят мои воззвания в наступивший «Час быка».
Часто игнорируя выборы, не имея привычки голосовать за меньшее из зол и честно сомневаясь в способности Тимошенко быть достойным президентом, в 2010-м я отдал за нее свой голос. Как в 1991-м за Чорновола, и в 2004-мза Ющенко. Испытывая столь же серьезные подозрения по поводу их готовности адекватно соответствовать столь сложному посту. Но во всех трех случаях я воспринимал (может быть, ложно) происходящее не как избрание отдельного лица, а как поиск цивилизационного выбора, совершаемого целым народом. Я старался быть честным с собой. И это, считаю, дает мне право не считать голосовавших «против всех» пособниками Януковича, не злорадствовать по поводу голодающих «неблагодарных жителей Донбасса», не считать сторонников Майдана «доверчивыми идиотами», не верить в бескорыстие Ющенко, в святость Тимошенко и праведность некоторых излишне пламенных борцов с режимом.
«Не лей воду на мельницу врагов», «не вноси раскол», — испуганно предостерегают меня политики, с которыми я поделился своими сомнениями по поводу «странной войны», которую оппозиция и БЮТ, в частности, ведут с властью. Слишком «картинной», слишком показушной и беззубой выглядит эта «битва». Растерянность, страх, апатия? Да, безусловно. Но (страшусь своей мысли) есть в этом еще что-то. Такие ли уж досужие разговоры о том, что Тимошенко за решеткой выгодна оппозиции не меньше, чем власти. Как лозунг, который можно поднять или спрятать, в зависимости от ситуации.
Усугубил сомнения слух, подтвержденный двумя источниками. Якобы Тимошенко написала гневное письмо однопартийцам, в котором осудила их голосование за закон о выборах. Но послание обнародовано не было по инициативе вождей. «Не вздумай писать об этом, — шикали на меня мудрые товарищи, — А если и так, как докажешь? А если и правда, вдруг Тимошенко через адвокатов это опровергнет? В ее положении не до сантиментов… Не боишься?»
Честно? Жутковато…
Вчера я пересмотрел неопубликованные фрагменты прошлогоднего интервью. Вчитывался в нервные фразы Тимошенко. «Не вы первый, кто упрекает меня в неумении разбираться в людях. Я не верю в сортировку на глаз. Должны быть испытания, нет других анализаторов. Кто-то предаст, и плюнет в лицо на прощанье. Кто-то окажется готовым пойти на все. Умереть, если надо…»
В материалах светской хроники я вижу эти лица. Сытые улыбчивые физиономии, жены в мехах и камнях, объятия с ясновельможными быками на понтовых тусовках. Я не вижу их в палатках под Лукьяновкой.
Они не похожи на умирающих. Они гордо несут себя по стране легшего правосудия, добивающего лежачих.
