Сегодня Украина переживает весьма непростой период своей новейшей истории. Период, от которого зависит будущее страны на многие десятилетия. Никогда еще, в современной истории не стояла перед Украиной столь ясная перспектива строительства нормального, современного государства и создания общества свободных людей, самостоятельно определяющих свою жизнь, самостоятельно строящих свое благополучие. И, в то же время, никогда еще в современной истории не приходилось народу Украины сталкиваться со столь серьезными вызовами, когда на кону стоит не только будущий общественный порядок, но и само существование современного Украинского государства.
За последние месяцы Украине пришлось, впервые в своей новейшей истории, испытать на себе, что значит реальный вооруженный конфликт на собственной территории. Вряд ли еще 7 месяцев назад кто либо мог всерьез предположить, что в Украине произойдет революция, что центр Киева окажется полем боевых действий, что Крым будет оккупирован и аннексирована «братским» восточным соседом, что в некоторых городах восточных областей страны будут развиваться знамена самопровозглашенных республик, будут захватываться склады с оружием и формироваться самостоятельные вооруженные структуры.
В такой непростой исторический период очень важно найти правильную дорогу, способную вывести из леса противоречий, внутренних и внешних вызовов. При этом, делая те или иные шаги, важно учитывать уроки новейшей истории, в том числе – истории конфликтов, возникших на пространстве государств бывшего социалистического блока. Возможно, учет данного опыта позволит избежать некоторых ошибок, поможет определить оптимальные шаги в нынешней, очень непростой обстановке.
Для начала, не претендуя на подробный анализ причин и возможных последствий того, что произошло, хотелось бы обратить внимание на некоторые тенденции, которые четко прослеживаются в различных «пост-советских» конфликтах.
Если проанализировать конфликты, развернувшиеся на пост-советском пространстве после распада единого государства, да и аналогичные конфликты на территории бывшей Югославии, то трудно не заметить их одной характерной особенности – в выигрыше, после окончания силовой фазы противостояния, как правило, оказывалась та сторона, у которой изначально, казалось бы, не было шансов.
Так, например, в 1992 году в начале Грузино-Абхазского конфликта, на территории даже самой Абхазии из примерно полумиллионного населения данного региона этнические абхазы составляли около 20% населения, в то время как этнические грузины – около 45%. Это не считая еще примерно 5 миллионов жителей других регионов Грузии. Казалось бы – о каких шансах выстоять в вооруженной борьбе со столь превосходящим противником может идти речь? Тем не менее, исход той войны всем известен. Еще более невероятным казался исход «первой» чеченской кампании 94 – 96 годов. Если исход войны в Абхазии еще как-то списывался на внешнюю помощь, в частности – со стороны России, то на какую внешнюю помощь можно списать фактическое поражение российской армии в борьбе с плохо организованными боевиками в этом относительно небольшом регионе? На несколько десятков арабов, да с десяток украинских хлопцев под руководством покойного А.Музычко? Нагорный Карабах, Приднестровье – везде наблюдается схожая картина. Да и если взглянуть на бывшую Югославию – мы легко увидим аналогичные тенденции. На момент распада Югославии именно Сербии досталась львиная доля средств и вооружений бывшей югославской народной армии. И именно Сербия, в конечном счете, не только не смогла присоединить к себе или добиться фактической независимости территорий, населенных своими соплеменниками оказавшимися в границах других государств – бывших республик СФРЮ, но и сама потеряла весьма крупную и психологически значимую часть своей собственной территории.
На самом деле, никакой особой неожиданности тут нет, просто исход вооруженного противостояния определялся не общими цифрами имеющихся с одной и с другой стороны материальных, военных, финансовых или иных ресурсов, сколько способностью сторон к реальной мобилизации населения ради поставленной цели.
В сознании большинства людей, выросших в СССР, да и у очень многих молодых, представления о вооруженном конфликте связаны, в первую очередь, с исторической памятью о событиях второй мировой войны. Однако, именно тот исторический опыт правильно считать уникальным, ибо для большинства народов СССР вопрос победы в войне был вопросом либо прямого физического существования, либо вопросом выживания как самостоятельного народа. Именно беспрецедентно высокие ставки в той борьбе и определили ее характер и оправдали известную формулу «мы за ценой не постоим».
К счастью, большинство войн современности все же не вписывается в подобную парадигму. И решающим для их исхода является именно вопрос цены, которую то или иное общество готово платить ради достижения поставленных целей. А здесь вступает в силу принцип преимущества малого над большим - чем, казалось бы, слабее сторона, тем острее переживает она свою уязвимость, тем сильнее мотивация и готовность к жертвам ради поставленной цели. И, в конечном счете, не так существенно, насколько реально оправданы были страхи и опасения стороны, сражающейся с превосходящим противником, и воспринимающей свою борьбу, как, чуть ли, не борьбу за выживание. Была ли угроза объективно столь серьезной или нет, но именно подобное состояние умов и определяет исход борьбы.
Другой урок пост-советских конфликтов в том, что сама по себе военная победа не гарантирует стабильного существования, пока не выигран мир, пока не создано общество, реально отвечающее интересам и потребностям населения, воспринимающееся людьми как ценность в силу своего внутреннего содержания, а не в силу противопоставления некой реальной или условной угрозе. Причем выиграть мир, как правило, оказывается гораздо сложнее, чем победить в войне. Самым ярким примером тому является ситуация в Чеченской Республике. Очевидное поражение российской армии в этом относительно небольшом мятежном регионе в 1996 году привело к его фактической независимости. А вот сама независимость обернулась полным коллапсом всех нормальных государственных институтов, и постепенным превращением региона в территорию беспредельной криминальной анархии, в некий «Сомалиленд» на российской почве. Далее – новый конфликт и его закономерный исход – нынешняя Чеченская Республика, со всеми ее уникальными особенностями… Нужно отметить, что пока на территории пост-советского пространства вообще не много примеров выбора и реализации успешной стратегии развития общества, причем ни в одном из регионов, где победили условно «сепаратистские» силы не приходится говорить об успешном решении этой задачи.
Как данные факторы соотносятся с нынешней ситуацией в Украине, и какие выводы и рекомендации можно сделать на их основании?
То, что произошло в Украине за последние месяцы, безусловно, правильно назвать революцией. Для этого существенно больше оснований, чем в 2004 году. Дело в том, что тогда решался, в первую очередь, вопрос о власти. В событиях последних месяцев была другая доминанта, людей волновала не столько власть, сколько те ценности, те принципы, на основе которых должно строиться общество. И хотя даже среди активных участников Майдана существовали самые разные взгляды на «желательное» будущее, объединяло людей, в первую очередь, неприятие навязывавшихся властью «правил игры», основанных на лжи и коррупции. Что же касается будущего, то палитра его видения различалась достаточно существенно – от «евро-демократического» варианта, имевшего реально широкую поддержку среди протестующих, до «право-национального» проекта, разделяемого существенно меньшей, но зато весьма активной частью майдана, особенно в наиболее тяжелый период противостояния. Думаю, не будет преувеличением сказать, что два эти полюса, а также возможные промежуточные варианты между ними, охватывают подавляющее большинство активных участников протестных выступлений. Были, конечно, и другие, например люди левых убеждений, но повестку дня они не определяли.
Особенностью Украины было и то, что за 23 года ее существования определенная часть населения (явное меньшинство, но достаточно существенное) так и не нашла себя в предлагавшимся властью национальном проекте. Частично это было связано с тем, что в весьма чувствительной гуманитарной сфере навязывалась концепция истории и государственности, вызывавшая отторжение данной категории населения. Частично, сказывались последствия непродуманных шагов в языковой политике. Государственная власть не была последовательна, то, вроде бы, строя политическую нацию, то склоняясь к концепции национального государства. С другой стороны, в стране возник типичный олигархический вариант капитализма, со всеми его «прелестями». Причем наиболее сильно это проявлялось на востоке, в районах, где доминировали крупные промышленные предприятия. Соответственно, и социально-экономическая напряженность на востоке страны была, как правило, более острой, чем на западе.
Казалось бы, последняя украинская революция – это шанс на реальное обновление страны, на такую «перезагрузку», которая сможет помочь, через широкий общественный диалог, найти те объединяющие точки, вокруг которых будет успешно сформирована украинская политическая нация. Ведь многие из требований людей на востоке страны звучат практически в унисон с похожими требованиями киевского майдана. Однако, помимо этих требований, обладающих серьезным объединяющим потенциалом и объединяющих демократическое большинство протеста (борьба с коррупцией, за правовое государство, за подотчетность власти) в киевских событиях очень ярко была видна и националистическая риторика и идеология гораздо меньшего по численности, но весьма активного меньшинства. И, естественно, как про-властные, так и российские СМИ не могли пройти мимо подобного «подарка», сделали все для того, чтобы население воспринимало киевские события именно через призму борьбы властей не с общегражданским демократическим движением, а с радикально-националистическими силами. Надо признать, что хотя большинство населения сумело различить реальность от ее пропагандистской трактовки, такая пропаганда все же имела частичный успех среди той части населения, которая уже испытывала трудности в ассоциировании себя с украинским национальным проектом.
Если сама по себе украинская революция вызывала серьезные надежды на обновление страны у одних и опасения у других, то последующая за киевскими событиями российская интервенция в Крыму стала, для многих, точкой водораздела. Как и в любом государстве, внешняя агрессия стала сильным объединяющими моментом подстегнувшим столь затянувшийся процесс формирования украинской политической нации. Вероятно, сегодня около 85% - 90% населения четко осознали себя именно украинцами – гражданами Украины. В то же время, оставшиеся 10%-15% восприняли те же события в совсем иной плоскости, отчасти, по незнанию, отчасти под влиянием пропаганды, отчасти из-за ошибок новой власти, отчасти потому, что вообще не воспринимали «украинский проект». Это, несмотря на то, что реальные интересы таких людей близки аналогичным требованиям демократического большинства майдана.
И все же, можно предположить, что сильнейший социально-психологический эффект от российской аннексии Крыма, и от мощной пропагандистской обработки подконтрольными СМИ, вряд ли оказался соответствующим ожиданиям кремлевских политтехнологов. Дело в том, что в их умах было принято условно разделять Украину примерно пополам – на условно «про-российский» восток (с югом) и условно «про-западный» запад, с неким колеблющимся центром. Такая условная картина имела определенные основания, в частности – она примерно соответствовала электоральным предпочтениям населения страны. Однако в данной оценке совершенно не учитывался тот мощнейший мобилизующий и объединяющий эффект, который неизбежно порождался самой ситуацией открытого иностранного вмешательства. Не учитывалась и существенная разница в степени политической активности «запада» и «востока». А ведь Майдан в Киеве победил не столько потому, что имел безусловную поддержку подавляющего большинства населения, сколько потому, что у тех, кто его не поддерживал, не было серьезной внутренней мотивации к активному противостоянию. У «антимайдана» попросту не было сколь ни будь серьезного альтернативного социального проекта, а эффект «проплаченных» митингов и демонстраций всегда будет уступать результатам мероприятий, осуществляемых людьми с серьезной внутренней мотивацией.
В результате вышеперечисленных факторов сегодня сложилась ситуация, когда ни одна из сторон конфликта не в состоянии успешно добиться поставленных целей. Расчет московских политиков на определенный раздел страны не то, чтобы вообще не работает, но линия раздела проходит совсем не там и не так, как предполагали в Кремле. Вместо ожидаемой ситуации условного разделения страны «пополам» (географически – примерно по Днепру), оказалось, что на той платформе, которая устраивает московских властителей, возможна консолидация не более 10 – 15% населения, причем с учетом уже «отколотого» Крыма. Безусловно, в Украине есть гораздо большее число людей, которые заинтересованы и в нормальных взаимоотношениях с Россией, и в подвижках в языковых и иных гуманитарных вопросах, однако сегодня эти интересы явно отступают на второй план перед опасностью раскола государства. Причем эта опасность проявилась в послереволюционной ситуации, когда у многих возникли реальные надежды на позитивные изменения, когда значительная часть общества уже была задействована в этих политических событиях. Да и власти в Киеве сегодня, вопреки пропаганде с востока, ведут, по крайней мере, на словах, достаточно гибкую политику. Таким образом, сегодня Москва не имеет возможности реализовать свои планы в отношении южных и восточных регионов Украины не вовлекаясь в крупномасштабный вооруженный конфликт. А с учетом современной динамики конфликтов в пост-советском пространстве, в долгосрочной перспективе, у России нет ни единого шанса выиграть такой конфликт у Украины, имеющей поддержку почти всего мира. Более того, такой конфликт, с высокой степенью вероятности, приведет Россию к очередной геополитической катастрофе, даже более тяжелой по своим последствиям, чем прямые потери от войны для самой Украины.
Но важно осознать и то, что, в свою очередь, и украинские власти не имеют возможностей успешно решить проблемы востока страны опираясь на силовые методы, не ввязавшись в серьезный гражданский конфликт уже с частью собственного населения, пусть и относительно небольшой относительно его общего количества. Поэтому попытка реально осуществить «контртеррористическую операцию» силовыми методами, насколько оправданными ни казались бы они в нынешних условиях, и как бы это не соответствовало призывам и требованиям значительной части населения - это шаг крайне рискованный и грозящий привести страну к катастрофе.
Наконец, радикальные группы, занимающиеся захватом административных зданий, созданием «самообороны» и пытающиеся навязать свою повестку дня в ряде регионов юго-востока страны, не имеют шансов в нынешних реалиях обеспечить консолидацию вокруг себя населения даже в своих собственных регионах. У них просто нет для этого никакого внятного и привлекательного идеологического проекта – образа будущего. И только серьезные ошибки власти, в частности – попытка властей «решить проблему» с основной опорой на применение силы, могут стать основой для дальнейшей консолидации и усиления протеста на востоке страны.
Таким образом, можно констатировать, что в настоящий момент все основные политические игроки на поле восточной Украины находятся, по сути, в патовой ситуации. При этом, есть все основания ожидать, что в отношении конфликта в Украине, как и в многочисленных других конфликтах на пост-советском пространстве будет работать уже много раз проявивший себя принцип пост-советских конфликтов – принцип проигрыша более сильной стороны.
Перед Украинским обществом стоит очень непростой выбор. Сепаратистские силы понимают свою уязвимость в долгосрочном плане и объективно заинтересованы в провокации насилия. Каждая такая провокация вызывает естественный общественный резонанс, усиливает критику власти и давление на нее к принятию «адекватных» мер. По мере того, как насилие нарастает, конфликт всегда приобретает собственную динамику. Особенно это заметно в информационном пространстве. Люди, столкнувшиеся с реальными примерами жестокости и насилия все более склонны верить в подобные рассказы со стороны других о похожих или еще более ужасных случаях. Есть даже некоторые «кочующие страшилки», которые «гуляют» по конфликтным регионам и воспроизводятся почти в однотипном виде, зачастую – обеими сторонами. В 90ые это были, например, «белые колготки - прибалтийские снайперши», «замурованные в трубах женщины с детьми», «растворенные в кислоте трупы» и т.п.. Ничто так не способствует появлению устойчивых коллективных мифов, как военный конфликт. И, увы, если смотреть на сегодняшнее освещение событий в Украине, нельзя не отметить, что и в интернете, и в украинских СМИ, происходит увеличение количества случаев подачи подобной непроверенной, деструктивной информации. Это, конечно, не целенаправленная пропаганда в стиле Киселева и Ко., это естественная динамика освещения событий в конфликтной ситуации, но и она, к сожалению, также объективно работает на раскручивание противостояния в обществе.
Вместе с тем реальные, стратегические козыри Украины - это ее шанс «выиграть мир», построить действительно современное общество. Да, это игра в долгую. Но у сегодняшней, путинской, России как раз и нет шансов на победу в таком соревновании. Но, чтобы реализовать это стратегическое преимущество, Украине нужен мир, пусть худой, относительный, но мир.
Что же можно рекомендовать в данной ситуации?
Избегание силовых методов или, по крайней мере, максимальная сдержанность в их применении. Это, конечно, сложно в ситуации, когда, с одной стороны, происходит череда провокаций, с другой – существует явный запрос на применение силы со стороны общества, склонного воспринимать сдержанность либо как слабость, либо как предательство. Однако выбирать в сегодняшней ситуации надо не между плохим и хорошим вариантом, а между плохим и ведущим к катастрофе. Поэтому возможно сформулировать некоторые принципы, придерживаясь которых можно избежать сползания ситуации в наихудшем направлении:
- Приоритет переговоров над силовыми действиями;
- Приоритет «долгих», но менее опасных вариантов действий (условно говоря – приоритет блокады над штурмом);
- Приоритет обороны над нападением. Вообще, если не представляется возможным полностью исключить силовые действия, то их желательно минимизировать и применять исключительно в ситуациях, когда есть возможность действий против вооруженных экстремистских групп без риска вовлечь в противостояние местное гражданское население. Кроме того, нужно делать все возможное, чтобы логика и методы действий, используемых государством при проведении силовых операций, если уж их не удается избежать, были понятны и оправданы в глазах не просто большинства населения страны, но и в глазах тех людей, чьи интересы оказываются прямо или косвенно затронуты подобными действиями.
Всяческая поддержка общественных структур, действующих в законном поле и направленных на обеспечение порядка и недопущение распространения дестабилизационных процессов в новые области и районы страны. Интересные примеры подобных действий имелись в различных регионах страны, где захват здания областной администрации привел к блокаде данного здания местными жителями, после чего захватчики вынуждены были ретироваться.
Важно преодолеть иллюзию того, что отказ или же максимальное ограничение силовых методов есть слабость. Логика пост-советских конфликтов, где исход определялся способностью сторон к мобилизации в противовес воспринимаемой угрозе, говорит как раз о другом, - сила именно в сдержанности. А 20ый век оставил миру весьма широкий и небезуспешный опыт ненасильственных методов борьбы. Подавляющее большинство современных конфликтов (исключая, возможно, некоторые особые случаи, вроде геноцида в Руанде в середине 90ых), это, в первую очередь, борьба за умы и сердца людей. И ненасильственные методы, в такой борьбе, бывают эффективнее пушек и пулеметов.
Всяческая поддержка законных органов власти в тех местах, где происходят попытки создания альтернативных управленческих структур. Вплоть до обеспечения работы руководителей и соответствующих советов «в изгнании». При этом важно относится с пониманием к положению местных и региональных властей, отражающих запросы различных общественных групп. Крайне неразумно требовать от них ярких демонстраций лояльности Киеву по тем или иным политическим вопросам. Сегодня само функционирование легитимных органов власти в ситуациях, когда происходит захват тех или иных административных зданий, провозглашение тех или иных новых органов власти – уже является фактом лояльности. Недопустимо делить какие бы то ни было легитимные структуры по принципу «свой – чужой». Чужими могут быть лишь те, кто возник вообще вне правового поля, причем и с ними важно вести диалог, но, естественно, не как с представителями власти, а, во-первых, с целью предотвращения эскалации насилия, во-вторых, с целью понимания интересов тех или иных групп общества.
Условно говоря, в логике нынешних украинских событий, широта охвата должна иметь приоритет над внутренней консолидацией позиции большинства (ибо в ответ будет происходить и консолидация меньшинства, а значит, будет углубляться гражданский конфликт). Именно это соответствует логике построения свободного, современного, демократического общества.
Нужно срочно предпринимать меры по развитию широкого общественного диалога с представителями всех политических сил. Основой для такого диалога, на самом первом этапе, может являться простой принцип отказа от насильственных методов политической борьбы. Так или иначе, представители почти всех общественных и политических движений, за исключением реальных экстремистов и «засланных казачков» испытывают серьезные опасения либо непосредственно за себя, либо за будущее своей страны, своего региона. Идея отказа от выяснения отношений с помощью огнестрельного и холодного оружия, бейсбольных бит, арматуры и коктейлей Молотова, пожалуй, смогла бы найти отклик у максимально широкой палитры общественных движений. Уверен – большинство людей из обоих лагерей поддержало бы такую инициативу. А отказ от нее был бы серьезным имиджевым проигрышем.
Важно также использовать для начала общественного диалога те возможности, которые представляют достигнутые в Женеве международные договоренности. Почему бы, к примеру, не попробовать создать общественные комиссии по мониторингу за выполнением достигнутых соглашений, причем с вовлечением максимально широкого спектра политических сил?
Наконец, говоря о диалоге, нельзя обойти вниманием один очень важный аспект. Сегодня важно, чтобы в стране был максимально услышан голос той части общества в восточных регионах страны, которая, стоя на позиции единства Украины, тем не менее, готова вести диалог со своими земляками, настроенными иначе. Нужно понимать, что позиция людей, выходящих на демонстрацию под украинскими флагами в Донецке, может, тем не менее, сильно отличаться от мнения подобных демонстрантов в Киеве или других регионах. И сегодня крайне важно, чтобы их позиция была услышана и понятна в других регионах Украины. Поэтому в условиях, как пропагандистского давления, так и множащейся с каждым днем ложной информации в различных СМИ (что естественно для любого конфликта), почему бы не организовать, к примеру, поездки представителей общественности с востока Украины в Киев, в другие области страны?
Крайне важно избежать какой бы то ни было дегуманизации людей, неважно, с какой стороны, поскольку это только ухудшает ситуацию и ведет к большой крови. У России с Украиной пока нет реальной полномасштабной войны - есть аннексия Крыма, есть серьезные попытки дестабилизировать юго-восток Украины, (что правда, нельзя сводить к одному лишь внешнему влиянию, игнорируя серьезные внутренние противоречия Украины). И есть серьезная опасность большой войны. Надо сделать все, чтобы опасность эта не стала реальностью, а для этого нужен разум и выдержка, а не запугивание людей той или иной перспективой. Да, такая пропаганда и запугивание уже не один месяц идут в эфире официальных российских каналов. В этих условиях украинским СМИ тем более нужно демонстрировать свою объективность, критичное отношение к неподтвержденной информации, способность признавать собственные ошибки, чтобы даже самый непросвещенный слушатель мог, что называется, «почувствовать разницу» не просто в оценке тех или иных событий, а в самом подходе к освещению и подаче информации.
Одним из факторов, приведшим к нынешнему обострению ситуации на востоке Украины, помимо внешнего влияния, стало и отсутствие у условно «про-российской» части населения нормальной политической структуры выражающей их интересы. Раньше эти настроения эффективно использовала Партия регионов. После событий Майдана произошел коллапс данной политической структуры. Соответственно, создалась ситуация, когда на этом поле могли себя комфортно почувствовать различные радикальные политические силы. Поэтому, как представляется, в создавшейся ситуации именно украинская власть должна всячески способствовать становлению нормальных политических сил, отстаивающих интересы жителей юга и востока, в рамках единого правового поля.
Как бы ни были важны нынешние проблемы восточных регионов Украины, они не должны затмевать главного. В сегодняшнем мире, в конечном счете, побеждает не тот, кто выиграл войну, а тот, кто выиграл мир. Соответственно, реальное, долгосрочное преодоление нынешних проблем во взаимоотношениях центральной власти и части жителей юго-востока страны лежит не в плоскости сиюминутных решений, а в способности украинской власти и украинского народа выстроить действительно новую, привлекательную и перспективную модель общества. А чтобы этого добиться, украинскому обществу надо любой ценой избежать конфликта, который может подменить конструктивную повестку строительства нового, современного общества и государства, конфронтационной повесткой борьбы с внешними и внутренними врагами. Для того, чтобы избежать подобного поворота событий, возможно, придется пойти на определенные, достаточно болезненные и для государства, и для общества, компромиссы. Но важно помнить – когда в светлое будущее начинают шагать строем - оно оборачивается концлагерем. И если исходить из данного приоритета, то передача полномочий регионам или даже определенные шаги по пути федерализации могут облегчить стране движение вперед, даже если определенные регионы будут при этом запаздывать. «Европейский выбор», с борьбы за который, собственно, и начинался майдан, возможно и не является единственным и безусловным вариантом развития современного общества. Но те «альтернативы», которые сегодня пытаются навязать Украине с другой стороны – это явно тупиковый путь. Поэтому у Украины сегодня есть реальный шанс выиграть мир. И именно эта задача и должна оставаться определяющей во всех предпринимаемых действиях, именно ее решение и способно, в долгосрочном плане, обеспечить как единство страны, так и успешное формирование украинской гражданской нации.
