Недавно американские экономисты Дж.Робинсон и Д.Аджемоглу опубликовали интересное исследование под многозначительным названием: Why nations fail: origin of power, prosperity and poverty ("Почему нации приходят в упадок: происхождение власти, богатства и бедности"). Изучая эволюцию разных сообществ, исследователи вывели ряд закономерностей, позволяющих спрогнозировать или понять направление дальнейшего развития тех или иных стран. В опубликованном тексте ученые пытались не переходить в сферу практического политического прогнозирования, но все же предложили набор простых и четких выводов, которые можно экстраполировать на то или иное общество, чтобы понять, что же его ожидает. Авторы ни единым словом не обмолвились об Украине, но их экскурсы оставляют у украинского читателя недвусмысленное впечатление, что они читают книгу о родной стране...
Почему нации приходят в упадок
Направление развития сообществ, утверждают ученые, определяется типом политических и экономических институтов, формирующих стимулы и мотивацию поведения людей. Институты создаются или трансформируются на "исторических перекрестках", т.е. в моменты, когда по тем или иным причинам приоткрывается "окно возможностей" для их смены. Институты формируют позитивные или негативные стимулы у граждан. Стимулы — это двигатель, движущий общество, побуждающий его членов к тем или иным действиям. Стимулы поощряют работать честно или же воровать, бороться или избегать борьбы, создавать с помощью труда собственное благополучие и успех или убегать от притеснений и нищеты.
Стимулы — это не столько законы или формальные решения общественных институтов и их руководителей, сколько их ежедневное практическое функционирование, непосредственное влияние на общество. Если в этом государстве можно заработать миллиарды, создав компьютерную программу, то молодежь будет изучать информатику и основывать компьютерные фирмы, даже если нет закона "О содействии развитию информационного общества". Если же в этом государстве можно заработать миллиарды только на "откатных" тендерах или став бандитом, то молодежь будет изучать искусство уличных боев и коррупционных сделок, даже если будут существовать тысячи законов о борьбе с бандитизмом и коррупцией. Если общественные институты будут защищать частную собственность и справедливость, деньги будут течь рекой. Если же общественные институты будут разрешать беззаконие, отток капиталов не остановит даже самая лучшая политическая программа.
Именно политические и экономические институты доводят общество до процветания, стагнации или распада. Несмотря на все разнообразие их форм или названий, институты делятся на открытые (inclusive) и закрытые (extractive). Перевод с английского не совсем точный, но, вероятно, самый лучший из всей возможной палитры вариантов, поскольку речь идет, прежде всего, об открытом или закрытом характере доступа к ним широких общественных слоев.
Открытыми являются экономические институты, обеспечивающие недискриминационный контроль над доступом и распределением ресурсов, разрешающие честную конкуренцию и обеспечивающие сохранность частной собственности. То же касается политических институтов: открытыми являются те, где общество свободно избирает и контролирует власть, где каждый, у кого есть видение или идеи, активность и гражданская позиция, имеет практическую возможность быть избранным в законодательные органы власти и изменить в общественных институтах то, что не устраивает избирателей.
Открытые институты — это не "фасадная демократия". Проводить выборы даже с участием нескольких партий — не означает иметь открытые политические институты. Во многих странах мира с формальными признаками демократии власть держат лишь несколько сотен лиц, сформировавших несколько партий, поочередно сменяющих друг друга во властных коридорах, оставляя подавляющее большинство населения без какого-либо политического влияния. Так же и с экономическими институтами: провозгласить их рыночными не означает сделать их открытыми. Есть достаточно способов ограничить конкуренцию и доступ к ресурсам, чтобы обеспечить богатство нескольким сотням, оставив остальных в бедности.
Закрытые политические институты разрешают их руководителям трансформировать политическую власть в экономические блага и наоборот. Причем способы трансформации могут быть самыми разнообразными — от предоставления преференций приближенным до банального грабежа.
Сегодня открытые институты — это большинство стран золотого миллиарда. Даже если среди богатых стран и есть такие, чьи институты можно считать закрытыми, это, скорее, исключение, подтверждающее правило. Такие страны являются богатыми обычно за счет истощения природных или человеческих ресурсов или же в течение короткого периода времени. Закрытые институты, кроме того, что несправедливы, еще и кричаще неэффективны. Такой толчок, как, например, падение мировых цен на нефть, может разрушить даже такое, казалось бы, могущественное государство, как СССР.
Место Украины
Примеров того, как функционируют открытые или закрытые институты, более чем достаточно: от древнего Китая и империи Майя до современных США, Перу или обеих Корей. Примеры — как лекала, их можно прикладывать к ситуации в той или иной стране и быстро отыскать ее место в системе закрытых или открытых институтов. Стран с закрытыми институтами в истории несравненно больше, чем с открытыми. Хотя, пожалуй, вряд ли стоит рассказывать украинцам о том, какой вид имеют закрытые институты.
Олигархическая система распределения рынка, "откатные" принципы современной украинской экономической модели, оставляющие мало шансов достичь успеха без коррупционной составляющей, — яркие проявления закрытых экономических институтов. Что это — недоразумение или логический результат нашей истории?
С глобальной точки зрения современной истории, Украина с 1991 г. является классическим историческим перекрестком с небольшими "поворотами" внутри. В истории Украины за последнее тысячелетие к таким перекресткам, когда разрушались одни и создавались другие институты, можно причислить разве что десятилетие после Первой мировой войны, вторую половину XVII в., от Хмельницкого до Мазепы, и период монголо-татарского нашествия. Украина вошла в нынешний исторический перекресток с разрушенными закрытыми советскими политическими и экономическими институтами, с опытом закрытых институтов в течение 300-летнего российского господства в Восточной и Центральной Украине, с лишь мелкими вкраплениями коротких периодов открытости и благосостояния наподобие второй половины 1920-х гг. С другой стороны — только 50 лет закрытых советских институтов в Западной Украине, которая до этого довольно продолжительный период пользовалась относительно высоким уровнем открытости экономических и даже политических институтов Австрии или Польши. Несмотря на относительную отсталость Австрии, накануне Первой мировой войны украинцы Галичины и Буковины жили в обществах с вполне открытыми институтами, интегрированными в европейское цивилизационное пространство.
Такие периоды открытости, как и периоды закрытости, особенно крепостничества в XVIII–XIX вв. на оккупированной Россией территории, оказывают весомое влияние на развитие сообществ в течение столетий. Вместе с исторической традицией вольностей степной Украины, консервативностью и закрытостью горных регионов, недостатком языковой, этнической, экономической интегрированности разных составляющих страны, внешним давлением, все это создало довольно сложные условия, с которыми Украина вошла в современный исторический перекресток.
У других стран, вошедших вместе с нами на такой же исторический перекресток, были лучшие стартовые условия. Даже если экономика Польши или Эстонии и уступала экономике УССР, у этих стран была крепкая память существования в условиях открытых институтов всего 50 лет назад. Они были достаточно внутренне интегрированы, у них была мудрая элита, сумевшая сразу же "ухватиться" за НАТО и ЕС как за паровоз, способный быстро помочь вытянуть их из советской пропасти. Украинцы же, отдав ядерное оружие за бумажные security assurances, были предоставлены сами себе. Способности зафиксировать обязательство предоставить стране перспективы вступления в ЕС, НАТО и адекватную финансовую помощь на модернизацию экономики взамен ядерного разоружения тогдашнему руководству не хватило. Наши западные соседи получили Европейские соглашения, а мы — Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с ЕС, означавшее фактически не только идентификацию нашей страны не с европейским, а с пророссийским пространством СНГ, но и потерю возможности так же "прицепиться к еэсовскому паровозу" в процессе трансформации.
В течение 1990-х гг., вместо быстрой замены закрытых советских институтов на открытые, произошла их мучительная, медленная, но в основном только "фасадная" трансформация. Смена флага, языка выступлений или вида дензнаков сопровождали не смену институтов, а только их приспособление к реалиям независимого государства. В то же время различие между нереформированной Украиной и ее западными соседями, быстро проходившими период евроинтеграции и приведение своих институтов к европейскому образцу, становилась все более впечатляющим напоминанием каждому украинцу о том, что он лично теряет от нереформированности своей страны и ее отстраненности от евроинтеграционных процессов.
Оранжевая революция может быть вписана в новое издание Why nations fail как классическое подтверждение всех правил, выведенных ее авторами. Появление среднего класса, отстраненного от прямого управления институтами, но уже довольно сильного, чтобы выйти на площади в борьбе за свое право руководить страной. Слабость закрытых институтов перед прямым вызовом сплоченного активного сообщества. Победа прореформаторских сил и... "железного закона олигархии" сразу же после этого. Те, кто возглавил институты, вместо открытия последних, оставили их такими же закрытыми и начали использовать для собственного блага. Страна, вместо радикальной смены направления развития, выходит на новую спираль порочного круга: еще большая закрытость политических институтов, еще большая концентрация экономических благ в руках узкого круга лиц, еще больший экономический упадок для основной массы населения. Отсутствие стимулов для экономической деятельности, эмиграция или серый сектор как способ социальной реализации...
Анализ наших реалий вынуждает констатировать, что мы уверенно приближаемся к кругу обществ с закрытыми политическими и экономическими институтами. Свидетельство этого — не только миграция (именно в страны с открытыми институтами) молодых, социально активных слоев населения, отток за границу отечественного и иностранного капитала, нежелание инвесторов связывать свое будущее с Украиной. Это и отсутствие социальных лифтов, возможности для молодежи или политических активистов пробиться на уровень даже местных советов, не говоря уже о национальной политике. Закрытые экономические институты — это страх или невозможность начать собственный бизнес, рейдерство и коррупция. В 2011 г. в США свыше 12% взрослого населения открыли собственный бизнес или основали старт-ап компанию, — т.е. это каждый десятый американец! Сколько у вас знакомых открыли свой бизнес в Украине за последние несколько лет?
Образ "титушко" — не только образ спортсмена-бандита, нанимаемого горе-политиками. Это олицетворение трагедии сегодняшних двадцатилетних, не имеющих возможности получить ни качественного образования (независимо от того, учатся ли они где-либо формально), ни работы, ни жизненной перспективы. Даже если они устроятся на работу в столице с зарплатой 5 тыс. грн, сколько лет им придется работать, чтобы купить собственную квартиру? 40–50, не меньше. А для преобладающего большинства 25-летних украинцев зарплата 5 тыс. — предел мечтаний!
Исторические перекрестки обычно продолжительны, но не вечны. Как только те, кто получает преимущества от закрытых институтов, достаточно окрепнут, они смогут удерживать контроль над институтами настолько, насколько захотят, или насколько им будут разрешать конкурирующие олигархические кланы либо широкие общественные группы. Если им удастся найти баланс интересов господствующих или активных групп, то созданная система институтов может существовать столетиями, если нет — это общество ждет нестабильность. Можно ли считать, что выбор сделан, и окно возможностей закрыто? Есть ли еще на нашем историческом перекрестке поворот, способный вывести страну из порочного круга? Ноябрь 2013-го? Январь 2015-го? Октябрь 2017-го? Или вообще 2020-й? Изменится ли характер украинских политических и экономических институтов со сменой руководителя государства? Или же вновь сработает железное правило олигархии? Что сделать, чтобы изменить ошибочное направление развития страны? И что произойдет со страной, если направление ее развития изменено не будет?
Евронадежды...
На сегодняшний день едва ли не единственная довольно четко сформулированная и артикулированная идеология введения в Украине открытых политических и экономических институтов — евроинтеграция. ЕС, несмотря на все свои трудности, именно и представляет собой сообщество с открытыми институтами, где успех человека зависит, прежде всего, от его личного труда и усилий. Более того, ЕС является воплощением не только мобильности внутри политических и экономических институтов, но и физической мобильности, возможности социально активного лица при отсутствии перспектив в одном месте просто переехать в другую страну ЕС, где получить лучшие шансы для самореализации.
Таможенный союз, со всеми его соблазнами, низкими ценами на энергоносители или уже достигнутым в России относительно высоким уровнем ВВП на душу населения, не может предложить социальной перспективы, предлагаемой ЕС или любым другим сообществом с открытыми институтами. Всем трем странам ТС присущи закрытые политические институты, а экономические базируются на эксплуатации природных ресурсов, а не на личной инициативе. Это не то пространство, где даже приверженцы евроазийской интеграции хранят деньги или обучают детей.
Евроинтеграция является магнитом, притягивающим к себе ожидание социально активных групп населения на улучшение своего положения. Перед ними пример соседних стран, перешедших за менее чем полтора десятилетия от "совка" к "Европе". В то же время евроинтеграция имеет для Украины намного большее значение, чем, например, для Польши или Эстонии, являющихся внутренне интегрированными странами с опытом открытых институтов и элитой, которая смогла бы провести реформы, даже если бы не было весомой финансовой и институционной помощи со стороны ЕС. В Украине принципиально другая ситуация. Мы уже отметили выше сложные стартовые условия, с которыми Украина вошла в нынешний исторический перекресток. Последнее десятилетие только усилило внутренний разлом в стране, углубило identity gap — отсутствие единой идентичности для подавляющего большинства общества. Можно сколько угодно замалчивать проблему внутренней дезинтегрированности, но с 2004 г. с помощью российских политтехнологов и съезда в Северодонецке эта проблема вышла наружу и остается, даже если мы о ней не желаем вспоминать.
Порочный круг развития общества в условиях господства закрытых институтов создает постоянный потенциал политической нестабильности и напряжения в обществе. Концентрация ресурсов и благ в руках небольшого количества лиц неумолимо ведет к активизации усилий конкурирующих центров и общественных групп, направленных на получение контроля над этими институтами, — либо для собственного блага, либо для изменения направления общественного развития. Чем больше концентрация ресурсов, тем жестче становится борьба за контроль над ними, тем меньше шансов для цивилизованных форм этой борьбы. Ключевым фактором в таких условиях становится уровень политической централизации, поскольку в условиях региональных расхождений конфликты часто начинают приобретать сепаратистские формы.
Отсутствие законных путей для получения контроля над институтами может привести к гражданским конфликтам вне границ закона, вплоть до гражданских войн или сепаратистских движений. Это характерно не только для стран третьего мира, — распад СССР или Югославии являются такими примерами на европейском континенте. Сохранение в Украине закрытости политических или экономических институтов может привести не только к конфликту, который пройдет как праздник наподобие оранжевой революции в 2004 г. При отсутствии прогресса в реформах и при сохранении нынешней закрытости институтов внутренний социальный взрыв или любое другое серьезное тектоническое сотрясение может ударить по нашим самым слабым швам — Крыму, оси Восток—Запад.
Легко представить ситуацию, когда в 2015 г. в случае победы оппозиционного кандидата повторятся попытки организовать Северодонецк-2, и не обязательно результаты второй попытки будут такими же, как и первой. Нельзя также исключать и того, что в случае победы действующего президента состоится аналогичный съезд где-то в Тернополе, но уже с противоположными лозунгами. Западная Украина всегда была самой пассионарной частью страны. Западные украинцы всегда чувствовали свою миссию в победе и самоутверждении независимой Украины, и ее возврате в Европу. Сегодня же Западная Украина похожа на пустошь, где показательно не ремонтируют дорог и не создают рабочих мест. Особенно возмущают недавние попытки отдельных политиков привнести в страну абсолютно надуманную и чудовищно опасную идею "фашизации" своих оппонентов и их избирателей, сконцентрированных в Западной Украине. Это может не только спровоцировать неуправляемость внутренних конфликтов. Это может содействовать быстрому изменению "миссионерсконаправленных" настроений на иные. И если в 2015 г. кто-то из молодых и необремененных миссионерством политиков воскликнет: "Да сколько можно мучить друг друга?!!! Не хотят донецкие в Европу — ну и не надо, пусть катятся себе в Россию или создают свой "ПіСУАР", а мы создадим какую-то себе ЗУНР и через два года будем в ЕС!" — не уверен, что их сразу затюкают и отправят на маргинес.
Евроинтеграция для Украины, перефразируя известного американского исследователя нациеобразования Бенедикта Андерсона, является едва ли не единственным "проектом сожительства в будущем", приемлемым для подавляющего большинства граждан, живущих на этой территории. Другой классик в сфере изучения феномена наций определил ее как "совместный опыт в прошлом и совместные ожидания в будущем". Евроинтеграция является на сегодняшний день единственным четко артикулированным проектом будущего сожительства, способного оставить позади отсутствие положительного совместного опыта в прошлом для жителей Львова и Донецка, предложив им взамен совместные ожидания от интеграции в европейское пространство, будущее в стране открытых политических и экономических институтов.
Отказ от евроинтеграции или отсутствие ее положительных результатов в течение ближайших лет могут уничтожить евроинтеграцию как проект, способный сохранить страну целостной. Другого проекта, приемлемого и для Донецка, и для Львова, пока что нет.
Тем грустнее, что сегодня качество дискуссии о евроинтеграции опустилось до примитивного уровня "подпишут — не подпишут", "ЕС или ТС" и так далее. Качество соглашения об ассоциации, ее соответствие евроинтеграционным планам и национальным интересам Украины при отсутствии в ней европейской перспективы является серьезным вызовом. Что будет двигателем болезненных и дорогих реформ, если соглашение не предусматривает их мощнейшего мотиватора — перспективы вступления? Откуда брать средства на эти реформы, если Украина не является кандидатом на вступление в ЕС и не будет получать помощи, аналогичной предвступительной? Как объяснить тем, кто потеряет работу из-за роста импорта, что заплачено за это каким-то "недокандидатством"? Соглашение не станет для Украины таким же паровозом, который привез страны-кандидатов в Европу. Оно только дает возможность (существующую и теперь) при наличии сверхмощной политической воли к реформам и собственным финансам осуществлять изменения по европейским стандартам. А если воли нет или ее мало, а финансы разворовали? Есть ли у страны другой проект сохранить ее целой и изменить направление общественного развития? Существуют ли другие механизмы введения системных реформ и "открытие институтов", если соглашение об ассоциации не окажется таким механизмом?
Какое будущее нас ждет
Так или иначе, евроинтеграционная модель развития страны остается единственной, способной эффективно разорвать порочный круг в ее развитии. Подписание Соглашения об ассоциации станет важным событием, но далеко не гарантией европейского будущего Украины. Только полное реформирование общественных институтов способно гарантировать ее европейское будущее. Тезис в духе Льва Толстого или Георгия Касьянова о том, что реформы надо начинать с себя (скажем, не давать взяток гаишнику), — симпатичная, но системно ошибочная. Это не вина водителя, что он вынужден давать взятку, это не только вина гаишника, берущего ее. Это вина институтов, стимулируюющих, более того — не оставляющих другого выбора ни водителю, ни гаишнику.
Реформы надо начинать с институтов, с изменения способа их функционирования и влияния на общество. Такие реформы могут быть очень простыми, но способными осуществить системные изменения в стране. Поставить камеры на дорогах и присылать штрафы по почте, запретив прямой контакт гаишника с водителем, за исключением случаев с тяжелыми последствиями. Сделать милицию подотчетной местным общинам или вообще выносить должности районных судей, руководителей районной милиции или даже участковых милиционеров на ежегодные выборы или референдумы о доверии. Ввести открытое в Интернете постоянное видеонаблюдение за кабинетами всех судей, сотрудников налоговой, таможни, прокуратуры или правоохранительных органов. Ввести пожизненное заключение за тендерные откаты и денежное вознаграждение за сообщение о взятке. Расформировать эпидемслужбу и запретить пожарникам без приглашения появляться на предприятиях. Упростить систему налогообложения до 2–3 статей, передать ее в компетенцию местных органов власти, которые не будут получать субсидий из центра, а сами будут делать взносы в центральный бюджет. Запретить личный контакт с налоговой — только через Интернет. Ввести электронное правительство, при котором все справки и документы — от жэковской формы 3 до паспорта — можно получить, не выходя из собственного дома. Перейти к страховой медицине — когда пациент платит врачу за услугу и получает возмещение части средств от страховой компании. Этот список можно продолжать и дискутировать относительно него, но только шаги такого уровня радикальных изменений подтолкнут системные трансформации.
Кто это должен сделать? Упомянутые выше американские исследователи доказывают, что не только те, кто пользуется закрытыми институтами, но часто и те, кто их критикует, не способны к системным изменениям и открытию институтов без постоянного давления либо изнутри общества, либо извне. Это давление может быть регулярными многотысячными петициями в парламент по каждому важному вопросу, как в Великобритании в XIX в., или же активным прессингом власти со стороны СМИ, как в США в начале XX в. Это может быть и внешняя угроза, давшая, например, импульс внутренней самоорганизации в Ботсване, ставшей со временем образцом открытых институтов на африканском континенте с ВВП на душу населения 14 тыс. долл. Наконец, это может быть евроинтеграция — перспектива членства в ЕС вместе с требованиями и контролем со стороны Еврокомиссии, что оказалось эффективным средством давления и привело к системным изменениям уже во многих странах нашего региона.
Безусловно одно. Сегодня моделируется наше будущее, задается направление движения страны на 20 или 50 последующих лет. Уж очень бы не хотелось, чтобы и наши дети с грустью наблюдали за счастливчиками, проходящими границу под надписью "Для граждан ЕС", стоя в очереди "Для других".
