Почему системность изменений плохо случается в этой стране?
Потому что эта страна не предназначалась для изменений.
Она похожа на агонизирующие старинные киевские здания. Сиротливый фасад без окон и крыши, строительный мусор внутри. Отжато олигархом у олигарха. Перепланировка — мастерами местного евроремонта. Чтобы днем — офис, вечером — ресторан, а ночью — бордель.
От такой пошлости несчастные исторические кирпичи в итоге с грохотом и пылью самоубиваются. К печали теоретических любителей старины и к удовольствию практиков-застройщиков.
Мы хотели новую страну. Не все, разумеется. Многие хотели старую. Подкрасить, задуть пеной — и вполне. Если не пожить, то сдавать в аренду. Получилось.
Но как-то не очень.
Эта вполне распространенная в быту фраза — «как-то не очень». Хотя в медийной жизни она драматически распадается на два политически несопоставимых выражения.
«Как-то» у нас все же получается, и прогресс вполне очевиден. Щели задуваются, краской красится, и краской хорошей. Об этом много было в выразительной речи президента. Говорят специалисты, на 80% там все — правда. Текст хорошо написан и хорошо произнесен. В сравнении с «папередниками» — великолепен. А в сравнении с субъективизмом массового восприятия оставляет тоскливое ощущение.
Президент традиционно говорил от имени государства, это его функция. Но относительное совершенство произнесенного им текста только подчеркивает огромное различие между нашим государством и нашей страной. Это два далеко не тождественных онтологических значения.
«Не очень» — это выразитель настроений страны, которые автоматически записываются государственниками в «зраду» и агентуру внутриполитических конкурентов.
Хотя все предельно просто. Страна в этом случае лишь задает вопросы о качестве собственного бытия. А государство ей такое — ты че, тут экзистенциальные вопросы жизни и смерти, а ты со своей бытовухой!
Раньше было проще. Было государство как аппарат угнетения, и был себе угнетаемый (управляемый, окормляемый — нужное подчеркнуть) народ. Вечные верхи и низы. Потом начались вроде бы эпохальные, веками ожидаемые изменения.
Но с провозглашением суверенитета случилось, как с Будапештским меморандумом. Тот втихую предпочли не делать законом, втюрив лохам бумажку с добрыми пожеланиями вместе с зеркальцами и бусами. В итоге суверенитет не восстановил законодательное поле УНР, как было в странах Балтии. И даже декларирование независимости оказалось в основном поэтической мелодекламацией.
Но помимо этого межгосударственного договорняка и, в общем-то, вопреки ему начала создаваться и страна. То есть горизонтальная плоскость из миллионов людей, достаточно сильно спорящих между собой о качестве будущего.
Государство же все это время лицемерно взывало к прошлому. Лицемерно, потому что, во-первых, любое государство всегда бесцеремонно жульничает с историей. Во-вторых, сами государственники грабили и грабят ресурсы страны (как природные, так и духовные) весьма современно и практично. Исключительно в понятиях настоящего.
Война ускорила развитие нации и страны. Войны развивают индивидуальность как наций, так и отдельных людей, прямо и косвенно давая людям повод обнаруживать творческие силы и проверять их на практике.
Но война притормозила рост опухолевого государства, которое в своей полипной многовекторности, казалось, навечно присосалось и к Западу, и к Востоку.
На текущий момент образовался невиданный прежде баланс старых и новых сил. Как будто встретились ночью лицом к лицу и замерли (например, где-нибудь у ядерного «саркофага») две огромные чупакабры, поскольку каждая прежде считала себя единственной в своем роде.
Речь президента, как и любые прежние государственные тексты, призвана убедить нас, что государство и страна, избиратели и граждане — это одно и то же. Государственники искренне так считают и обижаются — критикуйте нас, а не государство, оно — святое! Не понимая, что страна высказывает лишь вполне научно обоснованные сомнения относительно чудотворной силы разных государственных мощей (или что там за обрезки нам под этим видом напаривают). Да и любая апологетика единства эстетически прекрасна. Но на практике бывает весьма подозрительной. Практик — всегда кошмар для теоретика.
Это сейчас самое слабое место — стык понимания пределов государства и границ страны.
Государство говорит: «Меня, любимого (вами), надо больше». Страна говорит; «Минуточку, а я где на этом празднике жизни?».
И между этими сжимающимися тисками — обычное человеческое сознание. Воспринимающее безостановочную истерику политиков как пассионарность.
Наше государство не в состоянии отвечать на вопросы, задаваемые страной. Оно формирует собственные вопросы и ответы. Там все на 80% правдиво. Но это немножко другая правда.
Вопросы страны к государству касаются большой крови и ответа за эту кровь. Человек так устроен, что в этой теме его риторика с софистикой не устроят никак и никогда, как бы ни изворачивались спичрайтеры. Мы же помним собственный нервный смех в начале войны по поводу «глубокой обеспокоенности» Европы, означавшей на деле трусливое невмешательство под видом следования идеалам гуманизма. И мы становимся вполне европейцами в том нехорошем смысле, что наше государство отлично усвоило демагогию жвачных обывателей.
Но неискушенная в словоблудии страна понимает, что государство под видом стабилизации вполне готово ее слить. В каком-то смысле слова страна — это коллективный военный доброволец, волонтер, которого государство истерически боится даже назвать, не то чтобы поставить вровень с собой.
И в каком-то смысле слова государство, защищая себя от бывших защитников, «заводит дело» на страну. Чтобы присмирить налогом, безоговорочно подчинить или вытолкать на поиски пропитания в безвизовые восвояси.
Драматичности добавляет то, что осознанной «зрады» здесь нет в тех масштабах, о которых принято говорить. Просто государство советского образца, с небольшим лифтингом самооценки и модным татуажем истории, не может вести себя иначе, кто бы его ни возглавлял. Проверяли ж уже не раз. Любой победитель дракона в итоге носорожится, чешуеет и, когда думает, что расправляет крылья как орел, на самом деле превращается в дракона.
Что происходит в относительно равновесной системе? Во-первых, замедляется общая динамика — как деструктивная, так и развивающая. В силу снижения этой активности снижается иммунитет, который вызвал к жизни кризис. Во-вторых, среда становится более благоприятной для развития тех факторов, которых раньше иммунитет системы подавлял.
В данном случае мы можем говорить о грустных перспективах роста политического бандитизма, чтобы не прятать уродливое домашнее явление за красивым словом «терроризм». Банда — она и есть банда, если действует вне законодательного поля, какими бы идейными мотивами ни руководствовалась. Практика показывает, что чем идейнее мотивы, тем больше на самом деле речь идет о деньгах. Здесь у банды и у государства часто интересы совпадают, поэтому взаимное использование во все времена осуществляется довольно легко. Просто у государства больше возможностей сначала героизировать людей, а затем их же демонизировать и выбрасывать на помойку. Описано явление еще 100 лет назад Киплингом в «балладе о Томми Аткинсе»:
«Эй, Томми, так тебя и сяк, ступай и не маячь!»
Но: «Мистер Аткинс, просим Вас!» — когда зовет трубач».
Любая столица сегодня является местом повышенного риска для жизни. Но если в стране идут военные действия, а государство четвертый год мусолит тему военного положения, руководствуясь ему одному понятной выгодой от такого словоблудия, то вполне закономерно, что эти действия постепенно буду перемещаться вглубь страны.
Украина в состоянии «прокси-войны». Это война на чужой территории чужими руками. Наша территория — по определению чужая для всех, кроме нас самих. В данном случае различные силы будут сводить на этой территории свои счеты практически безнаказанно. Их информационное сопровождение вовсе не обязательно связано с настоящими мотивами, что в принципе и предусматривается авторами. Найти дерево в этом лесу будет сложно, да и некогда.
Не только потому, что борьба с терроризмом требует постоянных специальных межведомственных мероприятий. Для которых нужны не просто четкие политические решения вроде «Патриотического акта», но и деньги. Ну а где их взять в нужном количестве, если каждый уже совсем не понемножку откладывает себе на выборы?
Фасадность украинского государства в каком-то смысле не так и плоха. Во-первых, все в мире видят, что капитальный ремонт действительно идет, и даже есть некоторые шансы, что невежественных или зловредных планировщиков отстранят или даже посадят. (Не надо смеяться в этом месте, чудеса тоже случаются). Во-вторых, об этом строительстве публичная дискуссия все же идет, и ругань политических прорабов — она во всем мире такая, просто у наших выражения ярче. То «бляхи», то Михо, то еще черт знает что. Вот-вот, глядишь, и подерутся.
Словом, не скучно.
Жить вот только негде.
