Уже вторую неделю украинское общество взволновано новостями о том, что вот-вот будет представлено решение, которое переломит ход войны.
Речь идет об анонсировании президентом законопроекта «О реинтеграции оккупированных территорий Донбасса», а также о законопроекте»О восстановлении государственного суверенитета Украины над временно оккупированными территориями Донецкой и Луганской областей»,концепцию которого представил секретарь СНБО. Градус заинтересованности подпитывается неким ореолом таинственности вокруг этих проектов. Политики наперебой делятся в социальных сетях фотографиями с заседаний рабочих групп, на которых, впрочем, не рассмотреть никаких документов, — тексты обоих законопроектов так и не были обнародованы. Однако анализировать текст, каким бы он ни был, смысла нет. Следует анализировать намерения. К сожалению, есть все признаки того, что будет сохранен status quo, а намерения уничтожить гибрид, который любовно растили, поливали и пропалывали с самого начала войны, — нет.
«Гибридная война» оказалась весьма удобной для всех, кроме украинцев. России она дала пространство для маневра и пресловутое «ихтамнет». Международное сообщество получило индульгенцию за невыполнение своих обязательств защищать территориальную целостность Украины — потому что если «ихтамнет», то вроде бы и делать там нечего.
Удобной гибридная война оказалась и для украинской власти — как стабильный источник дохода и оправдание в ответ на недовольство людей — «не раскачивайте лодку, а то путин нападет». Чтобы воспользоваться гибридной войной, надо было создать множество гибридных понятий, конструкций и статусов, конечная цель которых, опять-таки, — либо получение прибыли, либо манипулирование протестными настроениями людей, которым «жить по-новому» стало сложнее, чем по-старому.
Гибрид начала антитеррористическая операция, в которую превратилась оборона Украины за последние три года. Причем сомнительная гибридность АТО заключается в том, что АТО дает основания применять вооруженные силы, но не дает оснований армии воевать. Для борьбы с террористами армия может перекрывать дороги, ставить блокпосты, контролировать перемещение людей и т.п., но никакая антитеррористическая операция не предусматривает ведения боевых действий. Режим антитеррористической операции — специфический режим в условиях мирного времени. Потому к каждому, кто защищал нас с начала АТО, когда-то могут прийти и спросить: «Мальчик, а что ты делал с оружием в руках на Донетчине и Луганщине в МИРНОЕ время?».
Далее гибрид рос благодаря минским договоренностям, которые неизвестно почему заменили собой международные договора и стали «безальтернативными».
В дальнейшем гибрид развивался во многих направлениях — от узаконенной СБУ торговли с оккупированными территориями до синдрома георгиевской ленты. Мы так радовались запрету георгиевской ленты, но не удосужились привлечь к ответственности тех, кто с георгиевскими лентами в 2014 г. призывал Кремль ввести войска на территорию Украины.
В сущности, еще одним гибридом являются разговоры о введении визового режима с Россией. Потому что с врагом не устанавливают визовых режимов. Если у нас есть враг — закрывается граница, поскольку это линия фронта, а в гости через линию фронта не ходят. Торговля с врагом прекращается, ибо финансировать агрессора — это то же самое, что непосредственно покупать оружие для вражеской армии. Бизнес страны-агрессора на территории Украины национализируется, потому что враг не имеет никаких прав зарабатывать в стране, которую намерен уничтожить.
У нас гибридный враг, ведь, с одной стороны, мы с Россией воюем, а с другой — торгуем.
У нас гибридные способы ведения войны, поскольку, с одной стороны, наших солдат обстреливают из тяжелого вооружения, а с нашей стороны — представители ОБСЕ ватными тампонами проверяют стволы наших танков, стоящих на расстоянии 40 км от передовой, нет ли на броне следов пороха.
У нас гибридные понятия: мнимое АТО вместо войны, «атошники» — вместо ветеранов, «линия размежевания» — вместо линии фронта.
Наконец, «гибридизация» войны, кроме того, что дала возможность зарабатывать на войне, размыла ответственность за нее. Кто отвечает за оборону государства? Верховный главнокомандующий? Вроде должен бы, но юридически — войны нет. Есть «антитеррористическая операция». Руководитель Генштаба? Тоже нет, потому что «антитеррористической операцией» руководит антитеррористический центр СБУ. Поэтому и создается впечатление, что ответственным за оборону страны является представитель штаба АТО, потому что других ответственных лиц, которые были бы способны объяснить людям цель и стратегию ведения войны с Россией и эффективной защиты от агрессора, мы не знаем.
Уже давно стало очевидно, что «АТО за считанные дни» не закончится. Россия не оставит Украину в покое, так как успешная Украина уничтожит Россию самим фактом своего существования. Война может продолжаться годами, если не десятилетиями, и мы должны научиться с этим жить.
Нужно честно признать, с кем мы воюем, и откуда может прийти очередная угроза. Потому что сейчас мы воюем с мифическими шахтерами и террористами, а линия угрозы составляет 400 км т.н. линии размежевания. Если же мы обороняемся от России, о чем все пафосно заявляют, то у нас окажется 6 тыс. км угрозы.
Чтобы эффективно вести войну — необходимо возглавить процесс. Причем не важно, речь идет об обороне или наступлении. Но должен быть человек, который будет отдавать приказы и будет отвечать за это.
Чтобы победить в войне или эффективно держать оборону — войну нужно сначала признать. Потому что нельзя победить в том, чего нет.
Состояние войны не требует признания — оно либо есть, либо его нет. Когда по людям стреляют из тяжелого вооружения — это война. Состояние войны не требует доказательств — это просто констатация реальности.
Объявление же состояния войны превращает войну в конвенционную, или признанную. Мода на конвенционную войну уже прошла, — это раньше агрессор благородно провозглашал «иду на вы», а теперь в тренде использовать зеленых человечков без официальных цветов агрессора. Однако конвенция, или признание войны, не имеет никакого влияния на фактическое состояние войны. От того, что война не является признанной, она никуда не исчезает, но непризнание факта войны дает возможность не принимать необходимые решения. Признание войны, согласно нормам международного права, может быть односторонним. Украина могла бы заявить о войне, начатой Россией, и не имело бы значения, что по этому поводу думает Россия. Тем более что Государственная дума РФ официально разрешила использовать армию России на территории Украины. Однако Украина этого не сделала, чем существенно облегчила жизнь как России, так и международному сообществу: никто войну не признал, значит можно притворяться, что ее нет. Немного неудобно, что люди гибнут, но для этого можно придумать «конфликт на Востоке Украины» и стараться его «деэскалировать», а о Крыме — уж нечего и вспоминать.
Введение военного положения никоим образом не влияет на факт войны или на ее признание. Военное положение — это специальный правовой режим для упрощения принятия решений. Простой пример: в условиях мирного времени армия не может просто так поставить танк у кого-то во дворе. Армия должна предложить компенсацию, заключить договор и только тогда поставить танк в огороде. В условиях военного положения армия не должна просить разрешения у владельца земли, она просто ставит танк там, где это нужно и когда это нужно для выполнения задач вооруженных сил, а облэнерго не может отключить узел связи ВСУ от электроэнергии за неуплату.
Но самая важная причина введения военного положения — это установление ответственности конкретного человека за командование. Для этого в государстве существуют Главнокомандующий и Верховный главнокомандующий. Функция Верховного главнокомандующего — одна из основных функций главы государства. Президента избирают для того, чтобы он представлял государство, в том числе персонально отвечая за его защиту.
Вопреки громким лозунгам, отвечать за процесс обороны в Украине не намерен никто. И потому (вместо внедрения системы управления с персонифицированной ответственностью и понятным процессом принятия решений) нам предлагают очередной гибрид.
Предложенная «реинтеграция» от президента, в принципе, отрицает факт войны. «Реинтеграция» означает, что была «дезинтеграция». То есть не Россия пришла, захватила территорию Украины и убила 10 тыс. чел., а какие-то процессы внутри страны привели к тому, что часть Донетчины и Луганщины «дезинтегрировалась». Фактически, это признание внутреннего конфликта на Востоке Украины, т.е. гражданской войны.
В свою очередь, секретарь СНБО планирует восстановление суверенитета в Донецкой и Луганской областях, никоим образом не упоминая о причинах потери этого суверенитета. Или, может, секретарь СНБО считает, что Украина самая как-то нелепо потеряла суверенитет над частью собственной территории и теперь хочет его восстановить?
Кроме того, проект СНБО предлагает создать Оперативный штаб для Донецкой и Луганской областей, который будет отвечать за оборону этих областей. Так воюет все-таки Украина — или Донецкая и Луганская области? Если воюют Донецкая и Луганская области, то почему там должны воевать киевляне, черкащане, львовяне или одесситы? Если воюют Донецкая и Луганская области — мы признаем их субъектность, т.е. особый статус и право на самоопределение?
Если же воюет государство, то должны быть выписаны четкие полномочия и ответственность Верховного главнокомандующего. И тогда Оперативный штаб должен функционировать для нужд обороны всего государства.
Вопреки громким публичным декларациям авторов обоих законопроектов о том, что Россия — агрессор и оккупант, они стесняются назвать ее агрессором и оккупантом юридически. Территории оккупированы, однако непонятно, кем, и непонятно, когда.
А еще — и секретарь СНБО, и президент хотят «возвращать» и «восстанавливать суверенитет» исключительно на оккупированных территориях Донетчины и Луганщины. Да, для России эти территории имеют разные статусы, поскольку Крым нужен России как военная база, а Донбасс — как фактор дестабилизации Украины. Но для Украины и Крым, и отдельные районы Донецкой и Луганской областей — одинаково оккупированные территории. Поэтому возникает вполне справедливый вопрос: если президент хочет «реинтегрировать Донбасс», а СНБО хочет «восстановить суверенитет над временно оккупированными территориями Донецкой и Луганской областей», — то Крым «реинтегрировать» или «восстанавливать суверенитет» в Крыму Украина не планирует? Или же будет делать это каким-либо другим образом, чем на Донетчине и Луганщине? Ведь применение разных подходов к Крыму и Донбассу и размежеванию этих актов агрессии является скрытым признанием аннексии и уменьшает шансы их деоккупации.
Не стоит ждать от президента, что он решит возглавить оборону и взять на себя ответственность после того, как уже четвертый год успешно ее избегает. У президента был и есть определенный Конституцией и законами Украины механизм командования обороной: введение военного положения и взятие на себя ответственности. А создание Оперативного штаба для Донецкой и Луганской областей размывает ответственность за оборону государства. Более того, эта структура будет определять, какие товары можно перевозить с оккупированных территорий. Следовательно, намерение торговать с оккупированными территориями не исчезает, и создается впечатление, что это и будет основной функцией Оперативного штаба Донецкой и Луганской областей: регулировать торговлю с оккупантом.
Однако все бремя последствий безответственности государственных институтов ложится на солдат, которые с апреля 2014-го воюют, не имея на это легитимных оснований. И если кто-то захочет привлечь воинов к ответственности за военные действия в центре государства в мирное время, чем они будут защищаться, — Минскими договоренностями? А защитить их можно, только признав дату фактического начала войны, чтобы воевавшие были защищены юридическими основаниями для обороны. К сожалению, защита солдат, в принципе, не является предметом дискуссии.
Если бы авторы обоих законопроектов были искренне намерены дать отпор российской агрессии, то они должны были бы предложить решение, которое устраняет гибрид и возвращает нас к реальности и в правовое поле. Пример такого решения уже был предложен и детально описан здесь, а проект соответствующего закона находится в парламенте уже более двух лет.
Началом выхода из гибрида должно стать признание оккупации. Должна быть установлена дата начала оккупации для Крыма, Донетчины и Луганщины. Россия должна быть названа оккупантом, а все оккупированные территории должны получить одинаковый статус.
Кроме того, Украина должна признать последствия российской оккупации: на оккупированных территориях бездействуют органы государственной власти, Украина не может гарантировать соблюдение прав человека на оккупированных территориях, поэтому за оккупированные территории и население под оккупацией, согласно международному праву войны, отвечает Россия как оккупант.
Также должно быть решение, которое ввело бы упрощенный режим принятия решений для нужд обороны и ответственность за процесс ведения войны. Не столь важно, как это состояние будет называться, — главное, чтобы армия получила пространство для маневра, а Верховный главнокомандующий взял на себя ответственность за командование.
Далее, если мы действительно хотим восстановления суверенитета, то должны провести деоккупацию. То есть должен быть установлен алгоритм освобождения оккупированных территорий, и начаться — с установления ВСУ контроля над этими территориями и государственной границей Украины. Это решение должно также заложить принципы как понимания, так и ответственности за коллаборационизм.
Но никакой деоккупации не будет, если не будет армии. Нам много рассказывают о самой сильной армии Европы, об успешных реформах и контрактной армии. Мы радуемся принятию закона о вступлении в НАТО, но, как говорил командующий НАТО генерал Бридлав, «армия начинается с достоинства солдата». У солдата должно быть чем воевать, он должен знать, как воевать, и знать, за что он воюет. НАТО — это прежде всего стандарты. Стандарты оснащения и вооружения, стандарты ведения войны и стандарты защиты солдат. НАТО — это также прозрачный бюджет, гражданский контроль над сектором безопасности и обороны. НАТО для Украины начнется с первого отчета Верховного главнокомандующего за десятки миллиардов гривен, выделенных на усиление обороноспособности Украины, в парламенте.
На уважение и доверие могут рассчитывать те правители, которые предлагают честные решения для своих людей. А те, что выращивают гибриды, могут рассчитывать лишь на гибридное уважение и на гибридное доверие.
