Дорога в мексиканский Монтеррей, где в марте 2002 года проходила конференция ООН по вопросам финансирования развития, выдалась длинной, но преодолимой. После долгого и утомительного перелета через океан меня во время пересадки в Чикаго чуть было не отправили в Монтерей калифорнийский, что для служащих крупнейшего в мире (на тот момент) аэропорта было логичнее (и, как я понял, не впервой). Аэропорт в Мехико, конечно, был поменьше, но запомнился, наверное, самым длинным выходом на посадку: по круговому коридору пришлось идти, кажется, вечность. Конференция проходила в Международном торговом центре, устроенном на месте какой-то промышленной зоны, и определенная сюрреалистичность пейзажа дополнялась горными хребтами, которые походили на вырезанные из картона и наклеенные на стену аппликации. Но летал я туда не ради развлечения, так что все сопутствующие коллизии и неурядицы со временем забылись и всплыли в памяти лишь недавно, после того, как я прочел статью «Инвестклимат: весна откладывается?» и вспомнил про «Монтеррейский консенсус».
«Монтеррейским консенсусом» называют резолюцию той самой ООНовской конференции, которая определяет шесть направлений международного сотрудничества в области развития:
1) мобилизация внутренних ресурсов;
2) мобилизация международных ресурсов (в первую очередь, прямые иностранные инвестиции);
3) развитие международной торговли в качестве двигателя развития;
4) финансово-техническое сотрудничество;
5) внешняя задолженность;
6) системное обеспечение развития (международная монетарная, финансовая и торговая системы).
Таким образом, международное экспертное сообщество очертило ту парадигму, в рамках которой только и можно говорить об успешном финансовом обеспечении развития. В противном случае, вырывая из контекста одни проблемы и забывая о других, игнорируя их взаимосвязь, мы не сможем достичь желаемых результатов. Более того, как там говорил Ульянов? «Пытаясь решить частные вопросы, не решив общие, мы все равно будем постоянно натыкаться на нерешенность этих общих вопросов».
Спросив недавно одного из ведущих украинских банкиров о текущих проблемах, я выслушал целый перечень таковых. После чего мой собеседник сделал паузу и совсем как героиня Лии Ахеджаковой в «Служебном романе» сказал: «Да и не это главное. Вот посмотри: ведь как мы ходим (то есть кредитуем)? Ведь это ужас что такое!» Оказывается, на самом деле проблем с аккумуляцией ресурсов не существует (есть «рабочие моменты»). Зато есть проблема с заемщиками: слишком велик риск невозвратов ссуд, причем как по зависящим, так и по не зависящим от должника причинам.
Впрочем, это относится к сфере кредитования, что близко, но не совпадает с инвестициями. Отличие приблизительно такое же, как между псевдопартнером «ЛГ» (Леней Голубковым, если кто помнит) и корпоративным инвестором «LG». Почувствовали разницу? Для аккумуляции ресурсов для капитальных вложений нужно не на депозиты средства привлекать, а развивать фондовый рынок («Наша пісня гарна й нова!»), который у нас даже в лучшие годы был ничем иным, как площадкой для спекулянтов: сделать кой-какой «профит» можно, а привлечь инвестиционный ресурс… Для публичного размещения акций наши бизнесмены успешно используют фондовые площадки Варшавы, Вены и Лондона. А отечественный фондовый рынок если и используется, то скорее в реверсном режиме: не столько для привлечения, сколько для извлечения капитала из украинской экономики.
Конечно, денежные средства можно взять и в центральном банке, подтолкнув его к смягчению монетарной политики и расширению рефинансирования коммерческих банков. Но вот недавно шеф Европейского центробанка М.Драги напомнил, что приток ликвидности не заменит ни притока капитала, ни структурных реформ, которыми должны заниматься правительства.
Итак, первая проблема состоит в том, чтобы обеспечить необходимый (если не максимальный, то оптимальный) уровень внутренних капитальных вложений в собственную экономику. Иначе говоря, как гласит известная студенческая шутка: «Прежде чем рассказать про Лондон, я расскажу вам… про Киев». Действительно, каков смысл заманивать в страну иностранных инвесторов, да еще и упрекать их в осторожности и медлительности, если свои, отечественные бизнесмены, мягко говоря, не устраивают «гонок» в стремлении инвестировать в Украину. Рост в 37%, конечно же, впечатляет, если бы не его государственная составляющая — почти треть (при хронической нехватке бюджетных ресурсов на выполнение социальных функций государства).
Впрочем, государственные инвестиции были бы сами по себе неплохи (в нашей ситуации их, скорее, надо приветствовать), если бы не тот факт, что на подготовке крупных международных соревнований в мире вообще-то делают частные состояния и честное имя, а не тратят деньги налогоплательщиков. Последние следовало бы направлять в «прорывные» отрасли, обеспечивая развитие новых технологий и, так сказать, «поля» для дальнейшего его возделывания уже на корпоративном уровне. Даже в традиционно склонных к патернализму странах Латинской Америки, по мнению экспертов, наблюдается перемещение деятельности государства в сферу поддержки слабых звеньев реальной экономики, в частности малого и среднего бизнеса, оказавшегося в наиболее тяжелом положении в условиях рыночного реформирования; на реализацию природоохранных экологических проектов, не являющихся сферой интересов частного бизнеса; на решение социальных задач, включая поддержку малообеспеченных слоев населения (строительство жилья, организация системы профессионального обучения и т.д.). При этом возрастает значение государственных ценных бумаг в качестве главного инструмента обеспечения инвестиционной деятельности. (К этому аспекту мы еще вернемся.)
Все это, как может заметить читатель, прописные истины. Что, однако, не избавляет от необходимости следовать им (чего, к сожалению, не наблюдается).
Естественно, нельзя сказать, что такие инвестиции не осуществляются вообще. Но, во-первых, наиболее привлекательные и рискованные инвестиции делаются под иностранной (чаще всего, киприотской) «маской». Не случайно на это островное государство ежегодно приходится примерно от четверти до трети всех ПИИ в нашу экономику. Конечно, с этим явлением стараются бороться, и, в принципе, такие инвестиционные схемы заслуживают осуждения, но… Лично у меня не поднимается рука бросать камни в нарушителей фундаментальных принципов.
Вообще-то такие схемы довольно затратные и хлопотные. И раз уж бизнесмены на третьем десятке независимости, демократии и господства рыночных отношений предпочитают вкладывать в родную экономику под иностранным псевдонимом — значит, «не все спокойно в Датском королевстве». К сожалению, и в Украинском государстве тоже. Отсутствие действенных гарантий прав собственности, политика фискального пресса, излишняя регламентация регуляторных норм и, конечно же, коррупция — все это составляет проблемы, прежде всего, для отечественного, а не иностранного инвестора. А ведь к этому еще следует добавить коммерческую рискованность инвестиций, то есть реальную возможность их окупаемости с учетом слабой развитости спроса на внутреннем рынке и высокую конкуренцию на рынке внешнем. Не случайно все чаще наши финансово-промышленные магнаты подыскивают объекты для инвестиций за рубежом.
Так что на этом фоне выполнение второй задачи «Монтеррейского консенсуса» (аккумуляция международных инвестиционных ресурсов) выглядит вполне прилично: в прошлом году мы привлекли еще 6,5 млрд. долл. (в то время как во многих странах вообще наблюдался процесс дезинвестиций). И довели общий объем привлеченных из-за рубежа капитальных ресурсов до суммы в 49,4 млрд. долл. (то есть впервые ПИИ на душу населения у нас превысили планку в тысячу «зеленых»). Я пишу об этом без всякой иронии. Потому что на самом деле привлечение иностранных инвестиций в условиях мирового финансового кризиса и существующего у нас инвестиционного климата является ярким подтверждением веры наших иностранных партнеров в наше светлое будущее. И в свои прибыли, естественно.
Хотя с основаниями для такого оптимизма они все чаще испытывают проблемы. Взять хотя бы пресловутый возврат НДС. В принципе понятно: вопрос не простой, но постепенно решается. Сказано «ждать», значит, надо ждать. Как все. Чем иностранный инвестор лучше отечественного? В конце концов, мы обещали им «национальный статус» и «статус наибольшего благоприятствования», то есть что они будут трактоваться так же хорошо, как отечественные инвесторы, и не хуже инвестора из любой третьей страны. Но ведь все именно так и обстоит: задолженность по компенсации НДС есть и перед американцами, и перед россиянами, и перед… То есть никто не может сказать, что кого-то другого миновала чаша сия. Да и отечественным бизнесменам так же «хорошо». И вообще, создав компанию в Украине, инвестор становится украинским резидентом и работает по нашим правилам и понятиям. И с ним, соответственно, обращаются на той же основе. Помните об уже упоминавшемся мною выше риске невозврата кредитов? Вот уже и в открытую печать попали сведения о письме отчаяния, направленном президенту Украины руководством Укрсоцбанка, принадлежащего итальянскому инвестору. Речь идет о споре кредитора и заемщика, когда банк требует возврата выданных в ссуду миллионов, а заемщик утверждает, что банк ему еще и не додал кредитов, а поэтому сам является должником. Ну как в известном анекдоте: «Займи триста гривен». — «Да у меня только сто». — «Хорошо, давай. Но двести ты мне будешь должен».
Мне только не очень понятно, зачем с этим вопросом обращаться к президенту? Неужели уже забылось, что когда-то в Украине существовал Градобанк, закончивший свою деятельность в результате подобного конфликта? Или кто-то рассчитывал на то, что с иностранным инвестором (да еще таким крупным, как UniCredit) таким образом поступить нельзя? Забыли про «национальный статус»? И вот теперь апеллируют к политикам.
Кстати, о политике. А какова у нас политика в области привлечения иностранных инвестиций? Каким документом регламентируются вопросы о том, какие инвестиции (хотя бы из каких стран) и в какие отрасли мы привлекаем? Мы всеядные или переборчивые? Мы готовы полностью отдать иностранным инвесторам нашу землю или леса? Авиационную или атомную отрасль? Или только текстильную? Помню, в самом начале кризиса португальское правительство вознамерилось приватизировать электронное предприятие «Кимонда», но, узнав об интересе со стороны россиян, резко передумало и даже пошло на его закрытие. Уж больно стратегическими оказались технологии. А американцы, было дело, воспротивились крупным арабским инвестициям в свое портовое хозяйство. Испугались, видите ли, возможного проникновения инвесторов, каким-либо образом связанных с мусульманскими фундаменталистами, которые в свою очередь… Короче, типичные перестраховщики.
А уж если мы заговорили о банках, так сказать, о «тузах» инвестиционного бизнеса… Как говорится, «туз — он и в Африке туз». Но вот, например, в Южной Африке правительство долгое время вообще противилось вхождению иностранного капитала в пятерку крупнейших банков страны. Когда же таки было решено продать контрольный пакет крупнейшего из них (ABSA), то выбрали не того, кто предлагал больше, а того, кто был стратегически более приемлемым — британский Barclays Bank. Но и ему было предъявлено стандартное требование в духе политики поддержки бизнеса коренного африканского населения (Black Economic Empowerment) — квота в руководстве для местных чернокожих менеджеров и пакет в 35% — таким же акционерам. И «ничего личного» — просто «национальный статус».
А вот еще разрастающийся скандал вокруг намерений аргентинского правительства ренационализировать нефтедобывающую компанию YPF за счет доли в ней испанского концерна Repsol. Конечно, экспроприация — это теперь не наш метод. Полагаю, что и Буэнос-Айрес с Мадридом все же найдут компромисс. Но хотелось бы обратить внимание на то, что действия аргентинского правительства являются не спонтанными, а прямо вытекают из его инвестиционной политики. В частности, речь идет о позиции этой и многих других развивающихся стран в отношении проекта Многостороннего соглашения об инвестициях (Multinational Agreement on Investment), много лет являющегося камнем преткновения в отношениях Север—Юг. Не думаю, что «аргентинский прецедент» найдет много последователей в мире (пока, насколько я знаю, саму идею такого способа решения проблем одобрили лишь в Венесуэле). Ведь национализация (а тем более экспроприация) создает гораздо больше проблем, чем решает. Но как метод давления вполне может сработать. Во всяком случае, в краткосрочном плане. Можно понимать и поддерживать позицию любой из сторон спора, но нельзя игнорировать наличие серьезной политической проблемы, которую желательно учесть и при выработке собственной политики в вопросе инвестиций.
Теперь несколько слов о торговле — двигателе развития. Наличие отрицательного торгового сальдо по-прежнему удручает. Можно, конечно, успокоить себя тем, что в январе нынешнего года оно сократилось по сравнению с январем 2011-го в семь раз. Но все ж понимаю, что без радикального решения вопроса об изменении структуры экспорта (увеличения доли продукции высокой степени обработки) и импорта (сокращения энергозависимости) кардинально проблему не решить. Конечно, наибольшие надежды относительно дальнейшего развития торговли связываются с Договором об ассоциации с ЕС и зоне свободной торговли. Глубокой и всеохватывающей. И это правильно. О ее полезности сказано уже много (см., например, интервью уполномоченного правительства Украины по вопросам европейской интеграции В.Пятницкого в ZN.UA №9 от 28 октября 2011 года) и добавить по сути нечего.
Настораживают лишь постоянно повторяющиеся попытки противопоставить перспективы Украины в Европейском и в Евразийском союзах. А ведь, как по мне, то проблема не в том, в каком из союзов украинский товаропроизводитель будет чувствовать себя комфортнее. Призывая Украину как можно скорее вступить именно в ЕврАзЭС, один из участников международной конференции по этому вопросу, проходившей недавно в «Премьер-Паласе», утверждал, что и сами западноевропейцы, понимая значение евразийского рынка, широким потоком устремляются на него. Так ведь в том-то и дело: аргумент о том, что в ЕврАзЭС нас ожидают комфортные условия сбыта нашей неконкурентоспособной на Западе продукции, не работает, поскольку и в ЕврАзЭС нас поджидают те же конкуренты. Наивно и даже оскорбительно для наших северо-восточных соседей думать, что на просторах бывшего СССР потребители готовы покупать то, что не готовы приобретать в Европе. (Судя по рынку сыро-молочной продукции — скорее, наоборот.)
Точно так же, как неверным является представление о низком качестве продукции самих стран — членов ЕврАзЭС. Те, кто помнит СССР не по современным ностальгическим сериалам, эту разницу хорошо чувствуют. И понимают, что «к прошлому возврата больше нет». Таким образом, куда бы мы ни пошли, а повышать конкурентоспособность своей продукции и улучшать структуру экспорта все равно необходимо. И именно на этом вопросе следовало бы сосредоточить внимание экспертов и политиков.
Относительно финансового сотрудничества последнее время тоже говорится много. После некоторого затишья Международный валютный фонд снова стал нашим стратегическим партнером. Во всяком случае, судя по количеству встреч и переговоров. В связи с этим, однако, снова вспоминается Ульянов — «Лучше меньше, да лучше». Или как там говорят на Востоке: «Сколько ни говори „халва“, во рту сладко не станет». В смысле, многократное подтверждение нашей неспособности выполнить взятые на себя обязательства все равно не отменяет необходимости их выполнять. Но понять это, видимо, нелегко.
Впрочем, я называю это «синдромом первого лица». Много лет назад мне довелось сопровождать на переговорах в США одного крупного украинского бизнесмена, который в качестве контраргумента на требования американского банкира соблюдать установленные правила заявил: «Мы же с вами первые лица… Как договоримся, так и будет». Американец не понял смысла этой фразы даже после троекратного перевода. Не понял в принципе, потому что не мог представить, как можно принимать положительное решение, если в соответствии со всеми внутренними правилами надо говорить: «Нет». А ведь и с МВФ можно договориться. Только вести переговоры надо бы системно, периодически интересуясь и тем, чем мы можем им помочь. Думаете, ничем? Напрасно. Надо просто внимательнее следить за внутренней жизнью и МВФ, и других международных финансовых организаций. И повод поговорить о чем-то, кроме наших долгов, быстро найдется.
Кстати, о долге. Внешнем. На протяжении 2011 года он увеличился еще на 23 млрд. грн. и достиг отметки в 300 млрд. грн. (37,5 млрд. долл.). При этом государственный внешний долг составил 24,5 млрд. долл. Ну что ж, не так уж и много. Особенно по сравнению с Грецией или Португалией. И в относительных показателях (40% ВВП — у нас и 120% — в Греции) мы тоже выглядим вроде бы вполне прилично. Даже отвечаем Маастрихтским критериям (60% ВВП) — прямо хоть сейчас вступай в ЕС! Смущает лишь отсутствие видимой связи между ростом внешнего долга и развитием инвестиционного процесса. Проще говоря, если брать в долг не для развития собственного бизнеса, а для приобретения потребительских товаров (удовлетворения социальных нужд), то очень быстро можно оказаться в ситуации, хорошо знакомой многочисленным заемщикам потребительских кредитов, которые внезапно свалились на головы украинских граждан несколько лет назад. Знакома она и правительствам стран «южноевропейской периферии», увлекшихся быстрым приобщением своих граждан к стандартам прижимистых немцев, предприимчивых голландцев и расчетливых англичан. «Счастье в кредит» — так называлась книга О.Феофанова, хорошо усвоенная мною еще с детства. (Не все в советской пропаганде было лживым.)
Естественно, что объем привлечения внешних кредитов предусматривается государственным бюджетом. А вот в более общем плане? Знает ли власть, сколько и зачем (!) она должна привлечь заемных ресурсов на протяжении следующих 5—10 лет? Знает? Тогда вслед за «киношным» Чапаевым хочется воскликнуть: «И я знать хочу!» А то получается какая-то «ромашка» — то наш глава правительства заявляет, что мы обойдемся без кредитов МВФ, то официальная делегация едет эти кредиты просить, то уже из Вашингтона подсказывают, что Украине дополнительные кредиты не нужны…
Что касается системной инфраструктуры, то в этом вопросе тоже остается лишь загибать пальцы, перечисляя хорошо известные, годами обсуждаемые проблемы создания необходимых стране институтов финансового рынка и инструментов их деятельности. А именно: концентрация фондового рынка и прозрачность системы расчетов, единый центральный депозитарий корпоративных ценных бумаг, агентство страхования экспортных кредитов, Банк (корпорация) развития, инфляционное таргетирование…
Поверьте, можно перейти и на пальцы второй руки. Но я не ставлю перед собой задачи подробного описания проблем и путей их решения (это предмет профессионального обсуждения в другом месте). Просто хочу призвать: давайте все-таки определимся с тем, нужны инвестиции нашей экономике или не очень. Попробуем понять самих себя. Так сказать, достигнем внутреннего консенсуса. А тогда, может, сумеем обеспечить и выполнение консенсуса Монтеррейского. В конце концов, дорога к нему (с чего я и начал свои заметки) длинная, но преодолимая. Необходимо просто не терять из виду цель. По-настоящему желанную, а не просто декларируемую. Или как там писал наш классик: «Лупайте сю скалу. Нехай ні жар, ні холод не спинить вас...»
