«Банкир — это человек, одалживающий вам зонтик, когда ярко светит солнце, и отбирающий его в тот самый момент, когда начинается дождь».

Марк Твен

Как ни парадоксально это звучит (принимая во внимание существенные различия в уровне развития), но сегодня наиболее острой проблемой и нашей, и западной банковской системы является необходимость заставить коммерческие банки кредитовать экономику.

Центробанки стран Западной Европы, США и Японии просто извелись, придумывая различные схемы «количественного смягчения» своей монетарной политики ради того, чтобы подтолкнуть коммерческие банки к активизации кредитной деятельности. Эта задача настолько важна, что порой кажется, будто некоторые регуляторы уже готовы на практике воплотить в жизнь образное выражение М.Фридмана о разбрасывании денег с вертолета. Во всяком случае, ни беспрецедентно низкие ставки рефинансирования, ни отрицательные ставки по резервным депозитам коммерческих банков (которые они держат в центробанке), ни расширение перечня ценных бумаг, принимаемых центробанками в качестве обеспечения (за счет ипотечных и корпоративных ЦБ), не смогли существенно оживить кредитование и уверенно вывести экономику из стагнации: хотя процесс вроде бы и идет, но очень медленно и неуверенно.

Разделяй и…

Мы к таким изыскам пока, видимо, не готовы (см. ZN.UA №38–39 от 22 октября 2016 г.) и больше уповаем на административное принуждение или силу призывов к банкирам уменьшить свои аппетиты и предоставлять кредиты хотя бы вдвое дешевле. При этом голосов, призывающих еще вдвое снизить ставки по депозитам, не слышно. Что вполне логично с учетом потерь вкладчиков в обанкротившихся в последнее время банках. На самом деле ситуация настолько сложная, что, как говорится, простыми призывами не обойтись. Как и административными мерами: ибо можно пригнать лошадь к воде, но нельзя заставить ее пить, особенно если вода токсична. А в нашем случае токсичны банковские активы, то есть выданные ими кредиты. Не то чтобы все, но значительная их часть.

Что делать в такой ситуации? Как обычно, что делать, знает тот, кто виноват. И вот уже активно внедряется в жизнь проект передачи токсичных активов — то есть в свое время неразумно (чтобы не сказать незаконно) выданных кредитов, что в большинстве случаев является результатом вопиющего непрофессионализма банковских работников (как-то даже не хочется называть их банкирами). Простой пример — повсеместно распространенная система скоринга, то есть система оценки кредитоспособности (кредитных рисков) лица, основанная на численных статистических методах. Проще говоря, банк не желает тратить время и усилия на изучение кредитоспособности каждого конкретного клиента, а полагается на статистическую вероятность того, что он окажется кредитоспособным (поскольку по результату опроса попадает в соответствующую репрезентативную группу).

И как здесь не вспомнить известную максиму о том, что есть ложь, большая ложь и статистика. Как утверждают практикующие банкиры, статистика-то как раз показывает, что минимизация затрат на верификацию оправдывает дополнительное резервирование под потерянные кредиты. То есть в конечном итоге банки все равно нарастили прибыль за счет повышенных процентов (тяжесть которых для заемщика компенсируется легкостью и быстротой получения кредита) и большого количества заемщиков. Вот только игнорируют то, что число оказавшихся в кредитной мышеловке неплатежеспособных заемщиков, достигнув критической массы, подрывает основы самой банковской системы. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на реакцию валютных должников, коим грозит выселение из заложенных в банк квартир и кои сами грозят банковской системе новым майданом.

То есть действительным результатом банковской «упрощенки» стал обоюдоострый кризис доверия. Если в банках об этом не знали, то их следует закрыть (отозвать лицензию), а если знали — значит, должны судить за мошенничество. Ну не молоко же выдавать за вредность работы с непонятливыми клиентами? Аналогичная ситуация и с другими рисками, игнорирование которых и вызвало интоксикацию банковской системы, — резким падением курса гривни, снижением цен на недвижимость, ухудшением условий привлечения межбанковских и зарубежных кредитов и т.п. Все эти риски можно и должно было предусмотреть и нивелировать. К сожалению, массовое увлечение банками превратило некогда уважаемую профессию в заполнение анкеток, с которыми легко справляются вчерашние студенты. С соответствующим результатом. А ведь банковская сфера — в условиях современной экономики, основанной на кредитных деньгах, — это ведущая отрасль экономики. В том смысле, что она прокладывает дорогу на рынок отраслям реальной экономики.

Но если банки — всего лишь посредники, то закономерно возникает вопрос о том, на какой порядок использования этих денег уполномочили банки законные владельцы денежного капитала. Так как эта тема еще несколько лет назад уже становилась предметом детального анализа на страницах ZN.UA (№3 от 29 января 2010 г.), здесь я не буду останавливаться на ней подробнее. Замечу только, что на сегодняшний день удалось в некотором смысле «восстановить статус-кво» (как в таких случаях выражался незабвенный Остап Бендер). И идея «огораживания» (ring-fencing), то есть отделения своеобразной китайской стеной розничных (депозитно-кредитных) и инвестиционных операций банков, сейчас преобладает среди экспертов не только в англосаксонских, но и в континентальных банковских системах (например при обсуждении модели банковского союза ЕС).

У нас же если речь шла о фактическом инвестировании, то оно приобретало форму кредитования связанных предприятий, когда деньги вкладчиков растворялись в капитале собственников банков и исчезали в офшорах. Решать эту проблему все же пришлось, но сделано все было по известному шаблону: нет банка — нет проблемы.

Предполагается, что теперь на очищенном поле можно будет начать все с начала. Но если так, то, может, есть смысл все-таки обратиться к однажды уже проверенному и вновь востребованному рецепту — отделению — во избежание конфликта интересов двух принципиально различных видов финансовой деятельности (депозитно-кредитных и инвестиционных операций). К сожалению, подобное видение проблемы отсутствует в планах как регулятора (Нацбанка), так и экспертного сообщества. Притом что в качестве одной из основных проблем обычно указывается невыполнение банковской системой функций главного кредитора для стратегической структурной перестройки экономики, то есть именно той задачи, которую должны выполнять инвестиционные институты, привлекающие долгосрочные и венчурные ресурсы финансирования. В некоторой мере это вполне закономерно: настоящая инвестиционная деятельность находится у нас в маргинальном состоянии (иногда говорят «зачаточном», но это, с нашей точки зрения, не совсем верно, поскольку существующий механизм фондового рынка не может считаться даже «зародышем» — это, скорее, аномалия, которая подлежит ликвидации, после чего процесс «рынкогенезиса» следует начать заново).

Все бы хорошо, но похоже, что на сегодняшний день существует опасность перегиба в реформировании банковской системы. Ведь у руля Национального банка находятся именно инвестиционные банкиры, которым не знакомо классическое банковское дело. В связи с этим некоторые эксперты выражают опасения, что ими будет предложен закон об инвестиционном банкинге, и все рисковые операции уйдут из коммерческих банков из-за нормативов регулятора. Токсичные же активы останутся как хорошая коррупционная кормушка перераспределения активов среди олигархов. Так что, создавая стену меж коммерческими и инвестиционными банками, следует все хорошо взвешивать, чтобы не вышло, как… на российско-украинской границе.

А это означает, что текущие проблемы банковской системы связаны не столько со смешиванием кредитно-депозитной и инвестиционной деятельности, сколько с использованием «карманных банков» для финансирования бизнеса их владельцев (концентрации рисков), вовлечения банков в спекулятивные операции, нелегальный вывоз капитала за границу, отмывание грязных денег и вообще — в обострение кассовой войны. Тем не менее следует понимать, что ошибки при закладке фундамента сегодня неминуемо приведут к падению всего здания завтра. В то же время разделение функций не просто снизит риски вкладчиков, но и не оставит инвестиционным банкам иного выхода, как заняться инвестиционной деятельностью (одновременно защитив их от недобросовестной конкуренции со стороны коммерческих банков). Именно на этом пути мне видится возможность создания столь давно желанного Государственного банка развития.

Тяжеленные чемоданы без ручек

Кроме того, четкое разделение функций между обычными коммерческими и специализированными банками может, наконец, решить и другие давние проблемы. В частности, переход к специализированной модели может разрешить «извечный спор славян» о необходимом для экономики количестве банков и размерах их капиталов. Ведь, как известно, рост количества банков не обязательно ведет к усилению конкуренции, а конкуренция не всегда способствует снижению стоимости кредита для заемщиков. Особенно если это монополистическая конкуренция банков-гигантов. Специализация (не только инвестиционная, но и, например, кооперационная или коммунальная) может привести к господству принципа «банки всякие нужны, банки всякие важны» — каждый на своем месте.

А поскольку специализированными могут быть не только инвестиционные банки, то такой подход может сделать Ощадбанк действительно сберегательным, то есть не вовлеченным в непосредственное кредитование субъектов хозяйственной деятельности, а предоставляющим свои ресурсы (собранные у населения) лишь для кредитования коммерческих банков (кредитоспособность которых подтверждена Нацбанком) и правительства. На чем, собственно, и основана полная гарантия сохранности вкладов населения в Ощадбанке, которую по совету западных экспертов намереваются отменить вместо того, чтобы создать надежный механизм защиты интересов вкладчиков.

Другим бенефициаром может стать Экспортно-импортный банк, точнее, его законные клиенты — экспортеры высокотехнологичной продукции и импортеры критически необходимых товаров (так называемого критического импорта), перечень которых должен определяться не высотой процентов, которые они способны «отбить», и даже не близостью к руководству банка и наблюдателям за ним (что сейчас считается главным принципом «неестественного отбора»), а соответствующими пунктами государственной программы экономического развития. Определенный (и очень долгожданный) шаг в этом направлении сделан принятием под елку закона о создании кредитно-экспортного агентства (№2142а). Впрочем, учитывая предыдущий опыт «кредитно-банковского строительства», все еще остаются опасения, что в действительности все может оказаться не так, как в реальности. В данном случае имеется в виду, прежде всего, опасность того, что Эксимбанк останется универсальным орудием…

Вообще-то содержание госбанков (именно содержание, поскольку на практике они везде не столько приносят прибыль в бюджет, сколько требуют от него постоянных вливаний) — весьма дорогостоящее и, как говаривал незабвенный Варфоломей Коробейников, «очень сложное дело, только состоятельному человеку под силу». Меж тем у нас почему-то число госбанков не сокращается, но растет. До последнего случая с Приватбанком это произошло, напомним, после спасения обанкротившихся банков в 2008–2009 гг. Правда, теперь Нацбанк констатирует, что «решение о национализации трех банков во время кризиса 2008/2009 гг. — пример неэффективных государственных решений в сфере работы с неплатежеспособными банками», поскольку «фискальные расходы на их спасение в несколько раз превысили возможные убытки государства от своевременной ликвидации этих учреждений». В этом контексте, конечно, положительной оценки заслуживает ликвидация банков «Киев» и «Родовид» и продажа китайскому инвестору (товарной бирже Bohai Commodity Exchange) пресловутого УБРР. Сложнее с Укргазбанком, который предполагается то ли приватизировать в течение пары лет, то ли просто присоединить к Ощадбанку (и приватизировать его уже в пакете). В последнем случае ситуация усложняется тем, что планируемая частичная приватизация Ощадбанка, по сути, противоречит самой концепции сберегательных банков.

Более того, «внезапная» национализация Приватбанка подняла еще один важный вопрос (в числе иных, о которых неоднократно и подробно писало ZN.UA). А именно: если команда государственных менеджеров не только вознамерилась, но и реально способна поставить на ноги крупнейший банк страны, то почему государство не может сделать то же самое с двумя госбанками (Ощадным и Экспортно-импортным, которым на роду написано быть именно государственными, а не частными)?! Или у нас министр финансов является только по четным либертарианцем, а по нечетным он государственник-дирижист? В случае с «Ощадным» несколько успокаивает (если к этой проблеме вообще возможно относиться спокойно) тот факт, что реально найти инвестора на банк, у которого висит (пусть и на внебалансовом счете) огромная задолженность перед населением еще за исчезнувшие вклады Сбербанка СССР, довольно затруднительно. Минфин, конечно, мог бы решить эту проблему, но предпочел взять на себя долги владельцев Приватбанка, а не «маленьких украинцев» (хотя суммы вполне сопоставимы). А мог бы по принципу два в одном выплатить теперь этот «исторический долг» акциями нового госбанка, обеспечив их котировку и реальное обращение на фондовой бирже. Вот вам и «народный» сберегательный банк.

Кстати о Приватбанке. Хорошо, однако (без всякой иронии), что в этот раз делается попытка спасти проблемный банк не только за бюджетные средства, а по «гибридной схеме», которая предполагает совмещение вариантов финансирования поддержки за счет «инсайдеров» банка, то есть его владельцев и кредиторов с традиционным вариантом поддержки за счет налогоплательщиков. В европейской практике эти варианты носят название внутренней (bail-in) или внешней санации (bail-out). В данном случае под bail-in попали еврооблигации, выпущенные «Приватом», которые подлежат принудительному зачислению в капитал банка. (Я бы рекомендовал еще и прежних менеджеров обанкротившихся банков вносить в черный список с запретом на профессию — в порядке контроля над соблюдением квалификационных требований Нацбанка).

Правда, пока как-то не ясен вопрос о том, превратятся ли держатели «приватовских» облигаций в совладельцев банка, или государство выкупит у них эти права? Будем надеяться, что эта операция не станет очередной «успешной новацией» (в ряду таких «успехов», как предоставление международным кредиторам «права восстановления стоимости» по еврооблигациям Украины в случае нашего экономического роста или убедительное «обоснование» дефолта по «облигациям Януковича», не убедившее даже МВФ) со всеми «ликвидными» последствиями. И вообще, учитывая бросающуюся в глаза юридическую небрежность и сомнительную прозрачность всей операции, не хотелось бы, чтобы «Титаник» нашей банковской системы напоролся на нечто напоминающее айсберг, который смутно различается за напущенным пропагандистским туманом. Как говорится, «мартовские (в нашем случае декабрьские) иды уже наступили, но еще не закончились». И в качестве традиционной жертвы Юпитеру принесен отнюдь не ягненок. Так что show must go on (и хочется надеяться, что не по нашему bail-in звонит колокол собора святого Павла на входе в лондонский Сити, в суд которого уже потянулась очередь держателей облигаций «Привата»).

На европейском пути

Что касается европейского опыта: Национальный банк в своей все еще разрабатываемой Концепции банковской реформы Украины до 2020 г. (похоже, что именно до этого года он и будет ее разрабатывать) предусматривает (оцените красоту бюрократического новояза): «Встановлення основи для розвитку диверсифікованої фінансової системи та вдосконалення інституціональної та фінансової інфраструктури згідно з найкращими практиками Європейського Союзу».

Так о чем же нам говорят эти самые практики?

Серьезность охватившего Европейский Союз комплексного финансового кризиса сделала понятным, что для решения экономических проблем уязвимых стран зоны евро необходимо, во-первых, финансовое донорство мощных экономических стран, прежде всего Германии и Франции, и, во-вторых, глубокое переформатирование институтов ЕС и усиление централизации экономической политики. Исходя из этого, еще в 2012 г. европейские лидеры договорились о создании банковского союза, который должен разорвать порочный круг связи между слабыми банками и слабыми правительствами. Создание такого союза предусмотрено осуществить в три этапа: на первом создается совместный супермеханизм финансового надзора; на втором — единый механизм санации банков (Single Resolution Mechanism, SRM) и на третьем — общая схема гарантирования депозитов (в сумме до 100 тыс. евро). Решение этих этапных задач в принципе предусматривает проведение широкой банковской реформы.

Если перейти к вопросам банковской евроинтеграции, то вряд ли будет ошибочным утверждение, что определяющей в этом вопросе является Директива Европейского парламента и Совета от 20 марта 2000 г. по открытию и дальнейшему осуществлению деятельности кредитных учреждений. Она, помимо прочего:

— запрещает любое дискриминационное отношение к учреждениям и услугам, основанное на национальной принадлежности или том факте, что предприятие не является основанным в государстве-члене, где предоставляются услуги;

— ставит задачу ликвидации препятствующих различий между законодательствами государств-членов относительно правил, регулирующих деятельность кредитных учреждений;

— устанавливает равные финансовые требования для кредитных учреждений и общие основные нормы относительно собственного капитала кредитных учреждений;

— предполагает согласованность мер по либерализации банковских услуг с мерами по либерализации движения капиталов;

— устанавливает, что лицензии на осуществление деятельности кредитными учреждениями, предоставляемые национальными уполномоченными органами, имеют свое применение в пределах всего Сообщества, а не только одной страны, как это было раньше.

Таким образом, перед украинской банковской системой (если серьезно относиться к перспективе евроинтеграции) стоят довольно серьезные задачи.

Прежде всего, это касается коренных изменений концепции развития национальной банковской системы, которая должна отойти от классической (немецкой) модели универсальных банков и включить в свой состав элементы системы специализированных банков (англосаксонской модели), такие, как четкое разделение между депозитно-кредитными и инвестиционными банковскими учреждениями (или соответствующими типами операций универсальных банков). Кроме того, нормативно-правовые документы в области банковского дела должны определять статус системообразующих (системно-важных) банковских учреждений, к которым предъявляются отдельные (повышенные) требования достаточности капитала и других индикаторов банковского надзора. Параллельно необходимо ускорить полную имплементацию требований «Базель-2» (стандарты Базельского комитета банковского надзора) и переход к обеспечению соответствия украинских банков требованиям «Базель-3».

Достижение этой цели требует, среди прочего, тесного взаимодействия с таким регулятивным органом ЕС, как Европейское агентство надзора, ЕАН (European Supervisory Authority, ESA), перед которым ставится задача мониторинга деятельности национальных органов финансового надзора (банковского, страхового и фондового рынков) с целью унификации требований в соответствии с нормами европейского права.

Впрочем, для того чтобы четко определить все сферы, которые могут быть предметом обсуждения в рамках консультаций с ЕЦБ, ЕАН и другими европейскими институтами, структурные подразделения Нацбанка должны были бы подготовить (и, учитывая немногословность наших «центральных» во всех отношениях банкиров, остается только надеться, что они так и сделали) перечень конкретных проблем и план-график технического сотрудничества между банками. Учитывая опыт Польши и стран Балтии, можно предположить, что к таким проблемам относятся:

— юридически-правовые (приведение финансового законодательства в соответствие с директивами ЕС);

— кредитно-денежная политика (определение проблем, связанных с таргетированием инфляции и валютного курса, обеспечением минимальных резервов, мониторинг и контроль над операциями с ценными бумагами, обеспечение безопасности кредитных операций, а также ликвидность банковского сектора);

— финансовая и банковская статистика (сотрудничество в процессе обновления перечня финансовых учреждений, модернизация системы финансовой и банковской статистики, а также сбор и обработка информации о процентных ставках);

— платежные системы (правила и условия участия в работе системы TARGET, безопасность платежных систем в контексте использования электронных платежных инструментов и развития систем использования электронных денег);

— бухгалтерский учет и отчетность (принципы группировки экономических событий в таблице счетов, разработанных ЕЦБ, принципы составления бюджетов для операций центрального банка);

— эмиссия наличных денежных знаков, в том числе изъятие из обращения фальшивых купюр и монет (сотрудничество в процессе создания Системы мониторинга за фальшивыми купюрами и монетами, а также Центра анализа фальшивых купюр и монет, доступ к базе данных о поддельных купюрах и монетах);

— информационные технологии и телекоммуникационные системы (двусторонняя линия связи между НБУ и ЕЦБ, участие в разработке технических характеристик, необходимых для будущего присоединения украинской системы межбанковских платежей в системе TARGET).

Обязательно хотелось бы подчеркнуть, что адаптация европейских норм и стандартов способствовала бы выходу украинских банков на мировой рынок (до сих пор это в некоторой мере удалось только Приватбанку, но что будет с его европейскими «дочками» после вероятной национализации — большой вопрос), без чего вряд ли можно будет воспринимать украинскую банковскую систему как часть глобального банковского сообщества.

Как видим, задачи достойные того, чтобы их назвать действительно реформами. Важно только не забывать, что банковская система существует для того, чтобы обслуживать реальную экономику, а не наоборот. И что эффективной банковскую систему, в конечном итоге, делают не институты, а доверие к ним. Но это, как говорится, уже совсем другая история.