Политики и преступники и правда что представляют собой один человеческий тип. Отличие между ними всего одно, зато - весьма существенное...
В целом этот тип принято называть "людьми длинной воли". Либо "пассионариями". И то, и другое вошло в употребление благодаря Льву Гумилёву. Если изложить очень грубо и формально, это активные, деятельные люди, которые строят свою судьбу сами, не останавливаясь даже перед нарушением общественных установок и понятий дозволенного - в отличие от подавляющей массы статичного большинства, живущими по течению, т.е. всех остальных.
Однако же лично мне в этом смысле гораздо больше нравится определение, подсмотренное у ув. asterrot, который говорит о двух этических системах - "этике намерения" и "этике результата".
В первом случае речь идёт о соблюдении общественной нормы - "относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе", "свобода одного ограничивается полями шляпы другого" и прочее такое же из разряда "за всё хорошее и против всего плохого". Носителями этики намерения является подавляющее большинство людей, это конформизм, законопослушность и стремление к норме. Благие намерения (а там уж как получится). Второй случай описывается формулами "идти по трупам", "родную маму продаст" и прочими такими же несомненно отрицательными коннотациями приоритета достижения результата. Который лучше всего передаёт фраза, приписываемая Макиавели - "цель оправдывает средства". Конечный результат, несмотря ни на что.
В принципе, и действительно, как политики, так и преступники есть ярчайшие носители "этики результата". На фоне которых меркнут как карьеристы, так и амбициозная богема. Посему неудивительно, что в народном сознании политики обязательно глубоко безнравственные и порочные существа - те же бандиты, но в костюмах, с неискренними улыбками и перманентной болтовнёй о благе народном, за которым маскируется желание блага только для самого себя. И во многом так оно и есть - вряд ли есть вещь, на которую не пойдёт политик ради достижения необходимого ему результата. Солгать, предать, украсть и даже убить политик способен ничуть не менее, нежели преступник. Однако же между бандитами и политиками есть одно "небольшое" отличие - договороспособность.
Политик любое преступление воспринимает как крайнюю меру, как-то, что возможно лишь когда договориться уже не получается. Преступник же наоборот станет договариваться лишь когда будут исчерпаны силовые варианты и не останется иного выхода. Именно поэтому политики находятся на самом верху социальной лестницы, а бандиты на эту лестницу даже не вхожи, обитая на самом дне. Именно поэтому государство как апофеоз Договора есть высшая на сегодня стадия легитимности, а мафия, насколько бы она ни была мощна и организована, так и остаётся в подполье - несмотря на лимузины и яхты. Именно поэтому войны между государствами, в которых людей, посылаемых на убой, гибнет на порядки порядков больше, чем в самых жестоких бандитских разборках - это нормальная и приемлемая практика. Войны, приносящие неисчислимо больше вреда рядовым гражданам, чем вся мировая преступность за всю мировую историю - болезненные, но неизбежные жертвы. Ибо это и есть тот самый крайний случай, когда договориться не получилось, и пришлось применить "последний довод королей". При этом же несколько случайных жертв, оказавшихся на свою беду в районе взрыва очередного мафиозного лимузина - это национальная трагедия...
Рассуждения казалось бы банальные, из разряда изречений капитана Очевидности. Однако удивительно, сколь малое количество людей реально осознаёт такое положение вещей. Иначе откуда бы взялось такое понятие как "уголовная романтика"? А ведь люди, которые смотрят гангстерские фильмы, и сами искренне убеждены, что таковая романтика существует, и что их и правда увлекает героизация низов. Хотя как раз ничего подобного в гангстерском кино нет даже близко. Феномен этого жанра, самым ярким образцом которого несомненно является "Крёстный отец", как раз и заключается в наложении двух этических систем - здесь и кроется секрет привлекательности для столь массового зрителя.
Ведь в гангстерском кино преступники и изображаются именно что как политики. Как те, кто функционирует по принципу Договора. Договора в первую очередь, и лишь уже потом применения силы. По сути, гангстерские фильмы — это политический мир без политиков – что без сомнений есть гениальнейшее художественное изобретение. Раздражающий фактор (политики, которых обыватель традиционно недолюбливает) тем самым изымается, заменяется своей противоположностью, и в результате зритель может наслаждаться беспримесными, рафинированными политическими играми, "миром сильных", "миром результата" - недоступным ему самому с его "благими намерениями" и позицией вечной субъектности. И при этом не отвлекаться на преодоление своего естественного неприятия тех, кто собственно этот мир и олицетворяет - элит, руководящих его маленькой жизнью.
Политику сопереживать невозможно - слишком ты от него зависишь. Дону Корлеоне не сопереживать не получается - он сильный, он управляет миром, в котором действует, но он не управляет тобой. Здесь не остаётся места зависти и духу противоречия той самой бабушке, назло которой обычно и отмораживают уши - что есть и вообще единственный доступный обывателю вид протеста. Тем самым остаётся идеальный образ Силы, с которой обыватель может себя олицетворять, не чувствуя при этом унижения реальностью. Даже самые реалистические и "грязные" гангстерские фильмы в любом случае несут именно этот образ, столь соблазнительный для рядового человека.
Встреча же с реальным Промокашкой или реальным Горбатым, или даже реальным Сашей Белым обывателя вдохновить может мало. Маргиналы и обитатели дна - не вдохновляют. Отморозки, решающие вопросы исключительно с позиции силы (пока количество трупов не превысит все разумные пределы, и не придётся хоть как-то договариваться с другими отморозками) - разве что пугают. Неадекваты, прущие танком, не разбирая своих и чужих - вызывают омерзение. И лишь когда вся эта публика перемещается на экран, обретая несвойственную ей политическую силу и прозорливость - она становится объектом для восхищения.
