О Александре Ретивове нам рассказал «Лектор» из «Айдара». Они его подобрали прошлой осенью, когда тот бежал от сепаратистов.
Он никогда не отличался патриотизмом. Но уже после начала событий в Луганске начал проявлять активную позицию в соцсетях, потом на него вышла украинская разведка, и он ей помогал. Летом 2014-го попал в плен. И, в принципе, очень чудесно из него вышел.
Мы встретились с ним 28 ноября на Майдане. На вид Александр обычный донбасовец, его рассказы так подробны и пугающие, что иногда хочется думать, что это выдумка. Но героев его рассказа и события легко найти в соцсетях. И священник бывший там же в плену подтверждает, что был у него такой сокамерник.
Половине населения было просто наплевать
Хочу сразу сказать, что я никогда не отличался особым патриотизмом. И к Майдану было нейтральное отношение - до момента расстрелов. У нас на это никто не обращал внимания, все ходили на работу, жили как и раньше. С Антимайданом было всего два пути: либо не ехать вообще, либо ехать в качестве «титушки». Давление было очень большое. Но многие были не против и сами, сепарское движение с них и началось. У нас по телевизору принято говорить, что всё начали «вежливые человечки». Они действительно были, это всё правда, были группы, чётко скоординированные... Но за ними стояла третья часть Луганска, реально местные жители, которых я знал. То есть сказать, что это всё привозные - это не правда. С Луганском произошло то, чего хотело активное большинство. Половине населения было просто наплевать.
Я же начал конкретно предпринимать какие-то действия, когда в марте у нас начались захваты госучреждений. ОГА захватывали дважды. Первый раз захватили - объявили отставку губернатору и бросили. Тогда проукраинские активисты начали координироваться через социальные сети, через группы «ВКонтакте» и собираться на проукраинский митинг там же, под памятником Шевченко. Всё бы ничего, пока в один прекрасный день нам не наваляли там. Прибежали вот эти в балаклавах, самые активные, конечно, «русня». Смело могу так говорить, потому что они не знали расположения города. Их небольшая куча, может около 50 человек. Но за ними, за горизонт уходящая, толпа ликующая: «Рассия!». Ну, мы разбежались, кому-то хорошо досталось, мне только по горбу приложились. После этого, конечно, собираться мы уже не стали.
Потом всё пошло активнее. Первый сигнал был, когда они поснимали балаклавы, демонстративно, на пороге СБУ захваченной. Под ним развернулся массивный палаточный городок. Мы там рассеивались и смотрели, что происходит. Начался абсурд. Поставили столы, подходишь с паспортом, называешь имя-фамилию, тебе дают автомат из СБУшной оружейки и вот ты с вот этим дядей - это твой старший. Следует также отметить, что костяк этого движения составило всё отродье со всей области: конченые наркоманы, алкоголики, зечьё... Если раньше ты шёл на работу, и он у тебя клянчил пятёрку на опохмел, то сейчас он командует парадом. В апреле захватили ОГА. Туда тоже созывали бюджетников.
Тогда между Болотовым и Мозговым пробежала чёрная кошка. Банда Мозгового откололась, и они выехали в Станицу Луганскую, там, собственно, жила моя мать. Я туда приезжал на выходные. Они там обкапывались примерно неделю на Ферме №3, обучали новобранцев. Я постоянно звонил на горячую линию СБУ, Кабинета министров, Управления МВД в Луганской области, потому что уже точно знал, для чего набирают людей: «В понедельник едем захватывать облгосадминистрацию». Мне говорят: «Не переживайте, всё под контролем, мы всё знаем». Ну и что ты думаешь? В понедельник поехали и захватили. Свободно. Никто не почесался. В этот же день взяли и прокуратуру областную. Всё перевернули, погромили, справили нужду на стол прокурора области. И пропал куда-то случайно 31-й, если я не ошибаюсь, том уголовного дела против Ефремова. Случайно пропал. Ну, мало ли, может для той же нужды забрали.
Дальше пошла агитация, ну и потом сам этот референдум. Я вообще шёл, думал проголосовать против. Пришёл, это всё увидел и понял, что там смысла нет «за» или «против», там главное - не голосовать вообще. На столе неограниченным тиражом лежат вот эти фантики формата А5. Вопрос так поставлен каверзно: «Поддерживаете ли Вы акт о независимости Луганской Народной Республики?». И два квадратика: «да», «нет». При этом он не номерной, фамилия избирателя на нём не пишется. Пришёл, расписался в журнале, что получил бюллетень. И потом хоть за, хоть против - без разницы. То есть никакой привязки нет бюллетеня к самому избирателю. Разумеется, я всё это начал озвучивать прямо там, на участке, ну мне культурно указали на дверь, там стоял «добрый» автоматчик. Референдум прошёл, разумеется, больше 80% проголосовали «за». От обычной средней явки пришла может быть треть. Но были и такие, кто всей семьёй, держась за руки, улыбаясь, пришли. Знаете, как на парад 1 мая, вот этот совковый. Аж сияли.
Корректировщик украинской артиллерии
Потом появились блокпосты, на них внимания никто особо не обращал. Пошли захваты воинских частей, всех мест, где можно было взять оружие. Больше всех продержались в областном управлении МВД, там начальник оказался такой сильный духом мужичок, забаррикадировался. Но через три дня и их штурмом взяли. Когда брали часть Внутренних войск на Вауша, я в лайв-режиме буквально звонил в Министерство обороны, рассказывал, что вот штурмуют, я здесь нахожусь. Мне говорят: там есть офицеры обученные, не переживайте. Тем временем пришли женщины с громкоговорителями, начали кричать: «Сыночек! Это ж наши всё ребята, они нас защитят. Сдайся!». Но скорее не это подействовало, а то, что их начали выкуривать, разбили пару бутылок с горючей смесью о ворота. Конечно, сдались. Следует отметить, что некоторые части, пограничники, к примеру, сдавались добровольно, и райотделы. Я наблюдал лично захват райотдела в Станице Луганской. Прямо сидел в дежурной части, ждал приёма в разрешительную систему. Зашли пять человек в балаклавах с автоматами и грозным голосом заявили: «Сдаём табельное оружие и выходим». И все сдали и вышли, примечательно то, что уже были готовы. Собраны вещи, чайничек, ноутбук сложен. Сидели и ждали.
Когда уже началась АТО, наши подошли к Герасимовскому повороту, поставили гаубицы, начали бить. Но проникнуть внутрь территории уже было нельзя, везде блокпосты. Уже едешь куда-то, паспорт проверяют. Неместная прописка - сразу на подвал. Разумеется, нужны были глаза и уши. На месте я понял, что могу что-то сделать. Меня украинская разведка достаточно долго прощупывала сначала, не прикидываюсь ли я, пробивали кто я и что я. В итоге присвоили позывной и я, что видел - передавал. Бывало, просили поехать, посмотреть на улицу такую-то, там то-то и то-то. Передавал координаты и по ним начинали работать. Сепары поняли, что их кто-то сливает. Каждый залп - прямое попадание именно туда, где наибольшая концентрация техники. Начали искать.
К тому времени я уже перебрался к матери в Станицу, прикрывался работой в Луганске, чтобы ездить туда и выполнять задания. Полетели «сушки».
В Станице были две точки крупные сепарские: база отдыха «Дубрава» - туда раз «сушка» приложилась хорошо, и на улице Островского. Было много паники, женщины на камеру кричали: «Здесь только мирные жители, сепаратистов никогда не было!». Я как местный могу сказать следующее: там на улице Островского есть мостопоезд. Вот под руинами этого мостопоезда померла «Нона» сепарская, которую я видел своими собственными глазами. Более того, у них там на железнодорожных колиях были цистерны с топливом, где все они заправлялись, там был склад боеприпасов. То, что осколки могли там куда-то попасть - я этого не отрицаю. Но когда кричат: «По мирным жителям стреляли! Разворотили улицу» - это неправда. Более того, у меня вообще есть сомнения, что это наши отработали. Я жил в центре, а улица Островского на окраине.
Самолёт этот пролетал у меня над головой и вернулся назад в сторону России. У меня есть видео, снятое российским журналистом. Ещё не приехали пожарные, всё в огне, крики, разорванные части тел, а он с камерой вылазит из полузаваленного гаража и спрашивает местных, где мостопоезд. Я, ориентируясь на местности, выехал после взрывов и оказался на месте, когда пожарные уже всё потушили. А он, российский журналист совершенно случайно попал туда в самый разгар пожара. Это вызывает ряд вопросов. Аргумент, который часто используют ватники: «А зачем же ж они били по своим?». Резонанс им нужен был. Для чего кинули кассетную бомбу в сквер под госадминистрацией? То же самое на моих глазах происходило. Самолёт летал, и не один, но гораздо дальше. Он уже практически ушёл за горизонт, когда вдруг залп прозвучал недалеко от меня в дворах. Я не мог это долго сопоставить, на тот момент ещё не знал, что кассетами можно стрелять с земли. Есть устройства типа «Смерч», есть установка «Партизан», которая может даже «Градами» с земли стрелять только по одному снаряду.
Хочу отметить, если бы не первые перемирия, их бы можно было дожать. В тот момент, когда они бегали с автоматами, какая-то «Муха», которую отжали в воинской части, и не больше. Вот этой техники мощной не было. Первая партия зашла в момент первого перемирья. Потому, когда после перемирья наши начали гаубицами валить, те их «Градами» в ответ. То есть уже неравная пошла война. Техника сама заходила - это полбеды. Местные «бивни» умудрялись, пытаясь подстрелить самолёт из «Мухи», - убивать сами себя. То есть, куда их за «Град» садить или за что-то ещё более мощное... Потому приехали российские спецы. Рассказывали, что русские для переправы понтоны наводили, никто их там не ставил. Там мост был через реку Деркул, на границе с Россией, по нему перевозили контрабанду испокон веков. Потом по нему же перевозили технику. Всё мы это видели, и гул этот вечный по ночам. «Трактористы» местные ехали и «шахтёры» с «Градами» из супермаркета. Был момент в июле, когда Станицу поливали «Градами» прямо с территории России. Ровно в 3 часа ночи, хоть часы сверяй, они выезжали вдоль Деркула, отстреливали полный боекомплект. Разумеется, я сделал скрин карты и отметил, где они стояли. На рабочем столе ноутбука он остался, единственный, в принципе, компромат.
Второго августа ко мне ворвались
Часов в десять утра. Куча боевиков. Один показал удостоверение «Архипов Андрей Викторович - комендант Станицы Луганской». Начали переворачивать всё в доме, на меня одели наручники - строительный жгут. Забрали ноутбук, системный блок от компьютера - сгребли всё, что могло представлять хоть какую-то ценность: мою барсетку с деньгами, у мамы деньги забрали, блок сигарет и даже бутылку водки, которая на «магарыч» стояла. Запомнилось, когда меня вытаскивали зверски со двора, бежала мать за мной в слезах - повыходили все соседи, стояли и миловались.
Позже я узнал, что в тот же вечер соседи с криками «тварь» и «бандеровка» камнями и бутылками побили все окна в доме. А один - Вячеслав Полищук, будучи пьянящим в смерть, искал по двору мою маму с тесаком, которым режут свиней. Она всё это время пряталась в малине.
Меня повезли в Луганскую ОГА. Поставили возле стенки сначала, там висит стенд «Враги ЛНР», одна из фотографий - моя. Стоял я часа два, наверное. Каждый из них, кто проходил, - кто с локтя приложился, кто прикладом, за голову об коленку. Завели к следователю по имени Григорич: мужик под два метра, худой, явно кавказской внешности и с таким же характерным выговором. Вопросы начали задавать не совсем мне понятные. «Какое ты отношение имеешь к третьей силе?». Я пытаюсь объяснить, что не понимаю, о чём речь. А тут рядом со мной усатый рыжий - и прикладом меня. Ну и так каждый раз, когда я давал не нравящийся им ответ. «Зачем тебе на рабочем столе расположение российских «Градов»?». Ну и я начал на ходу выдумывать. У меня в друзьях «ВКонтакте» есть российский журналист, он проявлял интерес к тому, что у нас происходит, вот для него якобы и нарисовал карту. «Да, ты что, это же укропы нас обстреливают!». Дело в том, что я видел своими глазами, оттуда летело, - говорю. Опять прикладом двинули, но поверили.
Меня спасла моя бурная активность в соцсетях, я постоянно писал проукраинские комментарии в группе «Луганск - наш город», которые собирали по сотне лайков. За одно это меня уже могли обвинить, и они не стали копать дальше. Поэтому я отделался лёгким обвинением, написали «укроп» и в камеру. «К журналисту его!», говорят. Ну, я думаю: фух, экзекуция закончена, сейчас кинут в камеру к журналисту и будем сидеть. Камеры - это просто комнаты в подвале ОГА, там раньше готовили еду, мыли посуду, вот такое всё. Всего человек 200 сидело в этом подвале. Политическим давали месяц срока, а по лёгким обвинениям: мародёрство, убийство и т.д. – 10 дней.
Когда привели в камеру, я понял, что никакого журналиста там нет. Как я узнал позже, там когда-то насмерть запытали журналиста - оттуда и название, в ней же якобы сам повесился зам прокурора Луганской области Рева. Несколько томов дела по Ефремову пропало, и вот они считали, что он их скрыл. Угловая камера. Ничего там нет, на стене до половины кафель весь в пятнах. Бурых, чёрных, красных. Различной степени давности. Я сразу понял, что это. Ну и начали избивать меня. Сначала двое, потом ещё кто-то зашёл, и так пока свет не погас в итоге.
Пришёл в себя я уже в тёмном помещении, в холодильной комнате, которая герметично закрывалась. Показалось, что лежу на чём-то мягком, на самом деле у меня настолько опухла голова после побоев, что было мягко лежать. Жгут этот так врезался в руки, что они просто онемели, я не мог двигать пальцами. Ну и в таком виде 3 дня. Раз в день открывалась дверь, заглядывали, пинали: «Ты ещё не сдох там?». Помню, поймал себя на мысли, что один раз они открыли двери, спрашивают: «Ты живой?», а я живой и слышу их, но стал прикидываться. Думаю, сейчас ещё попинают, но хоть двери будут подольше открытыми. Дело в том, что холодильник герметичный и буквально за пару часов выдыхуешь весь кислород. Ещё в июле Луганск остался без света и всё это начало таять, воняло гнилым мясом просто ужасно.
«Укроп», «правосек», «корректировщик» и «дезертир»
Через три дня вытащили меня, пришёл фельдшер их местный, срезал с меня жгут, он так врезался в руки, что пришлось просто вырывать. И перевели в общую камеру №3. Там уже были люди. Среди прочих отец Валентин - священник Киевского патриархата, «афганец» Сергей, морпех Игорь, но его позже кинули. Состав заключенных постоянно менялся. Было ещё двое, но буквально на следующий день приехали из областной прокуратуры и отправили их на передок копать окопы. Выбрали тех, кто поздоровее. Я же в ужасном виде, мне поломали рёбра, нога распухла до огромных размеров, а когда били по голове, повредили что-то отвечающее за речь - я не мог разговаривать неделю.
Отец Валентин перевязал мне пакетом туловище, чтобы защитить рёбра. В процессе разговорились, кто, за что и как. Его, священника, задержали донские казаки, он возил на передок Евангелия, в обвинении у него значится «правосек», потому что он, по их мнению, благословлял «Правый сектор» на Майдане. Он был весь поломанный, я уже молчу про то, что с него казаки срывали крест и засовывали в зад прямо через штаны. Игорь был «дезертиром», он отслужил где-то на Западной, вернулся в Ровеньки, но не пошёл воевать за «ЛНР».
Через пару недель меня начали выводить на работу. Была нехватка рабочей силы. Потому что они каждую ночь зверски убивают: напиваются, на выбор открывают любую камеру и начинается бокс. Большая часть заключенных просто неработоспособны, еле ходят и так далее. О смертности я вообще молчу: пару трупов за сутки - это нормальный ход вещей. Особенно новоприбывших. Особенно, если обвиняют, что корректировщик. Нам тоже закинули дедушку 76 лет - корректировщик. А почему? Связи не было, он телефон кверху подымал, пытался поймать связь - значит корректировщик.
Вот так два дня он побыл корректировщиком, сердце его хватонуло - инфаркт. Закопали деда. Нас зачастую и вывозили хоронить. В одну ночь они кого-то жгли там, слышно было на весь подвал, но скоро затих. Под утро открывают дверь: ты и ты - на выход. Там хлебовозка стоит, внутри уже лежит тело. Вывозят под Александровск, там областная свалка. «Вытаскивайте, копайте!». Прямо в мусор, буквально по колено выбрали яму. «Хватит, много чести!». Ногами туда затолкали, присыпали. Смотрю мусор так кучами лежит, а где ровно - всё вот так порыто. Сколько там - одному Богу известно.
Сначала работали тут же в ОГА. Нужно было собирать в кабинетах документы, диски в мешки и выносить во двор - там это всё сжигали. Потом вся эта «элита» переезжала в Жовтневый райисполком, и мы их там обустраивали. Запомнилось, как под конец моего пребывания привезли мальчишку 14 лет. Света не было, он ходил ноутбук свой заряжать в пожарную часть. Они как-то открыли, а там на заставке «Правый сектор». Сильно бить не били, но на нём майка была и плечи выглядывают - пожжены окурками полностью. Бился в истерике, что, мол, брат поставил. Дитё есть дитё. Его в итоге отпустили, два дня просидел.
Вывели его и меня к вот этому Григоричу. Этого Вову он отпустил, а меня не захотел, мол «укроп» - пусть сидит дальше. А у меня к тому моменту опухла нога до безобразных размеров, как у слона. Свозили меня сначала в больницу, но когда услышали, сколько и каких мне нужно докторов, отвезли к начальнику гарнизона - пусть, мол, решает. Пока один пошёл узнавать, я во дворе курил со вторым. Выходит он и говорит: «Так, ты, иди домой». Я сразу заподозрил что-то неладное, мы пока ещё ехали, мне рыжий говорил: «Может, ты побежишь, мы и мучиться с тобой не будем больше». Но куда я побегу с такой ногой. «Серьёзно, иди домой, начальник гарнизона Грачев сказал отпустить». Ну, вышел и пошёл.
Путь на Родину
Пошёл в направлении Станицы, пытался останавливать машины, но у меня же ни документов, ничего. Мой внешний вид, когда я себя позже увидел, - сам испугался. На выходе с Луганска есть метрологическая вышка, там сепарский блокпост. Остановили, спросили документы. Говорю им, что нету, мол, меня просто так выпустили. Они мне: «Так не бывает! Садись». Привозят назад в ОГА в подвал, там говорят: «А мы не знаем, мы его отправляли вообще в больницу. Чего он гуляет, мы не знаем». Везут в комендатуру, там подтверждают, что меня отпустили.
Искали документы мои, не нашли. Снова отпустили. Понимаю, что через блокпосты я не пройду, решил идти по рельсам. Прошёл тюрьму, завод Манитовского - тем временем наступает комендантский час. Немного прошёл и напоролся на пеший патруль, документов нет - посадили в подвал, теперь уже на заводе Манитовского. Я в какой-то мере даже вздохнул с облегчением, топать до Станицы очень далеко, ночь, и я тут со своей ногой. Утром отпустили, иду дальше по рельсам. Прошёл Завод ОР, Вергунку, Весёленькое, и вот только прошёл, даже до переезда ещё не дошёл - начинает работать миномёт, явно в мою сторону.
По свисту слышу, что уходит немного в бок, думаю, может не по мне. В чём особенность миномёта, там нужно считать: вот запуск, пошёл свист, раз-два-три, из расчёта секунда - километр. Принцип достаточно простой. Но когда звук начинает понижаться «иииииууу» и если мина идёт не в тебя, то ты пониженный звук уже не слышишь, она просвистела и затихла. Если ты его слышишь, понижающийся звук – значит летит в тебя. Вот я его слышу, упал, разумеется, закрыл уши, открыл рот - всё как положено. Недалеко упала - прямо в рельсы. Поднимаю глаза, дальше будочка стоит, думаю: забегу в неё. Слышу, второй запуск, опять упал, прикрылся. Треск, полетели осколки - поднимаю голову, будочки уже нет. Третья в мою сторону разорвалась очень близко, повезло, что насыпь отразила осколки, меня только волной глушануло. Шум в голове, ничего не понимаю, как черепаха землю щупаю.
Тут какие-то люди, военные. Я, конечно, подумал, что сепары. Он мне что-то орёт: я вижу, что он губами шевелит, но ничего не слышу. Они меня схватили, тащат, я сопротивляюсь. Притащили в пятиэтажное здание, библиотеку, в подвал. Там ещё люди такие же в военной форме, человек шесть всего. Более-менее пришёл в себя, меня начали спрашивать кто я, что я, куда иду. Я всё рассказываю. Спрашивают: «Когда ты ел в последний раз?». Уже третьи сутки назад. Пошли куда-то, приносят поднос. Что примечательно, на них никаких шевронов, опознавательных знаков. Приносят - в миске целая банка тушенки, хлеб, кусок сала, луковица. В этот момент я понял, что это не сепары. Меня начали слёзы душить, конечно. Дальше попросили показать на карте всё, что знаю. Потом приехал транспорт, разведка, повезли меня в Счастье. Это была ночь второго сентября.
Теперь вся Украина – это мой дом
Остался в госпитале «Айдара», подлечили меня там у Лектора. Просил бойцов, чтобы матери передали, что я живой. Приехали они в Станицу, а того адреса, который я указал, уже нет физически. Оказывается, 14 августа украинские военные взяли Станицу, а сепары полгорода накрыли «Градами» – прямое попадание в наш дом. Мама жила у соседки. В этот же день маму привезли в Старобельск, и мы встретились. В январе этого года я выехал в Киев, здесь знакомая предложила работу в частном музее. Маму вывез в феврале, когда был пик боевых действий. Ничего не ездило, никто не ездил. Военные её вывозили, как победное знамя, передавая из рук в руки. Все мои пересечения с украинскими военными имели важную роль в моей судьбе, если не решающую.
Сразу же хотелось пойти в тот же «Айдар» и воевать, но меня долгое время выпроваживали. Объяснили, что пока во мне это всё не перегорит - нельзя, могу быть опасен и для себя, и для побратимов. В итоге взяли в разведку, обучили связи, шифрованию. Пока что в запасе. В мае этого года я выезжал в Станицу. Слишком много было «тихарей» среди местных, я должен был их повычислять. Успешно это всё прошло. У меня было ещё 3 дня свободного времени. Я занимался тем, что каждый столб в центре обматывал жёлтым и синим строительным скотчем. Делал это так, чтобы видели все остальные. Пусть мозги включают. Моя совесть чиста, я могу смело смотреть в глаза всем и там, и здесь. Я ни о чём не жалею. Верни время назад, я бы действовал точно так же, может быть даже более жёстко. Это такой тест на вшивость был для Донецка и Луганска. Кто пойдёт на сторону оккупанта, а кто за свою Родину. Вот так сейчас и вышло: мой дом отобрали, но теперь вся Украина - мой дом.
Война, мне кажется, не закончится тем, чем мне хотелось бы. Хотелось бы тотальной зачистки. Украина оказалась в той ситуации, когда наиболее нуждалась в поддержке каждого из нас. Те, кто решил предать, - они не нужны нашей стране. Я понимаю, что так не выйдет. Нет фильтрации, но как минимум нужен пристальный контроль. Дело в том, что они всё это время выезжают. Почти беспрепятственно. Они своего рода спящие агенты - те, на кого «русня» всегда может рассчитывать. И поэтому возникла очень большая проблема в отношении украинцев к таким, как мы. Никто не вдаётся в детали, что я пережил, что я делал. Раз я с Донбасса - меня не любят. Нам не хотят сдавать жильё, брать на работу. Дело в том, что многие из приехавших оттуда такие, что я бы их сам задушил. Они и виновны в таком стереотипе. И преодолевать его придётся не один год. Проблема в том, что нет обещанной фильтрации, разделения никто не делает.
