НАПК — НАБУ — САП. Треугольник новых антикоррупционных органов, который, при соблюдении инструкции по «сборке» и применении строго по назначению, должен был обрести зримую институциональную устойчивость и, с формированием антикоррупционных судов, трансформироваться в цепь для перетока энергии с целью очищения больного коррупцией тела страны.
Уровень доверия к новым, публично и с участием общественности, формируемым органам, у общества был и остается высоким, и даже завышенным, однако вполне соизмеримым с уровнем надежды на необратимые изменения в стране. Но доверие не должно восприниматься как награда за победу в конкурсе — это, в первую очередь, планка ответственности, соответствие которой нужно демонстрировать ежечасно. На протяжении месяца ZN.UA осуществило своего рода интервью-инспекцию по действующему треугольнику — чтобы понять природу слабых мест и негативных явлений в работе каждого из новых органов, а также причин то и дело вспыхивающих признаков личностно-функциональной несовместимости.
После публикации интервью с членом НАПК Русланом Рябошапкой, руководителем Специализированной антикоррупционной прокуратуры Назаром Холодницким и сегодняшнего разговора с директором Национального антикоррупционного бюро Артемом СЫТНИКОМ, наши изыскания не завершаются. И все же подвести некую черту необходимо — момент для этого более чем подходящий. Вялотекущее перетягивание канатов полномочий новых органов, болезненная притирка амбиций их руководителей, с подсыпанием соли на раны и песка в моторы внешними силами, может быть, продолжались бы еще долго, но один за другим посыпались испытания, которые никак не обойдешь. «Черная бухгалтерия» Партии регионов, разрушающая уют общежития бывших и нынешних, додавленное Западом и общественностью е-декларирование и коррупционный скандал высшего порядка — «записи Онищенко« с обвинениями в подкупе народных депутатов президентом для назначения/увольнения премьеров, генпрокуроров и главы СБУ — неслабая полоса препятствий для новобранцев борьбы с системной коррупцией. За их действиями внимательно наблюдает заждавшееся реальных результатов, в том числе и своих усилий, гражданское общество. Оно готово в любой момент подставить руки, грудь и спину, но с одинаковой решимостью может подкатить к входу и мусорные баки. Прошедшая в четверг, закрытая встреча руководителей антикоррупционной прокуратуры и Бюро с членами Общественного совета закончилась установлением четкого срока для окончательного замера эффективности и результативного взаимодействия структур — полгода. В противном случае не исключены отставки и прочие неприятности.
Поэтому руководители НАЗК, НАБУ и САП должны понимать, что время, отпущенное им обществом на становление, закончилось. Общество мало занимает процесс — он просто должен соответствовать букве и духу закона, общество интересует результат. И оно будет его спрашивать с каждым днем все жестче.
— Артем Сергеевич, хочу напомнить, как в феврале мы встречались в MediaHub. Встречу с журналистами-расследователями и редакторами модерировал Павел Шеремет. Я тогда спрашивала у вас: как вы собираетесь системно подходить к такому явлению как политическая коррупция? Вы очень удивили ответом, так как спросили, что я имею в виду. И тогда речь шла о взятках за голосования в ВР, лоббирование бизнеса, о черной бухгалтерии партий и продаже мест в списках… Сегодня, имея уже большой багаж оперативной информации, как вы ответите на этот вопрос?
— Хотя и прошло много времени, концептуально я все же убежден, что с политической коррупцией прежде всего нужно бороться на выборах. Когда становится очевидной политическая коррупция со стороны отдельных народных депутатов или других политиков, то свой приговор должны выносить избиратели. В то же время бывают моменты, когда появляется конкретная информация, что есть факт подкупа депутатов, разных фракций за какое-то конкретное голосование. Такая политическая коррупция приобретает более предметное содержание, и потому сегодня мы зарегистрировали уголовное производство по заявлениям народного депутата Александра Онищенко о фактах подкупа депутатов. Конечно, часть из того, что он заявлял, не имеет, по моему мнению, уголовной подоплеки, но есть определенные заявления о том, что были конкретные подкупы за конкретные голосования. Об этом говорит лицо, участвовавшее в этом. В моей практике работы в НАБУ таких заявлений еще не случалось. Когда человек не просто говорит, что кто-то кого-то подкупает, — такие заявления политиков мы слышим каждый день, они в некоторой степени манипулятивны, направлены навредить репутации политического оппонента. Здесь впервые прозвучало такое заявление, по крайней мере после Революции достоинства, когда сам депутат говорит о своем участии в этих процессах. Я бы назвал это, фактически, явкой с повинной, которая была озвучена в прямом эфире на телеканалах, к сожалению, и российских. И потому мы решили — в связи с таким нюансом, что это не просто заявление одной политической стороны против другой политической стороны, а заявление конкретного лица, подтверждающего свое участие в процессах подкупа и передачи денег депутатам, — регистрировать это производство. Мы будем предлагать г-ну Онищенко передать нам те записи, которые, как он говорит, у него есть, и дать нам показания по каждому из вопросов. И будем проводить расследование.
— Но странная пауза получилась с реакцией НАБУ на заявления г-на Онищенко. К вам обращались целые группы депутатов с предложением внести в ЕРДР сведения о заявленных фактах подкупа депутатов. Непонятно, почему надо было медлить с началом досудебного расследования, если Онищенко, в сущности, признался в совершении преступления как исполнитель, назвал заказчика, посредника — начальника охраны президента, который якобы передавал от него деньги, и сообщил, что у него есть записи разговоров с президентом. Почему неделю выжидали?
— С одной стороны, мы видим, что это попытка политизировать т.н. «газовое дело» относительно себя, поскольку человек знает о существовании доказательств преступной деятельности возглавляемой им организации. Уже есть очень много свидетельских показаний, есть приговоры судов. Человек понимает, что единственный способ защиты для него — политизация дела. Но мне кажется, что политизировать дело, признавая свое участие в других преступлениях, будет слишком тяжело. Самым главным доказательством попытки политизации дела, по моему мнению, является то, что человек передает возможные записи (не знаю ни объема, ни достоверного факта их существования) кому угодно, кроме того, кому нужно их передать, т.е. НАБУ.
Тем временем, поскольку есть такие заявления, озвучены конкретные фамилии, — мы начинаем расследование, предлагаем г-ну Онищенко предоставить эти записи НАБУ, чтобы не было дальнейшей политизации ситуации.
— В одном из интервью Онищенко говорил, что он обращался в НАБУ...
— Он многое говорил. Это не так. Когда-то он предлагал, чтобы мы приехали к нему в Британию, и тогда бы он нам что-то рассказал.
— Это был телефонный разговор?
— Это было публичное обращение через СМИ. Но уже в зарегистрированном сегодня деле мы проведем допросы и обратимся к нему с просьбой предоставить эти записи (в зависимости от того, есть ли они у него). Тогда и увидим, насколько все в его заявлениях отвечает реалиям.
— Предварительная квалификация дела — по ч. 4 ст. 368 Уголовного кодекса, т.е. ПОЛУЧЕНИЕ неправомерной выгоды. Онищенко, как вы говорите, сделал явку с повинной относительно совершения преступления, предусмотренного ст. 369, — ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ неправомерной выгоды. Почему производство открыто только по одной статье?
— Это предварительная квалификация, т.е. она может меняться. Аргументация такова, что речь идет о народных депутатах, а это лица, занимающие особо важное положение. Поэтому решили так.
— Кроме большого «газового дела» Онищенко и других, как выяснилось, есть еще одно — относительно добычи газа на Стрелковом месторождении в Херсонской области, по соглашению о совместной деятельности ЧАО «Пласт» с ГАО «Черноморнефтегаз». Но это дело почему-то расследует Крымский главк Нацполиции, который территориально находится в Одессе.
— Не вся эта совместная деятельность входит в общую схему, т.е. они были разделены. Когда еще не было антикоррупционного прокурора, а мы проводили аналитические исследования (насколько могли работать при отсутствии САП), обнаружили схему, которую создал г-н Онищенко. Это было второе дело, зарегистрированное потом НАБУ. Я знаю, что есть и другие виды деятельности. Относительно некоторых мы проводим свои проверки, — до конца закрыли еще не все.
— У ZN.UA есть информация, что г-н Онищенко получил греческий паспорт на фамилию Anichidis. У вас есть такая информация? И сколько, вообще, у г-на Онищенко паспортов?
— Мы точно знаем, что у него не один паспорт, но для возможности дальнейшего успешного задержания и экстрадиции пока ничего не будем говорить.
— Но фамилию Anichidis вы уже слышали?
— Да, слышал.
— Что касается расследования производств в т.н. «деле черной бухгалтерии» Партии регионов. Прозвучало уже много заявлений — и ваших, и руководителя САП г-на Холодницкого, что вот-вот будут объявлены первые подозрения, и все никак. Зато общество видит, как НАБУ и САП перебрасываются камешками в огороды друг друга, потому возникает опасение, что таким образом дело вы дружно похороните.
— НАБУ точно не намерено хоронить это дело. Мы выполнили очередное распоряжение прокурора, подготовили новый проект подозрения относительно одного из фигурантов этого дела, и, возможно, до конца недели антикоррупционная прокуратура согласует этот проект подозрения. На сегодняшний день мы сделали все, что от нас просили.
— Назар Холодницкий говорил в интервью ZN.UA, что процессуальный руководитель считает целесообразным провести еще одну экспертизу в деле фигуранта О., т.е. председателя ЦИК Охендовского, как мы все понимаем.
— Экономическую экспертизу не проводили, были просто показания в области экономической экспертизы по этому поводу. Прокуроры согласились, что ее в этом деле провести невозможно. Нам нечего предоставить эксперту.
— Если мы говорим о выборах как о самом эффективном фильтре от политической коррупции во власти, то надо признать, что это дело относительно руководителя ЦИК на сегодняшний день чрезвычайно важное. Что в этом деле уже есть, что избиратель имеет право знать?
— Говорить о полном списке доказательств, проходящих в деле, я не буду. Но, по моему мнению и мнению детективов, совокупность добытых доказательств дает основания для составления и озвучения подозрения. Поэтому мы это подозрение составили. Якобы убедили прокуроров, что доказательств для объявления подозрения достаточно, и, надеюсь, в ближайшее время подозрение будет согласовано.
— Именно на основании данных, которые дает «черная бухгалтерия» Партии регионов?
— Мне не нравится термин «черная бухгалтерия», но он появился еще раньше, чем документы попали в НАБУ. Бухгалтерия — это документы, бухгалтерские регистры, документы по бухгалтерскому учету. А у нас фактически есть черновые записи распределения средств, которые почему-то назвали «черной бухгалтерией». Совокупно, после допросов свидетелей, получения доступа к определенным документам, после их анализа пришли к выводу, что есть основания определенным лицам объявить подозрение. Существует очень важный нюанс. Это дело пересекается с делом, находящимся в производстве Генеральной прокуратуры. В рамках обмена информацией, координируясь с их расследованием, мы передавали копии этих документов. Поскольку, опять же, есть записи, что определенные депутаты получали средства, и относительно них расследуется дело по узурпации власти. Есть записи, что якобы отдельным судьям Конституционного суда предоставлялись очень большие средства. Сейчас проводим расследование по двум направлениям: первое — об узурпации власти Януковичем, его осуществляет ГПУ, второе — собственно, расследование НАБУ по отдельным фигурантам, которые получили средства и по которым открыты отдельные производства. Это наш ближайший приоритет в этом деле.
— Если говорить об этих «партийных тумбочках», непрозрачных партийных кассах, то важно знать не только кто и зачем получал из них средства, но и откуда они там взялись. Кто их туда клал? Законно ли их происхождение?
— Мы раскрывали официальные счета Партии регионов. Конечно, таких средств там нет. Возвращаясь к ответу на предыдущий вопрос: есть целая партия уголовных производств экономической направленности относительно предыдущей власти, чьи преступления были направлены именно на разворовывание государственного имущества. До сих пор мы не знаем, сколько страниц было в так называемой «черной бухгалтерии». Мы оперируем определенным количеством записей, но точной цифры нет. Генеральная прокуратура расследует дело об экономических преступлениях представителей Партии регионов, занимавших высокие должности. По моему мнению, очень актуально то, что через два года после Революции достоинства это дело нашло свое логическое решение. Сами записи являются составляющей частью этого дела.
— Речь идет не только о Партии регионов. Мы не можем сказать, из каких источников сегодня финансируются партии, в частности и парламентские. Просматривая е-декларации, я нашла только несколько человек, указавших, что они жертвовали средства на нужды своей партии. Существует ли, на ваш взгляд, сегодня система, позволяющая эффективно контролировать партийную бухгалтерию?
— Сейчас активно обсуждаются полномочия Национального агентства по предотвращению коррупции, и почему-то все говорят о превентивной функции, т.е. о функции проверки деклараций. Направление финансирования политических партий не занимает такого медийного пространства, как проверка деклараций. Недавно я подписывал Меморандум о сотрудничестве с Латвийским антикоррупционным бюро. У них система этих функций и финансирования политических партий аккумулированы. Это чрезвычайно важное направление агентства — исследовать источники финансирования партий. Соответственно, если при этом будут выявлены нарушения — жестко реагировать относительно самой партии как субъекта политического процесса. Знаю, что там это направление лично курирует глава агентства. Это не наша специфика работы, для этого есть отдельный орган — НАПК. Мне будет очень интересно посмотреть на следующих выборах, когда уже есть это законодательство, когда уже есть специально уполномоченный орган, как будут соотноситься затраты на агитацию и то, что было официально задекларировано в финансировании политических партий.
— Ходят слухи, что вы идете в политику. Уже во время ближайших парламентских выборов. «Багаж», дескать, у вас уже есть.
— Не могу сказать, что уже есть какой-то «багаж»... Не ожидал, что вы зададите такой вопрос. На этой должности я меньше всего думаю о политике.
— С е-декларированием руководства СБУ сложилась чрезвычайно интересная ситуация. У всех на глазах, так сказать, средь бела дня, руководство СБУ как-то договаривается c руководством НАПК, что они будут декларироваться способом, который законом не предусмотрен. И никакой реакции ни от ГПУ, ни от САП, ни от НАБУ.
— Не знаю, как все было сделано организационно, как подавались декларации. Знаю, что когда нам дадут ответы на наши запросы относительно деклараций отдельных сотрудников Службы безопасности, мы будем на это реагировать. Сейчас мы на это направили несколько запросов.
Для того чтобы отреагировать, надо иметь определенный фактаж.
— Фактаж изложен на официальном сайте Службы безопасности Украины: в размещенном на нем официальном заявлении руководство СБУ свидетельствует, как оно, по согласованию с неназванным представителем НАПК (а я думаю, что речь идет о Руслане Радецком, кураторе работы с СБУ), подало декларации способом, не предусмотренном законом. В интервью ZN.UA член НАПК Руслан Рябошапка сообщил, что решение о таком способе е-декларирования — с созданием собственной ведомственной системы СБУ — агентство не принимало, более того, этот вопрос на заседании не рассматривали.
— О ситуации с засекречиванием е-деклараций сотрудников и руководства Службы безопасности я узнал из СМИ. Но Бюро, как правоохранительный орган, не может делать выводов, опираясь только на публикации в СМИ. Поэтому мы обратились в НАПК, как к органу, уполномоченному законом осуществлять контроль и проверку деклараций, чтобы агентство разъяснило, на основании чего было принято решение о засекречивании е-деклараций сотрудников СБУ. И уже на основании полученных ответов будем делать свои заключения.
— Когда вы обратились в НАПК?
— На этой неделе.
— Артем Сергеевич, несколько вопросов о «деле Манафорта». Пресс-служба НАБУ на днях на запрос УП ответила, что информация о ней — тайна следствия. Почему сейчас это тайна следствия, а когда на сайте НАБУ публиковались сканы «черной бухгалтерии» с фамилией Манафорта, тайной информация не была? На какой стадии расследование, и есть ли какое-то взаимодействие с американскими правоохранительными органами?
— Здесь идет подмена понятий. Мы публиковали отдельные записи уже после их фактического опубликования. Если помните, их еще Лещенко показывал. Поступало очень много запросов от украинских и международных СМИ. Мы решили дать официальное разъяснение. После этого провели некоторые процессуальные действия. По моему мнению, разглашать их было бы неправильно. Что касается взаимоотношений с американскими коллегами, то у нас с ними был подписан меморандум, который допускает двустороннее разглашение информации. То, что мы публиковали, уже опубликовано. (На самом деле это заявление не соответствует действительности, поскольку, как уже было объяснено в ZN.UA в статье «Как «черная бухгалтерия» ПР может превратиться в невидимую«, на страницах «черной бухгалтерии», переданных в НАБУ С.Лещенко, Манафорт не упоминался, а был в массиве, который передал в НАБУ без предварительного обнародования В.Трепак. Таким образом, депутат Лещенко мог получить записи относительно Манафорта только от НАБУ. — Ред.).
— Вы осознавали, что, обнародуя материалы досудебного расследования дела «черной бухгалтерии» ПР относительно Манафорта, по сути выступали на стороне одного из кандидатов в президенты США?
— Возможно, отдельные общественные деятели, обнародуя записи, что-то и имели в виду. Мы лишь отвечали на запросы общественности и СМИ. Вспомните, как много писали о «черной бухгалтерии», даже до передачи этих записей в НАБУ. Очень много информации по «черной бухгалтерии» было обнародовано. Не только о Манафорте. Возможно, именно это и затормозило расследование. Вспоминаю, случайно или нет, в одной из записей почерковедческая экспертиза длилась три месяца, хотя она относится к простым экспертизам. Но экспертная служба почему-то делала эту экспертизу с большими трудностями. Думаю, этому частично поспособствовало то, что было обнародовано очень много информации еще до попадания этих материалов в НАБУ.
— Еще есть какие-то эпизоды, расследование которых — на стадии завершения?
— Нет, только что мы говорили о вреде чрезмерной публичности. Единственное, что могу сказать, — очень много записей пересекается с другим делом, мы проводили рабочие встречи, чтобы обсудить совместные действия. Хотя есть отдельные записи, которым можно дать оценку в отдельном деле, и мы будем это осуществлять.
— Напряженные, мягко говоря, отношения между САП и НАБУ — последнее, о чем мне хотелось бы говорить, учитывая большие ожидания, которые возлагает общество на работу антикоррупционных органов. Но вы нас вынуждаете. А еще об этом говорит генпрокурор, который будто бы вас мирит. Не идет ли сегодня игра на понижение роли САП и НАБУ?
— Мы работаем в условиях постоянных намерений дискредитировать эти два органа, внести между ними как можно больше конфликтности. Яркий пример — заявление Юрия Луценко (о будто бы обращении НАБУ с просьбой привлечь к ответственности Н. Холодницкого. — ZN.UA). Тут исключительно процессуальный момент. Поскольку детективы считают, что в действиях некоторых лиц есть состав преступления, а прокуроры с этим не согласились, мы обратились к вышестоящему прокурору с соответствующей жалобой. Но никто не просил кого-то привлекать. Это обычный процессуальный момент, предусмотренный уголовно-процессуальным законодательством. В юридической плоскости могут быть такие дискуссии. Манипуляции же со стороны отдельных лиц, в данном случае — манипуляции со стороны генпрокурора, как раз и свидетельствуют о намерениях поссорить новообразованные органы. Работники НАБУ и САП прошли открытый конкурс, все они умные и мотивированные люди.
— Кроме публичного заявления, как отреагировал на эту жалобу генеральный прокурор? Что дальше с производством относительно менеджеров МАУ и полученных компанией 150 млн?
— Если генпрокурор ничем другим на жалобу не отреагирует, то возможность дальнейшего движения в этом уголовном производстве будет исчерпана. Детективы скажут себе: мы исчерпали все возможности, мы старались, мы провели расследование, собрали, по нашему мнению, доказательства, составили подозрение, а прокурор не согласился. И в этом ничего страшного нет. Пока что генпрокурор никак не отреагировал на жалобу, официального ответа у нас до сих пор нет.
— Да, пиара и манипуляций вокруг громких дел много. Но вас также упрекают, что в структуре НАБУ большой штат сотрудников по коммуникации и связям со СМИ — два десятка человек.
— На самом деле их 14, и это с открытым офисом, но там люди работают не на пиар, а на учебу с разными слоями населения. Есть очень много вопросов антикоррупционной тематики, которые невозможно закрыть во время брифингов. И сколько бы мы ни говорили на тему взаимоотношений и распределения полномочий, например, между НАПК и НАБУ, когда я прихожу на встречу с определенной целевой аудиторией, то вижу, что люди не понимают, как разграничивается эта компетенция. Такие учебные встречи позволяют нам рассказать об этом.
— И для этого надо иметь штат сотрудников?
— А кто это может организовывать?
— НАБУ могло бы закупать такие услуги, задействовать для таких лекций те же общественные организации, это намного дешевле.
— Практика деятельности таких структур, как НАБУ, — полная автономия. Кстати, у нас наименьший штат этого подразделения по сравнению с аналогичными бюро за рубежом. Бюджета для таких мероприятий у нас нет, люди работают в рамках заработной платы.
— Кстати, коллеги, которые мониторят госзакупки, обращают внимание на то, что в НАБУ много допороговых транзакций — свыше двух тысяч, и только 87 закупок осуществлены по системе Prozorro. Почему так?
— Сейчас я не готов сказать. У нас есть очень много мелких закупок. Мы можем предоставить информацию, к ревизии мы всегда готовы. Давайте нам запрос, и мы ответим исчерпывающе полно.
— Мы продолжительное время видим старание системы ограничить независимость деятельности антикоррупционных органов. Антикоррупционная прокуратура лишена собственной канцелярии, и вся переписка идет через Генпрокуратуру, что создает опасность своего рода цензурирования дел. НАБУ зависит от СБУ в плане негласного снятия информации, то есть прослушивания. Какими словами вам говорят «нет» на ваши попытки получить самостоятельность оперативных действий в этом плане?
— У нас есть подразделение, получающее информацию через Службу безопасности, то есть канал идет не прямо к оператору, а через СБУ, и уж потом к нам. Мы хотим добиться, чтобы канал шел не в СБУ, а к нам. Это сугубо технический вопрос, и мы готовы были к любой форме контроля законности наших действий со стороны СБУ. Для этого надо внести изменения в закон — законопроект этот очень короткий, состоит с четырех слов. Монополия не прописана, право на снятие информации имеют Служба безопасности, полиция, а мы хотим, чтобы туда добавили и НАБУ. В Польше девять органов имеют такое право.
Конечно, бегать по депутатам и собирать голоса в поддержку законопроекта я не имею права, поскольку считаю, что руководитель правоохранительного органа не может этого делать. Когда мы встречаемся с международными коллегами, об этих проблемах говорим. Но мы видим, что предоставить нам этот ресурс нет желания и политической воли. Каких-то конкретных аргументов в пользу того, что этого делать нельзя, мы не услышали. Если это решение не будет принято, то фактически можно будет говорить о нежелании предоставить нам полномочия, которые бы способствовали оптимизации нашей деятельности. Других объяснений я не слышал. Есть просто нежелание.
— Как отсутствие этого ресурса сказывается на расследовании?
—Я не хочу, чтобы это расценили как обвинение в сторону руководства СБУ. Но мы довольно долго «вели» сотрудника СБУ, и когда ситуация пошла на уровень выше, произошел «слив» информации, и разработка была сорвана.
Если вспомнить дело судьи Чауса, там также был «слив». Сумма взятки стала больше: сначала он требовал 100 тыс., а потом — 150 тыс., поскольку Чаус уже знал, что его «ведут».
— Ресурсные ограничения НАБУ «прослушкой» не исчерпываются. Вы не имеете полного доступа к базе е-деклараций. В свою очередь НАПК, владеющее ею, не имеет доступа к базам госреестров и другим, которые есть у вас.
— Мы создали для НАПК рабочие места, чтобы они работали с нашими базами данных. Сейчас у нас рихтуется очень серьезная аналитическая база, которая в ближайшее время будет увеличена. Ресурс у нас не такой большой, и мы создали им рабочие места уже давно.
— Вы создали для сотрудников НАПК рабочие места, чтобы они могли, пользуясь вашими ресурсами, проверять е-декларации?
— Да. Мы начали это делать еще летом. Мы хотим (а это еще и предусмотрено законом), чтобы они прикомандировали своих сотрудников, которые бы получили ключи доступа и входили бы как работники НАПК в командировке в НАБУ. Мы отвечаем за сохранность персональных данных, и каждый вход в базу данных фиксируется. Мы их зовем, но они хотят, чтобы доступ к этим базам мы протянули в НАПК. Сами они сейчас не имеют возможности проводить эти проверки, а мы говорим, что наиболее эффективный способ проверок — использовать эти базы. Я хотел бы публично заявить, что мы предоставляем им рабочие места и базы, но пусть они дадут возможность реализовать наши компетенции относительно деклараций. Потому что мы имеем доступ к е-декларациям на сайте НАПК в таком же виде, как обычный гражданин. Поверьте, это совсем не способствует работе.
— Кто и как теперь может повлиять на решение этой проблемы?
— Увидим. После нашей первичной переписки у меня есть ощущение, что мы будем вести этот процесс очень долго. Есть, например, декларация, из которой следует, что сумма дохода у декларанта увеличилась в несколько раз, либо у кого-то появилась недвижимость, которой раньше не было. Фактически, имея полный доступ к этой базе и используя аналитические программы, можно очень эффективно работать. Сегодня у нас два основных предложения к НАПК. Первое — в который раз предлагаем помощь: приходите, используйте наши ресурсы, проверяйте. Второе — дайте нам, как и велит закон, полный доступ к своей базе данных, чтобы НАБУ, согласно своей компетенции, могло эффективнее исполнять свои обязанности. То есть мы — вам, вы — нам.
Формально — они не могут нам отказать, однако этот процесс можно надолго затянуть. Почему я еще в июне позвал их к нам? Потому что я уже прошел этот очень сложный путь. Переговоры с фискальной службой продолжались почти восемь месяцев, прежде чем мы начали получать доступ к базам ГФС. А в НАПК вообще непонятно, кто и что там организовывает. На сегодняшний день у них даже не утвержден порядок полной проверки деклараций и не определено, как они будут вручать этот протокол.
