Главная

Почему традиционные корпорации проигрывают в гонке инноваций

Последние несколько десятков лет мы наблюдали попытки корпораций, в первую очередь американских, попасть в струю инноваций.

Компании, у которых это получалось, были скорее исключением, чем правилом.

С 2005 года я начал задумываться, почему старые корпорации, которым сотня и более лет, не добиваются успеха на этом поприще, несмотря на большое желание и достаточное финансирование.

Чаще всего они проигрывали гонку инноваций небольшим фирмам, которые выводили на рынок инновационные продукты и быстро масштабировались.

Более того, за последние 20 лет эту гонку начали проигрывать и компании, считавшиеся еще десять-двадцать лет назад супер-инновационными.

Понятно, что в любом правиле есть исключения. Например, IBM уже больше ста лет сохраняет лидерство во многих сегментах.

Как говорят профессоры Стэнфордской бизнес-школы, 80% компаний, попавших в список Fortune 500 в двадцатом веке, пришли из инновационной и технологической отраслей. Они начали теснить традиционные энергетические, промышленные и FMCG-корпорации из верхушки мирового рейтинга.

Конкуренты традиционных корпораций выросли из стартап-индустрии.

Эта индустрия начала особенно активно развиваться после IPO Hewlett-Peckard и AMPEX в 1950-х годах. Она дала жизнь нескольким поколениям условно «старых компаний». Сначала появились Intel, Apple, Microsoft, затем — Google, PayPal, Salesforce, последняя волна — Facebook, Twitter, Uber, Airbnb, Dropbox.

С каждым годом крупных инновационных игроков становится все больше. Их уже нельзя назвать исключением из правил. Они формируют инновационный тренд, который затрагивает все более широкие пласты потребителей.

Большое количество успешных компаний позволило заняться их изучением и анализом. В 2000-х годах в отрасли появилось несколько методологий, например, Customer Development, Lean Canvas, 8 Blocks.

Ведущие бизнес-школы, ориентированные на предпринимателей, уже считают своими основными конкурентами акселераторы для стартапов. Акселераторы не учат, а помогают строить бизнес. Вместо того, чтобы брать деньги за обучение, они предоставляют финансирование.

Расплата за консерватизм акционеров

Почему традиционные компании с сильными позициями на рынке, условно неограниченными ресурсами, пониманием индустрии, огромной базой пользователей не могут эффективно конкурировать с инновационными компаниями, у которых дефицит ресурсов и малое количество сотрудников?

У всех публичных компаний есть одна проблема, мешающая им работать с «длинными» стратегиями. Если публичные компании торгуются на рынке, то их акциями владеет большое количество акционеров. Речь идет о тысячах и даже миллионах акционеров, большинство из которых заинтересованы в дивидендах.

Исходя из этого, выстраивается система мотивации руководства компании. «Длинные» стратегии требуют инвестиций сегодня, а приносят дивиденды через несколько лет. Инновации — это, как правило, «длинные» стратегии, ориентированные на пять-десять лет и обладающие высокими рисками.

Если компания достаточно мощная, старая, и ее акции давно торгуются на бирже, то она ориентируется на краткосрочные и среднесрочные стратегии, с невысоким уровнем риска. Чаще всего такие компании избегают «неопределенности Найта».

Они стараются работать с понятными продуктами на известных рынках. Это обеспечивает невысокий, но гарантированный доход. Такая стратегия подразумевает доходность в порядках стоимости капитала на открытых рынках, единицы процентов, редко больше 10% годовой доходности.

Поэтому СЕО или GM компании выносит на утверждение совета директоров в основном консервативные стратегии и тактики. А совет директоров, защищающий интересы рядовых акционеров, их утверждает.

Исключения составляют компании, выстроившие защиту от влияния миноритарных акционеров. Например, в Google «голосующими» акциями владеет ограниченное количество людей. На бирже в основном торгуются привилегированные акции. Их владельцы не могут влиять на стратегии компании.

IBM за сто лет создала имидж корпорации, которая умеет и может оперировать инновациями. За это время акционеры приняли правила игры. Они позволяют руководству ввязываться в высокорисковые инновационные продукты и стратегии.

Развитой капитализм и публичные рынки капитала дают большие возможности, но платить за это приходится консерватизмом рядовых акционеров. Владельцами акций являются домохозяйства, желающие в конце года получить дивиденды.

Неопределенность неприемлема

Для минимизации рисков в ущерб потенциальным выгодам от инноваций существует еще одна причина. Когда компания выводит на рынок инновационный продукт, есть высокая вероятность того, что продукт не будет воспринят рынком. Если это случится, акции компании упадут в цене.

Падение может быть небольшим, если продукт не относился к основному бизнесу компании, а может быть большим, если продукт и есть основной бизнес. Падение курса акций, связанного с провальным выводом нового продукта на рынок, может находиться в диапазоне 2-15%. При капитализации компании в 10 млрд долл это будет означать 0,2-1,5 млрд долл. Это неприемлемо много для акционеров.

Как следствие двух указанных выше причин мы видим, что для традиционных корпораций «неопределенность Найта» неприемлема. Если корпорация не уверена, что продукт будет принят аудиторией, корпорация его не выпустит.

Повышение вероятности успеха продукта вплоть до значения, близкого к 100%, добивается исследованиями, опросами и фокус-группами. Они не позволяют определить спрос на инновацию, но применимы к стандартным продуктам.

Большинство инноваций от корпораций вообще и почти 100% инноваций от корпораций, далеких от технологий, не являются инновацией. «Стиральный порошок с голубыми кристаллами» является еще одним порошком для старого метода стирки. Это не решение проблемы более эффективным способом.

Отсев инновационных компетенций

Один из способов уменьшения рисков инновационного продукта — это получение обратной связи от пользователей. С ее помощью можно вносить изменения в продукт до тех, пор, пока он не будет решать проблему потребителя. Такой подход обеспечивает продукту растущий спрос на рынке.

В небольшой гибкой компании фронт общения с потребителем находится близко к центру принятия решений. Чаще всего в стартапе это одни и те же люди. Так можно быстро, недорого и эффективно проводить итерации по развитию продукта. На этом построена Customer Development и другие методологии.

В корпорациях с эффективностью итераций продукта большие проблемы. Корпорации имеют от нескольких до нескольких десятков уровней менеджмента. Цикл принятия решений длинный, иногда занимает месяцы, и неэффективный.

В корпорации информация об обратной связи с потребителем часто искажается. «Рынок сказал, что им нужен зеленый продукт». Через два месяца мы даем рынку ответ: «Спасибо за вашу обратную связь, вот вам круглый продукт».

Дополнительную сложность привносят корпоративные бизнес-процессы. Долгие и сложные процедуры, отчеты по каждому шагу становятся большой проблемой.

Отдельно надо отметить, что классическая корпорация выталкивает людей, обладающих предпринимательским складом ума. Такие люди отсеиваются на собеседованиях и в первые годы работы.

Чаще всего в корпорации не существует компетенций для развития инновационных направлений. Более того, даже креативную работу, например, в рекламе или дизайне, корпорации чаще всего аутсорсят.

Корпоративный мир привык работать с миллионами клиентов, миллиардами маркетинговых контактов в год и стандартными продуктами. Он не понимает, как искать несколько сотен первых пользователей и как с ними работать.

Деятельность корпораций «заточена» на среднего потребителя, который представляет миллионные аудитории. Пошаговое же развитие инновационного продукта от нескольких пользователей к десяткам миллионов — невозможно.

Если инициатива развивать инновации формируется сверху, например, СЕО смог убедить в этом совет директоров, то ее заблокирует средний менеджмент. Линейным сотрудникам эта инициатива и вовсе будет недоступна для понимания.

Если инициатива развивать инновации будет формироваться снизу, то непринятие рисков на среднем уровне менеджмента не позволит инициативе дойти до центра принятия решений.

Конечно, в этой картине есть исключения, которые подтверждают правила. Более того, за последние 30 лет корпорации научились взаимодействовать с внешними инновациями, но это тема отдельного материала.

Ложка меда в бочке дегтя

Как обстоят дела с инновациями в украинских корпорациях? Есть большое количество факторов, которые негативно влияют на развитие инноваций.

К сожалению, у нас за последние 25 лет развивалась только ресурсная экономика. Основными движущими силами были энергетика, добыча и переработка полезных ископаемых, сельское хозяйство.

Даже в области IT у нас развивалась ресурсная составляющая — аутсорсинг. Каким бы интеллектуальным он ни был, он находится на нижних звеньях цепочки создания добавленной стоимости. А в экономике, которая относится к ресурсам неэкономно, нет спроса на инновации в промышленности.

Внутри страны нет потребительского спроса на инновации, так как невысокие доходы не позволяют удовлетворять элементарные потребности населения. У людей нет возможности тратить деньги на инновационные продукты.

Как следствие, маленький объем рынка не позволяет обеспечить окупаемость разработки и внедрения инноваций и выпуска инновационных продуктов.

Однако в бочке дегтя есть ложка меда. Молодой капитализм и приватизация закончилась не так давно. В большинстве украинских корпораций собственник принимает активное участие как в формировании стратегии, так и в менеджменте. Это позволяет формировать инновационную цепочку в молодых корпорациях.

Что же собственники видят в качестве преимуществ в развитии инноваций? Вспомним старый анекдот. Советская делегация спросила в Японии у местных предпринимателей, насколько СССР отстал от Японии. Ответ: «Навсегда!».

Да, большинство украинского ресурсного, перерабатывающего и производственного бизнеса отстает от мирового от пяти лет до нескольких десятков лет, и с каждым годом этот разрыв нарастает. Развитие инноваций в национальных корпорациях — это шанс впрыгнуть в экономику знаний.

Украинские олигархи показали, что можно зарабатывать на глобальных инновациях, инвестируя в стартапы и венчурные фонды. Украинские деньги есть в некоторых венчурных фондах Европы и США. Украинские олигархи принимали участие в нескольких крупных технологических IPO.

С недавних пор большинство ФПГ и холдингов начали активно интересоваться рынком инновационных компаний, а также возможностями портфельного инвестирования в глобальные стартапы. C начала 2016 года почти 20 таких структур интенсивно наращивают экспертизу в данной области, привлекая украинских специалистов и специалистов из-за рубежа.

Информация о материале

Опубликовано: 06 сентября 2016

Президент на приватно-державной растяжке

«Так они не меня вышибут, а себя».

Игорь Коломойский о национализации Приватбанка

Разговоры о возможной национализации Приватбанка идут без малого год.

Еще прошлой осенью глава НБУ публично заявила, что не исключает этот сценарий, и заверила, что регулятор готов к выполнению этой непростой задачи, хотя всех без исключения пугает перспектива каких-либо манипуляций с крупнейшим системным финучреждением страны.

На уходящей неделе «вопрос «Привата» снова всплыл на поверхность — в высокие политкруги, а потом и в СМИ просочилась информация о переговорах между одним из собственников банка Игорем Коломойским и президентом Петром Порошенко о продаже последнему в рассрочку 50% телеканала «1+1» по предварительной цене в 250 млн долл. Причем обменным лотом в торгах выступает, ни много ни мало, дальнейшая судьба самого сберегательного банка Украины. Вот только высказываемые при этом версии разнились кардинально. По одной из них, Игорь Валериевич якобы уступает половину «Плюсов» в обмен нане-национализацию, а по другой, наоборот, — на национализацию Приватбанка, но на выгодных для себя условиях.

Стороны переговорного процесса, конечно, поспешили все опровергнуть. Однако источники ZN.UA информацию о переговорах не только подтверждают, но и уточняют: последний раунд проходил на острове Капри лично между гарантом и олигархом. Нюансами схемы, якобы, занимаются Александр Грановский и Игорь Кононенко. По поводу итогов — договорились или, наоборот, разругались — разные источники выдвигают противоположные версии. Причем обе из них могут быть верны. Ведь стороны переговоров — известные хозяева своего слова, поэтому как дать его, так и забрать каждая из них может легко.

Как бы там ни было, национализация на приемлемых для сторон условиях действительно является одним из рассматриваемых вариантов. Вопрос о судьбе «Привата» и степень удовлетворения интересов переговорщиков — это фактор не только финансового, но и политического, социального влияния. Вот только какова вероятность того, что в случае реализации на первом месте будут учитываться интересы государства и налогоплательщиков?

Кому оно надо?

Понятно, зачем получение контроля над одним из наиболее рейтинговых телеканалов нужно президенту, конечно, собирающемуся на второй срок, но стремительно теряющему электоральную поддержку. По данным ZN.UA, интерес Банковой гораздо шире «плюсов», там ищут возможности получения стабильного влияния на «картинку» еще ряда телеканалов — от «Ери» до NewsOne — для создания информационного щита президента.

Но не совсем ясно, зачем это нужно Коломойскому, ведь уступка 50% в собственности телеканала обрезает его 75-процентную долю (остальное принадлежит Г.Суркису и В.Медведчуку) до всего лишь 25%. И должна означать фактическую потерю контроля над прицелом его самого мощного медиа-оружия. То есть либо потеря банка, опорной структуры всей приватовской бизнес-империи, — еще больнее и намного катастрофичнее, либо олигарх уверен, что даже с оставшейся четвертью «плюсов» не потеряет своего влияния на медиа-ресурс. История с менеджментом миноритария «Укрнафты» подкрепляет эту веру. Да и потом, как говорится, партнеров у Коломойского не бывает, только заложники.

При этом, несмотря на жесткую позицию западных функционеров, относящихся к Коломойскому крайне недоверчиво и с опаской, причем настолько, что вопрос самого системного банка в Украине даже прописан в специальном разделе действующей программы МВФ, никому не надо заблуждаться, что олигарх уже загнан в угол или его «ведут на флажки». Более того, это еще вопрос — кто, кого и куда ведет, ведь пространства для маневра у Игоря Валериевича пока все еще больше, чем у Петра Алексеевича.

Во-первых, именно непредсказуемость «маневров» — нелинейная реакция на возникающие проблемы и циничная креативность в поиске вариантов их решения — делают Коломойского непотопляемым вот уж при котором кряду президенте. Во-вторых, славится Коломойский способностью выполнить и осуществить любые угрозы и намерения, что, к слову, в начале войны и было самым серьезным аргументом в принуждении к послушанию матерых криминальных авторитетов, причем далеко не только Днепропетровской области, но и Одесской, Запорожской, Харьковской. В-третьих, в числе его нынешних союзников Арсен Аваков (сейчас реально второй человек в стране), и Арсений Яценюк со своим влиянием на формирующую коалицию фракцию, и в значительной мере Александр Турчинов, не говоря уже о многих других персонажах украинского политического паноптикума.

Тот факт, что в руках Коломойского находится крупнейший системный банк страны, пугает многих, в том числе и МВФ. Ему как главному кредитору хаос в Украине точно не нужен. И тот факт, что акционеры Приватбанка пока внешне благопристойно (для глаз функционеров МВФ) и вроде бы добросовестно выполняют утвержденную для банка программу капитализации, служит дополнительным аргументом в его защиту. В том числе и в судах, «арсенал» и «портфолио» работы с которыми у Коломойского и Ко тоже весьма впечатляющи и внушительны.

Цена вопроса

Если бы масштаб существующей проблемы ограничивался только Приватбанком, то правильнее всего было бы соотнести ее с объемами сосредоточенных в банке депозитов населения (ну, там, электорат, потенциальные социальные взрывы и все такое). По данным НБУ, их в Приватбанке на 1 июля 2016 г. было сосредоточено свыше 148 млрд грн (или 36,3% общей массы по стране). Для сравнения, у ближайшего преследователя Ощадбанка — в 2,5 раза меньше (58 млрд). Именно «Приват» давно стал главным сберегательным учреждением для украинцев, что, с одной стороны, обеспечивает его относительную неприкосновенность, а с другой — увеличивает риски как для государства, так и для вкладчиков.

«Во избежание паники среди клиентов «Привата» государству придется гарантировать в полном объеме выполнение всех обязательств банка как по возвращению привлеченных депозитов, так и по текущим платежам, которые осуществляются за счет средств на расчетных счетах клиентов, — объяснил ZN.UA эксперт Экономического дискуссионного клуба Евгений Олейников. — Учитывая, что поступления банка при этом будут минимальны (ведь клиенты перестанут заводить средства в банк и, наоборот, попытаются их из него вывести), необходимо будет обеспечить аккумуляцию соответствующих средств за счет собственных источников страны. Таким образом, для национализации «Привата», чтобы не вызвать обвал национальной банковской системы, нужны средства в сумме, сопоставимой с суммой обязательств банка». То есть порядка 230 млрд грн.

По словам эксперта, если государство воспользуется стратегией, которая применялась при прошлых национализациях банков, то есть заморозит и реструктуризирует выплаты, негативные последствия будут еще масштабнее. И не только непосредственно для владельцев депозитов, но и для предпринимательской среды в целом. «Приват» обслуживает огромное количество текущих операций украинского бизнеса. Необходимость искать новые способы расчетов и разруливать кризис неплатежей из-за замороженных средств — это не поборы взимать, и украинским чиновникам такое вряд ли по силам. Казалось бы, проще Приватбанк вообще не трогать, но и оставить все как есть получится едва ли.

Самый-самый

Приватбанк в лидерах не только по объему депозитов и активов, но и по объемам полученного рефинансирования НБУ, а также кредитной задолженности в портфеле. Причем доля «инсайдерских» кредитов (предоставленных компаниям, связанным с собственниками), даже по официальным данным, свыше 25%, по неофициальным — много больше.

В первых числах августа Приватбанк выплатил купон в размере 12,1 млн долл. по субординированному долгу на сумму 220 млн долл., который в ноябре 2015 г. был реструктуризирован, а выплаты продлены до 2021-го.

Не спешит «Приват» рассчитываться и с НБУ — общий объем полученного им с начала 2014-го рефинанса составил 26,8 млрд грн, и долг этот тоже был реструктуризирован. Факт реструктуризации в НБУ не отрицают, однако ее подробности под предлогом банковской тайны не разглашаются. Источники в Нацбанке говорили о неком постановлении регулятора (№103/БТ от 23 марта 2016 г.), которое переносит выплату основной суммы задолженности (18,7 млрд грн) на 2017 г.

Еще в марте Приватбанк добился судебного решения, запрещающего Государственной исполнительной службе и любым ее правопреемникам, в том числе и НБУ, любые действия, касающиеся ареста счетов банка, а также любое принудительное списание средств с его корреспондентских счетов в НБУ. То есть, если банк перестанет выполнять свои обязательства перед регулятором, последний не сможет применить к нему какие-либо санкции. Юристы «Привата» заверили, что это решение никак не повлияет на отношения между банком и регулятором, однако в НБУ решение Днепровского суда все же посчитали неправомерным и пообещали его опротестовать, правда, до сих пор не преуспели. А если уж регулятору возврат своих денег не по зубам, то что тогда говорить о простых вкладчиках? Впрочем, как и о непростых, многие из которых, покусившись на уж очень выгодные условия кипрского филиала «Привата» (единственного, кстати, для всей системы), потом испытывали немалые трудности с возвращением вложенного.

По объемам кредитных задолженностей «Приват» также в лидерах по системе — 166 млрд грн займов, из которых 142 млрд — кредиты юрлиц, под обесценивание которых банк зарезервировал чуть больше 19 млрд (всего лишь 13,4%). Но проблема не только в объемах и резервах, но еще больше — в залогах.

«Все понимают, что кредитование бизнеса, связанного с собственником банка, в «Привате» превышает все разумные пределы. Даже из отчетности банка видно, что все секторы, с которыми он сотрудничает, очень близки группе «Приват», и было бы наивно предположить, что банк не кредитует связанные структуры, а кредитует их конкурентов. Сама по себе проблема инсайдерского кредитования, по моему мнению, решаема, и банк взял на себя определенные обязательства перед регулятором. Вопрос в другом, выполняются ли они и как? — отмечает руководитель аналитического отдела Concorde Capital Александр Паращий. — Из отчетности банка мы знаем, что до 1 сентября с.г. он должен был решить вопросы с залогами по кредитам. Очевидно, те залоги, которые у них есть сейчас, не соответствуют новым требованиям НБУ. То есть залогами, по всей видимости, выступают имущественные или корпоративные права, а не само имущество. Но если отвлеченно взглянуть на ситуацию, то есть ли смысл собственнику менять залоги на реальные, с учетом ситуации в стране, отношений его с властью и постоянных разговоров о национализации принадлежащего ему финучреждения?».

Вопрос справедливый. Зачем показывать то, что потом могут отобрать? Из статистики банка мы видим, что с декабря прошлого года его кредитный портфель не особо изменился, крупнейшими реципиентами средств все еще остаются отрасли, в которых активным игроком является промышленная группа «Приват». При этом качество кредитного портфеля банка ухудшается, в частности объем просроченных займов с декабря прошлого года подрос на 10 млрд грн.

Эти кредиты со всеми просрочками, обеспеченные сомнительными залогами, могут стать головной болью государства.

Где выход?

Самый простой и оптимальный для всех вариант — это договориться о том, что банк за несколько лет постепенно выйдет на выполнение всех нормативных требований регулятора. Именно такой рецепт был согласован с МВФ и выписан Приватбанку, получившему три года на приведение деятельности в порядок и сокращение доли инсайдеров в кредитном портфеле (а там, глядишь, и АМКУ наконец «расчехлится»). Все бы хорошо, если бы хотя бы одна из сторон искренне верила, что «пациент» будет «лечиться» добросовестно. Да и о своей способности обеспечить надлежащий присмотр (читай — надзор) за таким-то «детинушкой» в Нацбанке заверяют только на людях. А в стенах здания на Институтской подчиненные Рожковой (и.о. зампреда НБУ, курирующая банковский надзор), поговаривают, под любым предлогом отказываются участвовать в его проверках — слишком хлопотно стало.

Даже буквоеды МВФ, по информации ZN.UA, не верят в успех оздоровительного плана НБУ. По предварительным договоренностям, если банк хоть на шаг отступит от выполнения инструкций регулятора, его национализация должна начаться незамедлительно. По официальной версии центробанка, «в такому випадку фінансові втрати клієнтів банку відсутні». Но все понимают, что это не так. По информации ZN.UA, чиновники МВФ пообещали украинской стороне, что в случае национализации будут лично вести переговоры с Коломойским и объяснять ему, собственнику не только «Привата», но и других многочисленных активов за границей, почему не стоит раскачивать ситуацию и чем для него лично будет чреват возможный коллапс украинской финсистемы. Человек разумный все бы понял, но архирисковый игрок, коим является Коломойский, может и не внять предупреждениям. Тем более что и в рукавах Игоря Валерьевича немало козырей.

«Проблема национализации не столько в кредитах и вкладчиках, сколько в платежных системах банка. Через «Приват» осуществляется свыше 50% всех платежей и карточных переводов. Зайдя в любой ресторан или магазин, вы с вероятностью 50/50 пользуетесь терминалом «Привата». Сотрудники НБУ именно в этом видят основной риск, так как банк в случае национализации может парализовать платежи в стране. Шутка ли, НБУ не знал, например, где физически находятся серверы банка, — объясняет член парламентского комитета по вопросам финансовой политики и банковской деятельности Павел Ризаненко. — Сейчас, по моим данным, даже технические вопросы можно решить, но гарантировать, что все пойдет гладко, никто не возьмется. В теории все просто — принимается решение, НБУ заходит в «Приват» и менеджмент банка начинает выполнять их указания. На практике есть большие сомнения в том, что менеджмент действительно будет управляем НБУ».

То, что национализация Приватбанка вызовет панику на рынке, понимают все. Даже если процесс пройдет без сучка и задоринки (что маловероятно), финучреждение на время приостановит свою работу, платежи по счетам в это время осуществляться не будут, тысячи юридических лиц окажутся заложниками обстоятельств, заблокируются и счета физических лиц. Даже если специалисты НБУ, которые к этому сценарию наверняка готовились, сработают на отлично, паника не пройдет бесследно для экономики. Но что будет потом, сможет ли государство эффективно управлять крупнейшим банком?

«Если пристальнее взглянуть на те три банка, которые были национализированы в кризис 2008–2009 гг., что мы увидим на сегодняшний день? Из тройки — «Родовида», «Киева» и Укргазбанка — только последний вышел на более-менее нормальные показатели и лишь потому, что он с самого начала был наименее проблемным, — комментирует для ZN.UA экономист Международного центра перспективных исследований Александр Жолудь. — Успех государства в управлении двумя другими банками был минимальным, и по факту страна на их национализацию потратила больше денег, чем потеряла бы, допустив их банкротство».

Активы «Привата» сравнимы с суммой активов всех тех банков, которые за последние два года были выведены с рынка. Представьте масштаб, один «Приват» — это та треть банковской системы, которая оставила рынок. Он настолько большой, что любые манипуляции с ним — это безусловное влияние на банковскую систему, сравнимое с тем, что происходило во время Гонтаревской очистки. С той лишь разницей, что очистка проходила все-таки два года, а не одномоментно.

Но лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Коломойский — единственный, кому выгоден длительный и растянутый во времени переговорный процесс о судьбе банка. Эдакая игра в верю-не-верю национального масштаба, позволяющая ему без проблем финансировать свой бизнес средствами вкладчиков, имитируя выполнение требований регулятора, шантажируя власти обвалом финсектора и затягивая время, а там, как говорится, либо ишак, либо падишах.

По информации ZN.UA, подковерно обсуждаемый вариант национализации (передачи государству активов) «Привата» может сопровождаться масштабной успокоительной PR-акцией для вкладчиков, МВФ и налогоплательщиков, с чьими интересами он, вероятнее всего, разойдется. Ведь в случае национализации из учреждения будут выведены карточный портфель (то есть все работающие карточные кредиты, формирующие доходную часть банка) и соответствующие процессинги. Произойдет это негласно (если еще до) или гласно (если уже после — через продажу этой части бизнеса), не суть важно. Главное, прибыльная и функциональная часть этого бизнеса в итоге должна оказаться подконтрольной нынешним собственникам, а государству — остаться только вывеска, проблемные активы и долговые обязательства. Что, по понятным причинам, выльется для налогоплательщиков в многомиллиардную сумму. Понимает ли это президент? Да. Готов ли он на это пойти? Не совсем. Но у него сложная задача: вырвать жало, не ужалиться и медку хапнуть.

«В данном случае речь будет идти о вхождении государства в капитал банка. Согласно законодательству, это возможно либо посредством приобретения акций при их дополнительном размещении в обмен на гособлигации, либо в виде предоставления займа теми же гособлигациями Украины, — объяснила ZN.UA эксперт по вопросам финансовой политики Института общественно-экономических исследований Антонина Дешко. — Бюджет этого года позволяет это Кабмину, но принятие решения о капитализации «Привата» государством как минимум приведет к дополнительному росту объема государственного долга, который по итогам прошлого года уже составил почти 80% ВВП при законодательно установленном предельном уровне в 60%».

Естественно, с учетом всех этих факторов мы понимаем, с какой хитроумной задачкой пытается сейчас справиться президент. Понятно, что решение такого вопроса не будет простым, так как ответственность колоссальная, а последствия — непредсказуемы.

Должен ли переговорный процесс проходить публично? Вряд ли. Так как ответы на «приватный вопрос» есть у каждого, но ни один из них не будет правильным, а множество мнений и страхов будет только сбивать с толку клиентов банка и сеять панику среди вкладчиков.

Должна ли сама национализация быть прозрачной? Однозначно да. Чтобы всем и каждому было понятно, что в итоге получает государство, и как именно оно будет распоряжаться полученным. Ведь если национализация состоится, она в любом случае пройдет за счет нас — налогоплательщиков. Пока прозрачной и понятной политики государства в отношении Приватбанка и его собственника нет (впрочем, как и адекватной и вменяемой финансовой и экономической политики в целом). Есть рабочие группы, схемы, переговоры и традиция перечеркивать личными интересами разумные наработки экспертов. Но вопрос зреет, и чем скорее окончательное решение по «Привату» будет принято, тем лучше. А что касается modus operandi, то когда один шантажист не знает, как поступить с другим шантажистом, лучше всего действовать по закону.

Информация о материале

Опубликовано: 06 сентября 2016