Реформа корпоративного налога — одна из критически важных составляющих налоговой реформы в Украине, за которую долго и упорно боролись эксперты-активисты, а также многочисленные бизнес-ассоциации и их коалиции.
В октябре прошлого года решением Национального совета реформ задача разработать переход от коррупционного и малоэффективного налога на прибыль к налогу на выведенный капитал (НнВК) была включена в переходные положения закона №1797.
Уже месяц в Министерстве финансов заседает рабочая группа по этому вопросу. В нее входят представители бизнеса и Государственной фискальной службы, народные депутаты, независимые эксперты. Свои заключения подготовили также Немецкая консультативная группа и МВФ. Однако с учетом сложившегося на сегодняшний день соотношения сил внутри рабочей группы, а также повального распространения ложных стереотипов в комплексе с недопониманием цели изменения существует реальная опасность вместо реформы получить антиреформу.
Зачем реформировать «то, что и так работает»?
Украинская налоговая система, по данным опросов бизнеса, уверенно лидирует среди проблем делового климата, связанных с экономической политикой. Именно для того чтобы исправить эту ситуацию, и организовалась три года назад группа «Налоговая реформа» Реанимационного пакета реформ. Конечно, для этого нужно сокращать налоговую нагрузку, но этого нельзя сделать без сокращения расходов государства. Что, в свою очередь, требует многих других достаточно проблемных и длительных реформ: пенсионной, социального обеспечения, госзакупок, естественных монополий, медицины, образования и т.д.
Однако, кроме суммы поступлений/изъятий, не меньшее значение (по данным тех же опросов) имеет и то, кто, как и за что именно платит. Эти вопросы, собственно, и решает налоговая реформа. В наших условиях она призвана, прежде всего, уменьшить возможности для коррупции и произвола (в том числе неравного отношения к разным плательщикам одного и того же уровня — пристрастного к «чужим» и снисходительного к «своим»), избирательного правоприменения, а также широкомасштабного уклонения от налогов. Ключевым фактором коррупции, в свою очередь, эксперты (опираясь на научный подход и практический опыт, не только украинский) определили дискреционность законодательства, то есть возможность применять и трактовать его по усмотрению чиновника.
С этих точек зрения, налог на прибыль выглядит более чем проблематичным, особенно на фоне ощутимого прогресса в других сферах: снижение ЕСВ до 22% и подвижек в администрировании НДС, в частности, запуска единого реестра на возмещение.
Существенным шагом вперед стал в свое время отказ от привязки признаваемых налоговой расходов к «хозяйственной деятельности», здесь было главное поле дискреции, а значит, и коррупции. Но как уже успели почувствовать подвергшиеся проверкам плательщики, начисление налога на прибыль, рассчитанную в соответствии с правилами бухучета, далеко не решило все вопросы. Впрочем, пока таких немного, поскольку налоговая сама еще не очень готова к такого рода проверкам. Однако если сохранить статус-кво, то по мере того как налоговики будут осваивать бухучет, пострадавших от произвола и вымогательства будет становиться все больше и больше. Ведь даже без пресловутой «хоздеятельности» вычисление финансового результата всегда оставляет простор для «суждений», «толкований» и разного рода оценок, к которым при желании всегда можно придраться. С другой стороны, как подтвердит любой финансовый директор или главбух, прибыль можно «нарисовать», а можно «не показать». То есть дискреция и возможности для уклонения в данном случае неразрывно связаны с самим предметом налогообложения.
Именно поэтому и появилась идея заменить налог на прибыль налогом на выведенный капитал. В этом случае предмета для документарной проверки начисления нет вообще, поскольку решение о выплате дивидендов (за счет прибыли или без таковой — никого не волнует!) принимают владельцы фирмы по собственному усмотрению. А значит, проверять можно разве что факт уплаты налога с распределенной суммы — для этого достаточно просмотреть историю платежей, даже не заходя на предприятие. Иными словами, предметом контроля становятся не методика и виртуально начисленные внутри предприятия суммы, а конкретные операции, отраженные в банковских проводках и других внешних источниках. Соответственно, открывается возможность радикально сократить проверки, а значит, избавить предприятия от лишних хлопот, потерь и коррупционного давления. Ну и, наконец, «перезагрузить» (с существенным сокращением) налоговую с тем, чтобы привлечь туда желающих честно работать на достойные зарплаты, а не заниматься вымогательством и выбиванием планов по «налоговой нагрузке». Это — главная суть реформы.
С чисто экономической стороны, НнВК хорош тем, что откладывает момент уплаты до распределения дивидендов, то есть оставляет ресурсы для реинвестирования в бизнес. Это дает преимущество тем, кто видит возможности для выгодных инвестиций, особенно новым растущим фирмам, которым трудно привлечь кредиты. Вместо них начинают платить те, кто, будучи убыточными (реально или фиктивно), проедают свой капитал.
Таким образом, НнВК будет непрямо способствовать структурному обновлению экономики и поддерживать предпринимательство как динамичный процесс создания и отмирания предприятий. С другой стороны, позволяя отложить момент уплаты, государство дает бизнесу возможность приумножать деньги и, наверное, получит в результате больше поступлений, но спустя некоторое время, причем трудно предсказать заранее, насколько долгое. Поэтому, чтобы не нарушить баланс госфинансов, на этот период необходимо предусмотреть какие-то компенсаторы: за счет либо сокращения расходов, либо роста поступлений.
Искусство затыкать дыры
Естественно, от НнВК будут тоже пытаться уходить, как сейчас уходят от налога на прибыль, хотя, вероятно, несколько меньше, ведь платить его придется не каждый раз, а только при выплате дивидендов. Тем не менее контролировать основные каналы вывода прибыли в обход НнВК придется, и авторы законопроекта даже предусмотрели для таких операций повышенную ставку. Поэтому при всем желании совсем отказаться от проверок, конечно же, не удастся, однако разумный компромисс состоит в том, чтобы оптимально сфокусировать их на самых крупных видах «схем», оставив, по крайней мере, на время в покое подавляющее большинство плательщиков.
Речь идет не о новом моратории, а о своего рода риск-ориентированном подходе, который максимизирует эффективность. Как говаривал выдающийся фискал XVII ст. Жан Батист Кольбер, «налогообложение — это искусство ощипывать гуся так, чтобы получить максимум перьев и минимум писка». Исходя из этой логики, пристальным проверкам должны подлежать операции с нерезидентами, а неусыпному контролю — снятие крупных сумм наличных в банках. Именно через подобные операции можно вывести серьезные объемы дивидендов «оптом».
Проблема в том, что такой экономический подход, основанный на анализе выгод и затрат в случае каждой конкретной схемы, принципиально противоречит перфекционистскому мышлению признанных специалистов по налогам — в подавляющем большинстве своем, юристов и аудиторов, от которых их профессии требуют предельной точности и скрупулезности. Для юриста, привыкшего следить за концептуальной чистотой своих предложений, выглядит дикостью идея оставить без контроля какие-либо операции, через которые в принципе может выводиться прибыль хоть на копейку. Для бухгалтера/аудитора баланс либо сошелся, либо нет, не важно, на гривню или на миллиард. Это вовсе не обвинение: плох тот аудитор или юрист, который мыслит по-другому и игнорирует «мелочи», ибо в этих профессиях мелочей нет. Однако если оставить даже лучших специалистов по налогам наедине с реформой, она грозит превратиться в свою противоположность. Ведь для воплощения на практике концептуально чистых подходов нужно иметь в распоряжении «концептуально чистую» государственную машину и, желательно, еще и «концептуально чистых» людей. А у нас все наоборот: институты слабы, люди же по одну сторону склонны к коррупции, а по другую — к массовому нарушению законов, особенно тех, которые противоречат сложившейся практике.
В то же время стоит напомнить некоторые особенности нашей экономики — и официальной, и, соответственно, теневой.
Во-первых, в ней доминируют крупные и очень крупные предприятия, большинство из которых (в статистике это не отражено) еще и входят в гигантские ФПГ либо принадлежат государству. То есть бОльшая часть дивидендов, выплачиваемых (открыто или скрыто) в Украине, поступает буквально нескольким бенефициарам. И именно эти потоки по понятным причинам хуже всего поддаются контролю.
Во-вторых, огромную часть составляют внешнеэкономические операции, особенно с товарами: на экспорт идет около половины ВВП. А ведь там, за границей, есть «налоговые гавани», в которых так заманчиво «топят» свои прибыли крупные корпорации, в том числе и отечественные — именно они осуществляют львиную долю всех таких операций… И соответствующие механизмы отработаны до совершенства, благо, их помогали оттачивать высокооплачиваемые профессионалы «большой четверки».
В-третьих, любые более-менее сложные (растянутые во времени, со взаимными обязательствами и т.д.) экономические операции по определению имеют свои «транзакционные издержки». Например, риск срыва контракта, стоимость поиска контрагентов и тому подобные явные и неявные затраты. Они тем меньше, чем больше в обществе доверия, чем лучше институты (те же суды) и соблюдение писанных и неписаных правил.
Вот со всем этим в Украине — полный швах, и в этом одна из главных причин наших экономических «негараздів». Но с точки зрения рассматриваемой проблемы, высокие транзакционные издержки выступают естественным ограничителем для прокачивания крупных потоков через мелкие схемы, поскольку, в отличие от обычных затрат, они имеют свойство быстро расти с увеличением масштабов (именно это, кстати, спасает мир от установления одной гигантской монополии). То есть когда говорят «ничего, что через этот канал много не выведешь — ну, так их будет тысяча», то это чисто кабинетное мышление. На практике подобный подход не работает, транзакционные издержки делают его невыгодным.
Транзакционные издержки имеют еще одно важное экономическое свойство: они уничтожают ценность. Ресурсы уходят «в никуда», не принося никакой пользы обществу. Именно этим в самом общем виде объясняется высокая эффективность экономик в странах с хорошими институтами и высоким доверием. Но проверки, учет, контроль, отчетность — это все тоже транзакционные издержки, и они тоже сами по себе снижают общественное благосостояние. Это значит, что даже если бы проблема коррупции не стояла так остро, заставить всех плательщиков подавать, например, документацию по ТЦО (трансфертному ценообразованию) для внутренних операций, а налоговиков — ее проверять, было бы очень плохой идеей. Ведь соответствующие издержки вряд ли оправдали бы фискальный эффект от контроля за «рыночностью» цен в условиях, когда все крупные плательщики рано или поздно заплатят НнВК, а неплательщики — это либо бюджетные учреждения, либо очень ограниченные в своих возможностях и тщательно контролируемые неприбыльные организации, либо мелкий бизнес.
При этом нужно всегда помнить, что когда государство собирает больше налогов, общество в целом еще ничего не выигрывает. Общественная польза измеряется тем, насколько эффективнее они будут потрачены, если попадут в бюджет. То есть даже в самом лучшем случае, если, скажем, государство на эти деньги произведет в полтора раза больше благ, чем мог бы произвести тот, у кого их забрали (хотя трудно представить себе такую ситуацию), то заставить плательщиков совокупно потратить миллиард, чтобы собрать в бюджет на миллиард больше, — значит уменьшить общее богатство страны на полмиллиарда. А если эти деньги просто перераспределены, как, например, в пенсионных или социальных программах, то в этом условном примере на каждый полученный таким образом миллиард нужно было бы прибавлять еще один, потраченный впустую. И, конечно, задача разработчиков налоговой системы — сократить подобные непроизводительные потери до минимума. Тот же миллиард в первом условном примере принес бы пользу обществу, если бы административные издержки, связанные с его сбором, составили, скажем, 200 млн.
Поэтому оптимальный подход к закрытию «дыр» в наших условиях — это ограничиться (по крайней мере, на первом этапе) исключительно внешнеэкономическими операциями, и только достаточно масштабными. Тем более что проверить, например, то же ТЦО пока не получается даже там, где это крайне важно — в операциях с офшорами. А что уж говорить о предложениях проверять его для внутренних операций… Кстати, 70% налога на прибыль собирается с полутора тысяч плательщиков, и все, кто причастен к вопросу, согласны с тем, что если ставить во главу угла поступления, то нужно улучшать работу офиса крупных плательщиков. Образно говоря, охотиться на крупную дичь, а не пытаться гоняться за мышами. Однако почему-то, когда речь заходит о НнВК, об этих здравых идеях сразу забывают!
Таким образом, кратко описанная в начале логика оправдана тем, что на практике сколько-нибудь эффективно охватить мириады мелких операций (да и махинаций) невозможно, а ценой этого было бы возвращение проверочного кошмара в его худшем виде. В результате экономические преимущества НнВК, наверное, никуда не делись бы, но вот главная цель реформы — искоренение причин коррупции — была бы достигнута «с точностью до наоборот». Вряд ли отечественный бизнес скажет спасибо за такую реформу. Впрочем, это, к сожалению, многих устроило бы.
…Представьте себе лодку, построенную по древней технологии из досок. Их стремятся подогнать друг к дружке поплотнее, но щели неизбежно остаются, и через них сочится вода. Конечно, их хорошо бы все-все-все законопатить, но это требует очень большой, долгой и кропотливой работы, а после каждой волны образуются новые мелкие щелочки. Поэтому в таких лодках практически никогда не бывало сухо (пока не появились современные материалы), а воду просто время от времени вычерпывали и плыли дальше. Даже если суммарная площадь всех щелей — с палец, плыть все равно можно, потому что они тоненькие, через них вода может только медленно сочиться, ведь у нее есть вязкость. А вот если в днище дырка с палец величиной, то это беда: из нее хлещет струя, и не заткнув ее, далеко не уплывешь. Хотя бы уже поэтому все усилия нужно бросить на закрытие таких вот больших дыр, а потом уже, возможно, заняться заделыванием щелей, насколько это будет целесообразно.
И, наконец, последний — но не по важности! — аргумент: а кто все эти люди, которые в теории должны проверять каждую мелочь и решать, имело ли место уклонение от налога? Неужели у нас уже есть беспристрастная, квалифицированная (соответственно, высокооплачиваемая) кристально чистая и доброжелательная налоговая служба? Конечно, всем хотелось бы, чтобы она такой стала, даже, наверное, части самих налоговиков. Но все реально мыслящие люди понимают, что до этого еще далеко, а выдавать желаемое за действительное непростительно.
Более того, чтобы перезагрузить налоговую, уничтожив азаровско-клименковскую «институциональную память», необходимо провести очень радикальную реформу, которая, среди прочего, никак не совместима с массовыми проверками. Их просто некому будет делать. С другой стороны, перезагрузка не будет иметь смысла, если коррупционные возможности останутся на нынешнем уровне. Между тем налоги все это время нужно собирать, и далеко не все они платятся добровольно. Поэтому хотя бы на период такой реформы система контроля должна быть оптимизирована до такой степени, чтобы сделать перезагрузку совместимой с жизнью.
Да, за счет концептуальной чистоты и, возможно, некоторых других потенциально (в теории) красивых вещей. Но ради того, чтобы победить повальную коррупцию, которая на практике камня на камне не оставляет ни от чистоты, ни от справедливости, ни от налоговой политики вообще, можно потерпеть.
Немного конкретики
Применительно к НнВК речь идет в основном о нескольких положениях законопроекта.
1. «Платежи, приравненные к дивидендам». Действительно, теоретически можно ведь не называть вещи своими именами и выплачивать дивиденды в натуральной форме или, например, через финансовую помощь. В последнем случае проконтролировать можно относительно легко и дистанционно: платеж идет через банк; да и критерии однозначные, поэтому здесь ничего страшного нет. А вот позволить налоговикам квалифицировать ту или иную покупку как «дополнительное благо», значит, открыть настоящий ящик Пандоры как в смысле проверок на местах (где же еще копаться, как не в документации предприятия, для того чтобы выявить такие «блага»?), так и в смысле дискреции. Это означает море работы для налоговиков (причем работы непосредственно с клиентом — раздолье для коррупции!), море головной боли для бизнеса и… мизерные, если вообще хоть какие-то поступления в бюджет. По той простой причине, что сколько-нибудь крупные фирмы такими операциями вывести свои многомиллиардные дивиденды не могут в принципе, а малый бизнес в совокупности составляет меньше 16% от ВВП страны — и даже если он весь выведет свои прибыли через «дополнительные блага» (чего, конечно же, не будет), то погоды это все равно не сделает. На данный момент поступления налога на прибыль от этой категории плательщиков исчезающе малы, а на их проверки до начала нынешнего года вообще действовал мораторий. Так с какой стати обращать реформу против них, да еще и выхолащивая ее суть?
2. Контроль «обычных цен» при продаже товаров неплательщикам НнВК (имеются в виду в основном субъекты упрощенной системы налогообложения, но в такой формулировке также и НГО, физлица, и т.д.). Нужно отдать должное авторам законопроекта, механизм определения «обычных цен» выписан так, чтобы оставить минимум простора для проверок и дискреции. Наверное, этот раздел стоило бы оставить для целей администрирования НДС, где «обычные цены» вызывают ужас у тех, кто с этим сталкивался. Ну или убрать такого рода контроль и оттуда — если, как, похоже, и обстоит дело, на практике это не приносит никаких заметных результатов. Но есть ли смысл делать всех, кто что-либо продает, не объявляя цену публично, объектом потенциальной проверки по НнВК? Сколько реально выводится через продажу по заниженным ценам с «откатом» — стоит ли овчинка выделки? Или это очередная идея-фикс, рожденная на основе личного опыта какого-то пусть и высокопоставленного человека, который «своими глазами видел такую схему»? Пока никто даже не попытался предоставить доказательства целесообразности этой нормы, а она кочует из одного законопроекта в другой…
3. И, наконец, упорные попытки обложить НнВК все платежи субъектам упрощенной системы за работы и услуги (привет от Азарова!). Действительно, казалось бы, зачем платить 15% за выплату дивидендов, если можно заплатить 5% псевдопредпринимателю и получить те же деньги? Впрочем, это, опять же, в теории. На самом деле этого предпринимателя еще нужно (а) найти, (б) простимулировать (заплатить еще несколько процентов за услугу) и (в) проконтролировать, чтобы он не сбежал со всей суммой, — это и есть пресловутые транзакционные издержки. То есть если вывести нужно пару миллионов, как в малом бизнесе (см. п. 1), то, возможно, это имеет некоторый смысл, но вот если миллиард — уже себе дороже. Плюс пока что никуда не делась конкурирующая возможность просто обналичить оптом под 12%, получив от «ямы» еще и кредит по НДС. Неудивительно, что и сейчас, когда точно так же можно уйти от налога на прибыль, подобная схема не применяется на практике, по крайней мере, сколько-нибудь широко. Это хорошо видно по статистике доходов ФЛП третьей группы без наемных работников, которые оказывают услуги: выводить прибыль имеет смысл только большими порциями, а суммы, близкие к верхнему пределу, получают (в данном случае скрыть ничего нельзя — платеж идет через банк!) буквально десятки предпринимателей. Иными словами, потери бюджета, о которых идет речь, в масштабах страны настолько мизерны, что никак не оправдывают подобных драконовских мер.
Другое дело, что часть ФЛП на третьей группе действительно может квалифицироваться как скрытая занятость по найму. Но это — совершенно отдельная проблема, ни малейшего отношения не имеющая к реформе корпоративного налога. Тем не менее продолжаются упорные попытки привязать введение НнВК к решению (причем крайне топорному и контрпродуктивному) именно этой проблемы. Теперь уже якобы под соусом «поиска компенсаторов». То, что это не может быть компенсатором (как и вообще любые репрессии против упрощенной системы), видно уже хотя бы из честных данных статистики: цифры за последние два года пока получить не удалось, но в 2014-м речь шла совокупно о 26 млрд грн оборота. Сейчас же, по оценкам экспертов из Немецкой консультативной группы, можно говорить о не более чем 50 млрд, из которых, вероятно, большая часть при, опять же, честном подходе будет квалифицирована как подлинный предпринимательский доход, а из остальных — большинство в случае введения такой нормы уйдет в полную «тень». Так что и в этом случае мы можем говорить о малых вероятных потерях бюджета. Не говоря уже о том, что НДФЛ — это доход местных бюджетов, ЕСВ — Пенсионного фонда, а компенсировать предстоит доходы центрального бюджета. Да, конечно, это не аргумент, все можно перекроить, но почему-то в отношении налога на землю подобные возражения звучат всерьез…
Как свести баланс
В то же время за настоящими компенсаторами не нужно далеко ходить: они содержатся в самом корпоративном налоге. По итогам 2004–2013 гг., если верить Illicit Financial Flows from Developing Countries: 2004–2013, Украина оказалась на малопочетном 14-м месте в мире по выводу капиталов в офшоры, будучи где-то в шестом десятке по величине ВВП в долларовом эквиваленте. В среднем за этот период выводилось по 11,6 млрд долл. в год — это почти 10% от ВВП. Сейчас абсолютные цифры, наверное, несколько уменьшились, но и ВВП уже не тот, поэтому соотношение вряд ли сильно поменялось. Косвенно это подтверждают цифры, приведенные в докладе главы НБУ на заседании Нацсовета реформ 25 октября, с которыми можно ознакомиться на его сайте. При этом зарубежные посреднические структуры — только один из каналов вывода прибылей. Другие не менее, если не более, важны: например, за 2015 г. компании задекларировали около 1 трлн грн убытков — преимущественно за счет внешних заимствований, в основном у связанных структур. И это в подавляющем большинстве — те же самые крупные компании, осуществляющие внешнеэкономическую деятельность.
Проблема, конечно, касается не только нашей страны. Поэтому в мире разработаны и внедряются различные механизмы борьбы с «размыванием налоговой базы» корпоративного налога. Украину настойчиво приглашают присоединиться к соответствующим программам, внедрить у себя их рекомендации и подписать конвенцию об обмене информацией в этой области. К сожалению, если брать напрямую рекомендации о налоге на прибыль, то они содержат слишком много простора для все той же пресловутой дискреции. Но если последовательно отстоять и применить защитные механизмы, прописанные в законопроекте по НнВК (возможно, усовершенствовав их в процессе доработки), то можно получить тот же, если не больший, эффект — это вывод очень придирчивого американского эксперта Роберта Конрада. И именно этот эффект нужно использовать для того, чтобы перекрыть временный провал поступлений при переходе на НнВК.
В отличие от призрачных надежд на компенсацию за счет упрощенной системы (с катастрофическими социальными и политическими последствиями), в этом случае закрыть «провал» вполне реально. В самом пессимистическом варианте, согласно расчетам ГФС, он может в первый год составить до 40 млрд грн из собираемых сейчас примерно 60 млрд: те, кто сегодня добровольно платит налог на прибыль и распределяет дивиденды, будут это, очевидно, делать и в дальнейшем и, таким образом, в случае введения НнВК обеспечат около 20 млрд поступлений в терминах 2016-го. А 10% от ВВП, предположительно выводимые в офшоры, составляют более 200 млрд грн. Если с этих средств будет уплачен 20-процентный налог, предлагаемый для «приравненных» платежей, это составит более 40 млрд, то есть перекроет весь «провал». Даже если собственники предпочтут выводить капитал легально, с уплатой 15%, то уплачено будет дополнительно
30 млрд. При этом не стоит забывать, что «потери бюджета» — это деньги, сэкономленные предприятиями и при этом оставшиеся в стране, то есть потраченные либо на зарплаты, либо на инвестиции. В любом из этих случаев эти 40 млрд принесут в бюджет еще около 8 млрд грн в виде НДФЛ или НДС соответственно. То же самое случится, если вместо того, чтобы выводить в офшоры, владельцы оставят средства в Украине.
Кроме того, существенные резервы кроются в налоге на землю, который, во-первых, собирается из рук вон плохо — местные власти пока даже не знают собственников доброй половины ценных участков и не особо стремятся узнать; во-вторых, служит предметом беспрецедентных для других налогов льгот, причем предоставляемых на индивидуальной основе и по усмотрению местного начальства. Можете представить себе, чтобы простой человек приходил в местный совет, подавал заявку и получал законное право платить вдесятеро меньший налог? А предприятия такую возможность имеют и широко ею пользуются. Естественно, на взаимовыгодных условиях. И местные кланы больше заинтересованы не собирать налог, а раздавать льготы и закрывать глаза на бардак с реестрами, из-за которого многие не платят вообще ничего, ведь весь недобор покрывается дотациями из бюджета. Но, очевидно, никто не хочет наступать на их интересы.
Таким образом, с учетом кратко описанных выше особенностей нашей экономики, если сосредоточиться на «крупной рыбе», то пару сотен квалифицированных специалистов (с адекватными зарплатами) вполне могут обеспечить фискальную ответственность реформы, а если к ним добавить еще формируемую службу финансовых расследований, то, не исключено, даже и рост поступлений. Особенно если вдобавок к офшорным схемам (которые вряд ли удастся полностью перекрыть) вплотную заняться неубиваемыми «конвертами», «скрутками» и прочим прямым криминалом. В конце концов, прежде чем лишать работы сотни тысяч полностью законопослушных предпринимателей, вся вина которых только в том, что кое-кто злоупотребляет упрощенной системой для минимизации налогов, не лучше ли начать с матерых преступников, которые десятилетиями у всех на глазах совершают мошенничества в особо крупных размерах и не несут никакого наказания? Ведь именно здесь — настоящий, а не выдуманный кабинетными теоретиками внутренний офшор, обороты которого в свое время (единственный раз, когда их обнародовали) превышали весь оборот всей упрощенной системы, вместе взятой.
Мир — дворцам, война — коттеджам?
Почему же такие простые и очевидные соображения остаются за кадром, а на первый план упорно выносятся попытки ловить «мышей» вроде выплаты дивидендов в натуральной форме или охоты за упрощенцами?
На поверхности лежит «принцип Паркинсона», согласно которому чем меньше цена вопроса, тем больше внимания он привлекает. Связано это обычно с тем, что сложные схемы налоговой оптимизации с использованием трансфертного ценообразования и прочих внешнеэкономических операций не так уж просто понять. Еще труднее заметить: для этого нужно быть специалистом высокого уровня и иметь доступ к отчетности многих, иногда десятков, компаний, вовлеченных в схему. А ФЛП или, допустим, пользующиеся «служебным» автомобилем владельцы малых предприятий — вот они, рядом, просто повсюду, мозолят глаза.
А тут еще и заинтересованные лица очень кстати привлекают внимание именно к этим злоупотреблениям. Одни — ибо с малого бизнеса ничего не «поимеешь», потому его не жалко придушить. Другие — чтобы отвлечь внимание от действительно крупных дел. Третьи — потому что им очень нужно уничтожить мелких конкурентов, дабы наконец в полной мере насладиться прелестями картелизованного олигополистического рынка. Четвертые — потому что им нужно сохранить коррупционные доходы налоговых инспекторов, которые собираются в «вертикаль», а для этого создать поле для контроля, проверок (желательно на местах), дискреции и, соответственно, «решения вопросов». НнВК грозит закрыть налоговикам доступ к бухгалтерии плательщиков без особой необходимости и лишить возможности придираться к методикам — значит, нужно максимально защитить все оставшиеся возможности для проверок, перенести их на физлиц, ну и, конечно, если удастся, прижать «упрощенку» которая вот уже скоро двадцать лет как избавила хотя бы мелкий бизнес от налогового «решалова»…
Наконец, есть и те, кто просто хочет таким образом убить или выхолостить реформу вообще. Их логика очевидна: направить корабль реформы на «скалу» упрощенной системы, о которую разбилось уже немало других начинаний, — это верный способ угробить идею, даже не выступая формально против нее.
Продолжая «морские» аналогии, можно сказать и по-другому: этот «корабль» уже и без того перегружен очень серьезными вещами, задевающими влиятельные и финансово мощные интересы. Ведь собственники тех самых компаний, которые в макроэкономических масштабах выводят прибыль в офшоры, — мягко говоря, не последние люди в нашей стране далеко еще не победившего Майдана. И полтора миллиарда «зеленых», которые им придется ежегодно отдавать в бюджет — у них, конечно, не последние, но сумма стоит того, чтобы побороться за нее, то есть против НнВК. Плюс немалые состояния сделаны и продолжают приумножаться на поборах с бизнеса, собираемых налоговиками. А с другой стороны стоит МВФ с его вечными опасениями «как бы чего не вышло» и предложениями в духе «давайте ничего не менять, ведь есть риск, только вот упрощенку уберите» (типа, там риска нет?). Поэтому даже с учетом того, что абсолютное большинство бизнеса горячо поддерживает реформу, политически провести ее крайне сложно. А уж если еще и восстановить против нее миллион ФЛП да плюс предупредить плательщиков, чтобы не расслаблялись — теперь, мол, проверять будут на предмет «дополнительных благ», то вопрос можно считать закрытым. С такой нагрузкой наш корабль точно поплывет прямиком на дно. Что и требовалось — только не реформаторам.
Любимым аргументом демагогов, как обычно, выступает «справедливость»: почему это, мол, с офшорами будем бороться, а с упрощенкой — нет? Если уж прижимать, так всех! На самом деле это распространенный способ топить любые реформы. Ведь законность и порядок устанавливаются успешно, только если они распространяются сверху вниз, хотя бы потому, что право «наводить порядок» нужно заслужить. Иначе — или провал, или революция. Тем более что правительство не всемогуще, и оно не висит в воздухе. Нет у него за спиной и оккупационной американской администрации, как, например, в послевоенной Германии. Поэтому, чтобы делать реформы, скажем, закрывать ту же дыру с офшорами, оно должно на кого-то опираться и иметь спокойный тыл. Понимая это, те, кто полон решимости отстоять эту дыру нарочно — прикрываясь справедливостью, поднимают в «тылу» встречный пожар, правильно рассчитывая, что войну на два фронта никакое правительство не осилит, как бы оно ни было предано делу реформирования страны.
К сожалению, на более высоком уровне описанная выше тактика очень органично вписывается в глобальный антиреформаторский тренд последних нескольких месяцев: «мир — дворцам, война — коттеджам». Старая система защищается и достаточно изобретательно: вместо лобового противостояния реформам удары отводятся в сторону. Причем порой даже не просто в пустоту, а против самих реформаторов, точнее, против того самого среднего класса, интересы которого они представляют. При этом те, кто этим занимается, часто громко кричат, что это именно они представляют средний класс — по делам их узнаете их, как сказано в мудрейшей из книг. Противопоставить этой тактике (и, если смотреть шире, этому тренду) можно только громкий и четкий голос неравнодушных граждан, незаангажированных экспертов и того самого независимого, неолигархического бизнеса, в интересах которого делается реформа. А также, конечно, голос тех, кто может стать жертвой антиреформы. К сожалению, пока эти голоса почти не различимы на фоне дружного и скоординированного, хорошо мотивированного хора антиреформаторов. А скоро может быть уже поздно…