Печать

 

Продолжение сценария новогодней сказки с извращениями и оккультными гратуляциями. Совпадения персонажей с реальными лицами еще более случайны. Осторожно! Концентрация ненормативной лексики превышает предельно допустимый уровень. Дети дошкольного возраста к прочтению не допускаются. Дети школьного возраста допускаются в отсутствие родителей.

(Начало см. здесь)

Людмилу Януковеч вталкивают в просторный кабинет, обставленный с кричащей роскошью, и грубо усаживают в огромное кожаное кресло для посетителей. Под ее левым глазом наливается крупный фиолетовый синяк.

Сидящий за столом хозяин кабинета – худрук Донецкого академического Театра Культуры Оперы и Оперетты Вадим Писарь окидывает гостью тяжелым взглядом. Он одет в кричащей расцветки спортивный костюм с лампасами, золотую цепь и кроссовки с отливом, которых все равно не видно. Две балерины нежно массируют ему шею с мускусным маслом, третья издает из-под стола странные хлюпающие звуки. Видимо, у нее насморк.

– Ну что, бабки принесла, корова? – с угрозой в голосе говорит Писарь, красноречиво поигрывая паяльником.

– Вадим Яковлевич, мамой клянусь, после Нового года отдам! – привычно голосит Людмила Александровна. – Хлеба купить не на что, пенсию задерживают, бандиты донецкие всю страну до ручки довели! Я даже с чернобыльцами в прошлом месяце голодала. Так вы знаете, один из них светился в темноте, к нему даже милиция подходить боялась!

– Ты мне, плюгавая, зубы не заговаривай, – рычит Писарь. – Я тебя недавно в театре с сумкой за две штуки баксов видел!

– Та какие там две штуки баксов! – испуганно восклицает Людмила Александровна. – Я ее на базаре у негров за тридцатник купила… Хотите, я ее вам в счет долга отдам?

– На хрена мне твоя сумка, ты, жаба крашеная! – слегка переигрывая, взрывается Писарь. – Мне мои двести гривень нужны!

Людмила Александровна испуганно вжимается в кресло.

– Впрочем, у тебя есть еще один выход, – неожиданно говорит Писарь. – Я тебя сейчас с одним человеком сведу, он побазарить с тобой хочет. Сделаешь что он скажет – прощу тебе долг, даже двадцатку сверху дам. А не сделаешь – сразу паяльник в…

– Все сделаю, Вадим Яковлевич, не сомневайтесь! – поспешно восклицает Людмила Александровна. – А это хотя бы культурный человек?

– О, еще какой, – усмехается Писарь. – Тоже, как и ты, мечтал учителем языка стать. И тоже, мля, не стал, хе-хе.

– Здорово! А как его по имени-отчеству?

– Это тебя не касается, – сурово говорит худрук. – Но можешь звать его Пеликаном.

***

В Администрации президента проходит внеочередное заседание СНБО Украины. Председательствует Виктор Януковеч – голова повязана, кровь на рукаве. На главе государства лица нет.

– Козлы терриконовые, какого хрена этот грязный, как говорят, извращенец полез к ней в камеру?! – кричит Януковеч, барабаня кулаками по столу. – Может, он еще и теребил там?!

– Несомненно, – сухо говорит новый министр внутренних дел Захерченко. – К сожалению, ДВД-носитель с его видеокамеры исчез, и мы не можем полностью восстановить картину преступления, но экспертиза показала странный факт: половой орган у обнаруженного нами трупа судьи Родиона Киряева продолжал оставаться в эрегированном состоянии даже спустя несколько часов после, извините, кончины, и, насколько мне известно, пребывает в таковом виде до сих пор.

– Как это может быть? – удивленно спрашивает новый глава Нацбанка Сергей Кавун, с трудом сглатывая кусок шаурмы, принесенной по его требованию кем-то из охранников.

– Такое иногда бывает, – задумчиво отзывается секретарь СНБО Раиса Добрынина. – Если он, к примеру, делал на нем подтяжку морщин…

– Человек! – внезапно кричит Кавун, оборачиваясь к прапорщику охраны. – Подай еще порцию! И дай балыка, семги, что ли?

– Всем молчать! – кричит Януковеч и вновь грохает кулаком по столу. – Так мы до утра тут лясы точить будем! А у меня еще реформы недоены! Меня, в конце концов, ждут наслаждения!

В этот момент под ним подламывается стул, и Виктор Федорович с отчаянным воплем падает на пол. На лету он хватается за вмонтированный в столешницу микрофон-карандаш и, с треском вырвав его из гнезда, втыкает себе в глаз.

– Ааа, глаз! – вопит Януковеч.

– Глаз… – задумчиво произносит глава администрации Лева Серегин. – Глаз. Гм…

Януковеч между тем вскакивает на ноги и расталкивает спешащих к нему на помощь подчиненных.

– Отойдите все от меня! – кричит он, закрывая ушибленный глаз носовым платком. – Сволочи!.. Подонки, не уберегли!..

– Просто поразительно, насколько мужественным человеком является наш президент! – с восхищением говорит Сергей Кавун в торчащий из стола микрофон служебного диктофона, пережевывая огромный кусок сала. – В этом и кроется успех реформ.

– Еще и ручка упала! Сейчас подниму, – пытаясь взять себя в руки, говорит Януковеч и наклоняется, шаря руками по полу. Раздается треск, и брюки главы государства разъезжаются по шву, открывая всеобщему обозрению застиранные синие трусы со штампом «ИТК №13».

Раиса Добрынина хихикает в разрез блузки.

– Кто ржал? – выпрямляясь, спрашивает побледневший от ярости Януковеч.

– Никто не ржал, – примирительно отвечает Лева Серегин. – Видите ли, Виктор Федорович, я думаю, что вас сглазили.

– Что? – опешив, спрашивает Януковеч.

– Сглазили, – невозмутимо повторяет Серегин. – Наслали порчу. Пробили астральный щит. Карму изгадили. Понимаете, если рассудить логически…

– Поделали! – восхищенно выдыхает Раиса Добрынина. – Точно, поделали! Я сразу что-то такое почувствовала! У меня, знаете, после последней подтяжки морщин глаза перестали закрываться. Так я теперь вижу ауру людей, как контактер с космосом Грыцько и его галактический кот Сириус. Так вот, у вас вокруг головы, Виктор Федорович, сейчас все черное, ну, типа шаляновой маринарки…

– Точно! – восклицает Лева Серегин. – Маринарка! Срочно зовите Ганну Херман!

– Не получится, – уныло отвечает Януковеч. – Я ее уволил.

– Вы с ума сошли… – с ужасом в голосе говорит Серегин.

***

Ключ от законсервированной явочной квартиры БлЮТ нашелся на прежнем месте – под ковриком. Открыв скрипучую дверь, Юлия Тимашенко проникает внутрь и запирается на все замки. На лице ее появляется брезгливая гримаса: в однокомнатной хрущобе царит бардак и ужасающий кислый запах. На разобранном диване лежит скомканная простыня, покрытая отвратительными желтыми пятнами, на ручке платяного шкафа висит одеревеневший от старости презерватив.

Тихо выругавшись, Тимашенко распахивает настежь балкон и выбрасывает презерватив на тротуар. Пятнистую простыню она, несколько мгновений поколебавшись, вешает на бельевую веревку.

Тяжело опустившись на диван, лидер БлЮТ подтягивает к себе древний дисковый телефон и набирает номер.

– Але, блять! Королявская у аппарата, – отвечает грубый прокуренный голос на том конце провода. – Шо надо, нах?

– Наташа, люба моя, я сколько раз тебе говорила, чтоб ты завязывала с матюками? – широко улыбается Тимашенко.

– Это… это хто? – упавшим голосом говорит Наташа. – Бля, не может быть. Юлия Вла…

– Тихо! Никаких имен! – быстро говорит Тимашенко. – Я из тюрьмы сбежала. Скрываюсь на старой конспиративной квартире на Борщаге. Сейчас доверять я могу только тебе, ясно?

– Ну звиздец… – горько говорит Наташа. – Я так за это рада, шо просто жопа.

– Лирику оставим на потом! Слушай внимательно. Мне нужна моя большая косметичка, айпад, черное платье с фонариками, шубка, туфли, ну, ты помнишь, с такими золотыми бантиками и… Нет, на всякий случай возьми две косметички! А лучше три.

– Бля, звиздец всему… – бормочет Наташа.

– Не переживай, прорвемся! – бодро говорит Тимашенко. – Я тут сейчас таких дел наворочаю, что это Яныково «Межхолмовье» сгорит у меня уже завтра к вечеру. Короче, записывай адрес…

***

Людмила Януковеч боязливо входит в темный чулан, расположенный в недрах подсобки Театра Культуры Оперы и Оперетты. Помещение освещает унылая свечка в дальнем углу. В ее мертвенно-бледных отсветах смутно виднеется некая фигура в темном, надежно скрывающем лицо капюшоне.

– Прысидайте, там сзаду вас мает буть стелец, – говорит фигура. – Не намагайтеся угадати, хто я есть, вам це все ровно не вдастся. Можете звати мене Пеликаном.

– Очень приятно, Люда, – тупо отвечает Людмила Александровна, опускаясь на пыльную табуретку с дыркой в виде сердечка.

– Я вас спазнал, – величественно отвечает Пеликан. – Слухайте унімательно, Люда. Вашему чоловеку пагрожует велічезная небіспека.

– Какому еще человеку? – настораживается Людмила Александровна.

– Чоловеку, – с легким раздражением в голосе говорит Пеликан. – Ну, мужу твоему, блин… Каротше кажучі, я спазнал, шо Юлька Тимашенко зрабила каркаломную утечу из тюрмы. Вана буде намагатіся вбити твого чоловека и схватити соби его «Межхолмовья».

– Господи, какой ужас! – всплескивает руками Людмила Александровна. – Надо ее остановить!

– Свабоду не спиніті, – возражает Пеликан. – Адначе ейо завжді можна надуріті. У вашего чоловека е такой премъер-министр Озаров Мікола. Ваш чоловек збирается витправити ёго у атставку, шоб свалити на ёго увесь негатів…

– Давно пора! – с ненавистью говорит Людмила Александровна. – Этот упырь чернобыльскую пенсию у меня отобрал.

– Ничого я у тебя ни атбирал, – вырывается у Пеликана.

– Да вы-то тут и ни при чем! Это все Озаров, чтоб его черти в аду паяльниками в…

– Каротше! – раздраженно перебивает Пеликан. – Я замыслив гиниальный план. Озарова никуды выгоняти не треба. А треба навпокий!

– Навпокий? – озадаченно переспрашивает Людмила Александровна. – Что, убить, что ли?

– Не, навпокий, его треба оставити. А ваш чоловек повинный сам полишити свою посаду и зрабити своим приемником Озарова. И «Межхолмовье» свое на Озарова видписать, а самому скрытися за границу. Тоди Тимашенка будет полювати не на твого чоловека, а на Озарова, разумиешь?

– Разумию! – радостно говорит Людмила Александровна. – Клевый план! Юлька этого Озарова на куски порвет!

– Самий так! – поморщившись, говорит Пеликан. – Таму ты повинная терминово летети до свово чоловека и переконати его в тому, как треба поступити, зразумела?

– Я готова! – решительно говорит Людмила Александровна. – Я для своего любимого все что угодно сделаю!.. Только у меня совсем денег нет… Не могли бы вы занять мне сто гривень на дорогу? Я с первой пенсии отдам, честное слово!

– По-першее, ты той пенсии ще довго чекать будешь, а по-другое, у бюджети на этот рик на ци цели коштов не передусмотрено, – сухо говорит Пеликан. – Зато в мене е особистый летак…

***

Януковеч и Серегин торопливо шагают к кабинету зловещей Анны Херман.

– Я уверен, она еще должна быть здесь, – говорит Серегин. – У нее же столько вещей. Помните, когда она въезжала, тремя КамАЗами добро завозили…

– Эх, вот кончится вся эта канитель, вот я уж тогда, как говорят, развернусь! – мечтательно говорит Януковеч. – Сплошные наслаждения себе устрою, как сяду в свой вертолет, да как полечу на Азовское море… Ты, кстати, знаешь, что у меня на Азовском море есть собственный остров?

– Виктор Федорович, я бы посоветовал вам сейчас очень внимательно относиться ко всему, что вы говорите, – напряженным голосом произносит Серегин. – Проклятие с вас еще не снято, и оно, похоже, как-то реагирует на ваши похвальные стремления к наслаждениям…

– Да ладно тебе, Лева, – отмахивается Януковеч, – сейчас Ганька меня расколдует… Если еще не съехала, конечно.

В кармане главы государства тревожно играет песню «Раз-два-три по почкам, раз-два-три по печени» мобильный телефон. Серегин меняется в лице.

– Але, – весело говорит Януковеч в трубку.

Из трубки раздаются отдаленные звуки сирен и перепуганный бубнеж. Лицо президента искажается гримасой ужаса.

– Что такое? – встревоженно спрашивает Серегин.

– Ты представляешь, только что на моем любимом золотом унитазе катапульта сработала, – упавшим голосом говорит глава государства. – Унитаз пробил дверь, вылетел в окно и врезался в мой вертолет. Взрывом убило кенгуру…

Серегин хмуро качает головой.

– Очень сильное проклятие, – говорит он. – Эх, только бы Анна Николаевна оказалась на месте…

Серегин вежливо стучит в дверь кабинета Херман. Обезумевший от потери вертолета Януковеч отталкивает Леву в сторону и вышибает дверь ногой. Ворвавшись в кабинет в вихре деревянных обломков, Серегин и Януковеч замирают на месте, с ужасом рассматривая страшную картину торжества черной магии, которую зритель уже имел возможность наблюдать в самом начале нашего повествования.

На письменном столе, изрезанном сатанинскими символами (похоже, что они нацарапаны когтями), белеет лист бумаги. Дрожа всем телом, Януковеч подходит к столу и осторожно берет его в руки.

На листе готическим почерком написано следующее:

«Шановний Вікторе Федоровичу, прийміть від мене мої найщиріші гратуляції. Як там ваша люба Дарка Черпак? Гарно справляється? Ну звичайно ж, у неї все файно, вам же вона так подобається. Ну що ж, продовжуйте насолоджуватися з нею наслаждєніями. Якщо, звісно, ви знайдете на них час, ха-ха-ха!

Щиро ваша, Ганна Херман-Астарот.

P.S. У середину пентаграми не лізьте – загинете страшною смертю.

P.P.S. Не шукайте мене, все одно не знайдете. Я сама знайду вашу могилу».

***

В дверь конспиративной квартиры БлЮТ противно звонят. Тимашенко на цыпочках выходит в прихожую и включает небольшой мониторчик потайной телекамеры.

В данный момент монитор показывает народного депутата Наталью Королявскую – красивую женщину с изящной фигурой и тяжелым подбородком. В руках она держит здоровенный рюкзак.

– Шубка, – радостно шепчет Тимашенко и отпирает дверь, впуская дорогую гостью.

– Юля, как я рада тебя видеть! – кисло улыбаясь, щебечет Королявская своим характерным прокуренным баском. – Похудела-то как, мля! Постройнела, сука!

Королявская снимает с головы меховую шапку, и Тимашенко выпучивает глаза от удивления: на голове народного депутата красуется уложенная бубликом коса, отличающаяся от косы лидера БлЮТ только цветом волос.

– Да, это я в память о тебе прическу поменяла, еханый бабай! – развязно басит Королявская. – Слушай, я тут хересу прихватила, давай жахнем с тобой за встречу, гы-гы-гы!

Выхватив из рюкзака слегка початую бутылку и два бокала, депутат Наташа устремляется к раздолбанному журнальному столику у дивана. Тимашенко молча следует за ней, напряженно размышляя о чем-то явно неприятном.

– Ой, я лучше в ванной налью! – вдруг спохватывается Королявская. – А то я бухнула сегодня уже, боюсь, что мимо бокала промахнусь и наляпаю тебе тут…

Тимашенко поначалу явно пытается возразить, однако в последний момент передумывает. Проводив подругу цепким взглядом, она быстро подхватывает с журнального столика гламурную сумочку Королявской и начинает рыться в ее содержимом. На стол выпадает Натальин паспорт, и Тимашенко машинально открывает его на первой странице.

Под фотографией Королявской написано: «Тимашенко Юлія Володимирівна».

***

Януковеч лежит в психиатрическом отделении больницы «Феофания» в коллаптоидном состоянии. Глаза его бессмысленно блуждают по потолку, в вену воткнута иголка капельницы с валерьянкой.

Рядом с ним, успокаивающе держа пациента за руку, сидит Лева Серегин в накинутом на пиджак белом халате.

– Виктор Федорович, ну, право же, не стоит так убиваться, – ласково говорит Серегин. – Мы вам новый вертолетик купим. А унитаз вам я уже заказал. Алмазный, с подогревом, катапульта с тремя степенями защиты…

– Да на фига мне твой унитаз! – стонет Януковеч, глотая слезы. – Ты помнишь, что мне написала эта ведьма?! «Я приду и насру на твою могилу!». А-а-а, горе-е-е…

– Ну, никакого «насру» там не было, – возражает Серегин. – Тем более, Анна Николаевна – культурная женщина, и она никогда бы не позволила себе…

– И что, мне от этого должно быть легче?! – кричит Януковеч, сотрясаясь от рыданий. – Я же буду мертвый, ты что, не понимаешь?! Господи, иже еси, как говорят, на небеси, я же всегда был так осторожен, я даже в туман на улицу не выходил…

– Иже еси, иже еси, заяц едет на такси, – задумчиво бормочет Серегин. – Эврика! У меня идея!

Глава президентской администрации выхватывает мобильный телефон и нажимает кнопку быстрого набора.

– В похоронное бюро звонишь? – плаксиво спрашивает Януковеч.

– Берите выше, Виктор Федорович, – весело подмигивает ему Серегин, – в Москву! Патриарх Кирьян мигом снимет с вас все сатанинские козни!.. Нет-нет, не вставайте, Виктор Федорович, вам необходим покой! Я включу громкую связь, и вы сможете беседовать не отрывая голову от подушки.

– Лева, я дам тебе Звезду Героя! – восторженного говорит Януковеч. Он возвращается к жизни прямо на глазах.

– Алло! – солидно раздается из трубки.

– Патриарх Кирьян? – говорит Серегин.

– Аз есмь.

– С вами говорят из приемной Президента Украины Виктора Федоровича Януковеча. Соединяю.

– Соединяй, соединяй, – неожиданно зловеще говорит трубка.

Серегин подносит мобильник поближе к лицу Януковеча.

– Здравствуйте, дорогой патриарх! – плачущим голосом говорит в сторону трубки Януковеч, хитро подмигивая главе администрации. – В недобрую годину беспокою я вас, а лежа на одре смертном. Наложила на меня проклятие злая колдунья, и часы мои сочтены.

– Полегче, Виктор Федорович, не переигрывайте, – тихо шепчет ему в ухо Серегин.

– Рад это слышать, – удовлетворенно говорит патриарх. – Что, вышли боком дьявольские шашни с Европою нечестивой? Постигла, наконец, карающая десница?

– Что? – растерянно бормочет Януковеч.

– Ты тут мне не чтокай, сатанинский угодник! – сурово говорит Кирьян. – Отрекся ты от русского мира – так получай теперь кару заслуженную. Сегодня я предал тебя анафеме лютой. Теперь ты отлучен от церкви на веки вечные. Гори в аду, козел вонючий.

Связь обрывается.

Януковеч теряет сознание.

– Сестра! Сестра! – не своим голосом орет Лева Серегин и опрометью выбегает из палаты.