Можно ли сказать, что в поединке Давида Сакварелидзе с системой победила система?
— Я не могу назвать это победой. Пока у дела, которым мы занимаемся, есть общественная поддержка, оно соответствует запросам общества, поэтому я не считаю себя побеждённым. Увольнение большей части нашей команды — это плевок в лицо новой Украине. Украина уже проходила это, и мы не раз видели, чем заканчивается противостояние государственных чиновников с народом.
Вы ходили на допрос в Генпрокуратуру, где ещё недавно работали сами. Что конкретно вам инкриминировали?
— Как я понимаю, меня обвиняют в растрате средств, выделенных правительством США на реформирование органов прокуратуры. Я пока не обвиняемый, я — единственный свидетель по этому делу. На допросе я фактически объяснял следователю, как работает система международной помощи в разных государствах, и в Украине в частности. Американцы направили в Генпрокуратуру письмо, в котором сообщили, что все средства, перечисленные ими, находятся на счетах соответствующих международных организаций. И ни к одной из них наши финансовые доноры не имеют никаких претензий, потому что эти организации всегда отчитывались за каждый цент.
О чём конкретно вас спрашивал следователь?
— К примеру, о том, кому принадлежит идея внедрения в Генпрокуратуре системы электронного документооборота. Я отвечал, что это была моя идея, которую поддержали президент и генпрокурор. Меня спрашивали, кто финансировал переаттестацию работников прокуратуры. Я отвечал: «Евросоюз» — «Кто принимал решение?» Я отвечал: «Не знаю. Какой-то чиновник в Брюсселе». Вот такой примерно был разговор.
Какой смысл давить на вас сейчас, когда вы уже не являетесь сотрудником Генпрокуратуры?
— Я тоже этого не понимаю. Наверное, чтобы я молчал, не выступал с критическими заявлениями. Это стиль Януковича. Вместо того чтобы заниматься решением проблем, которые тревожат большую часть украинского общества, Генпрокуратура занимается допросами тех, кто как раз мог бы решить эти проблемы.
«Бриллиантовые» дела
Осознаёте ли вы, что оба «бриллиантовых прокурора», делами которых вы занимались, могут оказаться стрелочниками, на примере которых лишь имитируется борьба с коррупцией?
— Трагедия дела «бриллиантовых прокуроров» в том, что главными адвокатами обвиняемых с самого начала были генпрокурор и Генпрокуратура. Они гораздо активнее защищали этих людей, чем их адвокаты. Спикер Генпрокуратуры, к примеру, официально заявлял о недостатках этого дела, прогнозировал, что оно развалится. Это же касается и дела о краже нефти на 700 млн грн. Вместо того чтобы говорить о восстановлении законности, о том, что деньги должны быть возвращены в бюджет, представитель Генпрокуратуры в прямом эфире фактически оправдывал компанию, находящуюся под следствием. Разве это нормально? Сегодня прокуратура скорее выступает защитником и крышевателем коррупционных схем, чем их разоблачителем.
Правда ли, что «бриллиантовых прокуроров» Александра Корнийца и Владимира Шапакина вы задержали с санкции Петра Порошенко?
— Правда. Поскольку Виктора Шокина тогда в Украине не было, я согласовал этот вопрос с президентом. Сказал, что есть актуальное дело, в котором замешаны высокие чины прокуратуры. Он ответил: «Работайте!»
Как вы расцениваете его нынешнюю позицию?
— Могу предположить, что в какой-то момент Шокин сказал ему: «Это мои близкие друзья, я должен помочь им». Вот и всё. Сейчас это дело является Рубиконом, причём для всех, и для президента в частности. Я думаю, будет очень сложно доказать, что оба прокурора белые и пушистые, а мы как-то умудрились совместно с СБУ собрать $400 тыс., бриллианты и незаметно подбросить в офисы Корнийца и Шапакина. Если у адвокатов подсудимых нет никакой другой стратегии, кроме как обвинять нас в этом, то им можно только посочувствовать.
В прокуратуре есть кому довести дело «бриллиантовых прокуроров» до логического завершения?
— Его продолжают вести двое прокуроров, работавших в моей команде. Следующее судебное слушание запланировано на 10 мая. Я приду в суд поддержать своих коллег. Им сейчас очень нелегко бороться фактически против всего государственного аппарата.
Сначала ваши отношения с Виктором Шокиным складывались хорошо. Когда и почему они испортились?
— Они испортились летом прошлого года, когда я стал работать над делом «бриллиантовых прокуроров», оказавшихся друзьями Виктора Шокина. Потом к этому делу добавилось ещё несколько резонансных одесских дел, затронувших интересы многих влиятельных лиц в Киеве. Эти дела касались Одесского припортового завода, нефти Сергея Курченко и многого другого. По Труханову (Геннадий Труханов — городской голова Одессы. — Фокус), Кивалову (Сергей Кивалов — член фракции «Оппозиционный блок» в Верховной Раде. — Фокус) и Голубову (Дмитрий Голубов — член фракции «Блок Петра Порошенко» в ВР. — Фокус) появились отдельные дела.
Какие обвинения вы выдвигали?
— Была двойная кража нефти на 700 млн грн, был толлинговый контракт (толлинг — переработка иностранного сырья с последующим вывозом готовой продукции. — Фокус) с Одесским припортовым, была незаконная приватизация Дома приёмов, была незаконная добыча песка для дорожных работ компанией, связанной с Трухановым. Несколько дел мы открыли и против одесских судей, обеспечивавших местной элите принятие нужных решений. В конце концов все эти люди объединились и выступили против меня (26 марта на сайте Генпрокуратуры появилось письмо, адресованное Виктору Шокину, которое подписали восемь народных депутатов-одесситов от разных политических партий. В нём народные избранники выражали солидарность с руководителями территориальных прокуратур Украины, требующих увольнения Давида Сакварелидзе. — Фокус).
Президента вы тоже теперь вносите в список своих противников?
— К сожалению, Пётр Порошенко стал на сторону Виктора Шокина, который является символом ретрократии и противником какого-либо прогресса в прокуратуре. Например, большинство руководителей в созданном нами управлении по реформированию, которых мы набрали через конкурс вне системы и которые сопровождали конкурсный отбор в местные прокуратуры, написали заявления об увольнении. Это непосредственно те люди, назначение которых лично ускорял и добивался сам президент, пока команда Шокина делала всё возможное, чтобы их из системы выдавить. Упомянутые мною люди не грузины — все они представители молодого поколения украинцев, которые пришли через конкурс на мизерные зарплаты, чтобы изменить свою страну к лучшему. Символично, что спустя год эти люди тоже разочарованы и теперь покидают прокуратуру.
Изначально президент поддерживал вас на посту заместителя Генпрокурора. Почему он изменил к вам отношение?
— Виктор Шокин перевесил. Возможно, меня взяли в Генпрокуратуру для отвода глаз. Мол, пусть грузин занимается имитацией реформ и коррекцией имиджа прокуратуры, а Шокин тем временем будет делать то, что нужно. Однако это невозможно из-за принципиальной разницы между мной и Шокиным: в мировоззрении, в подходах и, главное, в понимании функций прокуратуры.
Расскажите о двух последних разговорах с президентом. О них известно только то, что в первом Пётр Порошенко спросил вас, не собираетесь ли вы увольняться, а во втором сказал, что был непричастен к вашему увольнению. Что ещё было сказано вами и президентом?
— Это были очень короткие встречи. На первой я попросил Петра Порошенко о поддержке. Сказал, что моих ребят увольняют. Он обещал поддержать меня и остановить увольнения. Спросил, собирался ли я выходить на акцию протеста. Я ответил, что собирался лишь выйти поблагодарить всех собравшихся. Потом он спросил меня, не буду ли я писать заявление об увольнении и участвовать в этом процессе уже как политик? Я ответил, что не собираюсь этого делать, но если у президента есть такое желание, он может меня уволить, поскольку сам пригласил меня в Украину. Встреча руководителей Генпрокуратуры с протестующими — нормальная практика. Я также отметил для себя тогда, что президент очень болезненно воспринимает критику в адрес Виктора Шокина. Три дня спустя из уст спикера прокуратуры я услышал, что я уволен. Думаю, что он также озвучил позицию президента.
Как вы оцениваете процесс реформирования прокуратуры сейчас?
— Это стопроцентный саботаж и реванш реакционных сил. Я точно никакого отношения к этому не имею. Но всё же мне удалось сдвинуть процесс реформирования прокуратуры с мёртвой точки. Никогда ещё в истории Украины сотрудники прокуратуры не проходили тестирования. Никогда ещё рядовых сотрудников не назначали на руководящие должности. Не было до этого справедливого — через двухэтапное тестирование — сокращения, при котором все понимали, что только благодаря собственным знаниям, а не благодаря личным симпатиям начальства смогут остаться в прокуратуре. Хороших начинаний было много. У нас были и есть готовые наработки. Некоторые из них, например, предусматривали расширение действия сделки о признании вины по коррупционным преступлениям, что помогло бы разорвать коррупционные иерархические пирамиды, а не только довольствоваться показательными делами. На данный момент всё это «зарублено».
Из прокуроров в политику. Уйдя из Генпрокуратуры, Давид Сакварелидзе ведёт себя как политик: раздаёт интервью, делает громкие заявления, выходит в народ. На днях он анонсировал создание новой партии, в которую, по его словам, войдут «талантливые и некоррумпированные люди, которые хотят что-то изменить в этой стране». Но о своей роли в этой политсиле Сакварелидзе пока говорит обтекаемо
Об Infiniti, за которую не нужно судить
В интернете можно найти фото, на которых ваша правая рука в Генпрокуратуре Виталий Опанасенко запечатлён в дорогих машинах или на престижных курортах. При этом, согласно его декларации о доходах, в позапрошлом году он заработал всего лишь 76 тыс. грн. Как вы объясняете такое несоответствие?
— Виталий Опанасенко не брал взяток. На него не удалось найти никакого компромата, хотя, поверьте, желающих было более чем достаточно. Он не «отжимал» ни у кого бизнес, как это делал один из «бриллиантовых прокуроров». Что с того, что у него есть, скажем, Infiniti? Можно ли судить его за это? Давайте уволим всех прокуроров, которые ездят на иномарках. Кто от этого выиграет? Если чиновник берёт взятку, его надо наказывать. Но хорошая машина сама по себе — ещё не повод для наказания.
Но вы ведь прекрасно понимаете, что за 6 тысяч в месяц невозможно даже содержать Infiniti.
— Возможно, не он покупал эту машину. Может, её купила и содержит его семья. Например, моя семья ежемесячно присылает мне деньги от аренды квартиры. Что из этого?
В 2014 году вы указали в декларации, что выплатили по кредиту около 1 млн грн. Что это был за кредит и откуда взялась такая большая сумма?
— В 2014 году я был депутатом грузинского парламента, а перед этим занимал должность первого заместителя генерального прокурора Грузии. Как замгенпрокурора я зарабатывал около $5 тыс. в месяц. Как депутат — около $3 тыс. в месяц. Кроме того, сотрудники прокуратуры имели бонус в зависимости от дела и от достигнутых результатов. Прокурор получает и $10 тыс., и $20 тыс. премии. Поэтому я мог позволить себе многое: и хорошую машину, и квартиру в ипотечный кредит. Кардинальная разница между Грузией и Украиной в том, что здесь считают: если у человека есть какие-либо ценности, активы, то он априори коррумпирован. Но это не всегда так.
Вы говорили, что вам предлагали $10 млн в месяц в качестве взяток за «хорошее поведение». Кто предлагал — бизнесмены, политики, депутаты?
— Предлагал человек, в прошлом связанный с таможней. Честно говоря, меня очень удивила эта цифра. Но была ли это провокация или настоящее предложение, сказать не могу. Я заявил об этом, дал показания.
В команде Саакашвили
Не собираетесь ли возвращаться в Грузию?
— Я могу это сделать хоть завтра. Но я дал себе и украинскому обществу слово провести реформы, и у меня есть чувство собственного достоинства. Поэтому не вернусь в Грузию, пока наша идея не победит в Украине. С прокуратурой у меня теперь остаётся всё меньше общего. Сейчас я свободный человек: занимаюсь общественной деятельностью.
Это уже элемент вашей политической карьеры?
— Отвечу так: не исключено. По украинскому законодательству баллотироваться куда бы то ни было я не могу. Да и желания, честно говоря, нет. В Грузии я уже был депутатом парламента и знаю, что это за работа. Я отказался и от депутатского мандата, и от грузинского гражданства, поверив, что президент и другие лидеры Украины заинтересованы в реальных изменениях.
Жалеете об этом?
— Нет, конечно. В каком-то смысле моё увольнение из Генпрокуратуры — часть обычного процесса перемен. Чтобы добиться преобразований, не обязательно быть высоким чиновником. Если ты исчерпал себя на госслужбе, зашёл в тупик, нужно пробиваться с другой стороны.
Вы собираетесь пополнить команду Михаила Саакашвили?
— Да. Создаст он партию или нет, в любом случае мы будем вместе. Я хотел бы объединиться с теми, кто борется против коррупционной идеологии.
На посту заместителя генпрокурора вы могли многое. Как планируете бороться с коррупцией в качестве советника Михаила Саакашвили?
— В Украине сейчас, образно говоря, проходит линия фронта между добром и злом. Да, моя главная цель — победа над коррупцией. Если этого не добиться, страна останется в руках у олигархов, которые будут договариваться хоть с Путиным, хоть с дьяволом, лишь бы сохранить свои миллиарды. Сильная и эффективная Украина — это залог стабильности во всём регионе, в том числе и в Грузии. Политический процесс всегда влияет на административные решения. Если нам удастся объединить людей под флагами новой политической партии (в списках которой, кстати, ни моей, ни Михаила Саакашвили фамилий точно не будет), мы станем помогать ей своим опытом. Наша дальнейшая стратегия заключается в политической борьбе.
Но ведь вы всегда заявляли, что не собираетесь становиться политиком. Почему вдруг изменили своё решение?
— Когда тебе перекрывают все остальные выходы, загоняют в угол, не остаётся ничего другого.
Скажите по собственному опыту: могут ли экспаты-чиновники эффективно работать в Украине?
— Только не в существующей системе. В ней им под силу лишь поднять шум, создать контраст и помочь талантливым людям и энтузиастам подняться по служебной лестнице. Мне не нравится слово «экспат». Когда человек осознанно получает гражданство, причём многим при этом рискуя, он так же болеет за будущее уже своей страны, как и другие её граждане.