Печать

Заседание Совета национальной безопасности, созванное 4 ноября по инициативе президента, было, по словам некоторых из его участников, не вполне типичным. Во-первых (поверим на слово нашим информантам), оно отличалось минимальным формализмом: повестка дня корректировалась в ходе обсуждения, а варианты решения насущных проблем отличались от заранее подготовленных. Во-вторых, и глава государства, и руководитель правительства, говоря о перспективах войны на Востоке, практически не скрывали своей нервозности. Которая, вопреки ожиданиям (и, слава Богу) не переросла в выяснение отношений между крестными отцами будущей коалиции, пока так и не поделившими портфели.

Один из очевидцев поделился собственными субъективными ощущениями: «Такое впечатление, что только сейчас они осознали: эта война надолго, она будет еще более изнурительной и еще более непредсказуемой, чем казалось до сих пор. Почему только сейчас? Наверное, потому, что мысли обоих были заняты, в первую очередь, выборами. И потом, сохранялась слабая надежда (прежде всего, это касается президента), что удастся более или менее внятно договориться с Путиным. По отдельным фразам можно было судить — иллюзий почти не осталось…»

Очень хотелось, чтобы наш собеседник не выдавал желаемое за действительное. Что два первых лица государства, выдохнув после избирательной кампании и отвлекшись от увлекательного состязания за поствыборную добычу, наконец-то реально озаботились безопасностью государства. Осознали войну во всей ее грубой зримости. Что игры в короткий «плохой мир» закончились. Что начнется подготовка к затяжной скверной войне. Что привычно обильное употребление словосочетаний «мирный процесс» и «приверженность миру» в последних заявлениях Верховного Главнокомандующего — уже только ритуал. Дай Бог. Поскольку лишь крайне наивный человек способен поверить в то, что добиться мира в борьбе с таким противником возможно без применения силы.

Примечательная деталь. Вскоре после завершения заседания Совбеза был обнародован президентский указ, вводящий в действие решения СНБОУ. Тех, кто поспешил порадоваться подобной оперативности власти, ждало разочарование. Указ был датирован 3 ноября (то есть формально был издан за сутки до заседания Совета). И вводил в действие решения Совбеза от… 12 сентября. Почему глава государства, фактически находящегося в состоянии войны, без малого два месяца тянул с внедрением целого ряда важных инициатив? Многие из которых не худо было бы начать воплощать в жизнь еще летом...

Отчего так? Скорее всего, причина затяжки проста. Сентябрьское заседание Совбеза состоялось после оглашения текста Минского протокола (5 сентября), до принятия Закона «Об особом порядке местного самоуправления в отдельных регионах Донецкой и Луганской областей» (16 сентября) и подписания Минского меморандума (19 сентября). Очевидно, перечень мер, направленных на укрепление национальной безопасности, отложили в сторону в надежде на то, что прибегать к этим мерам не придется. Что мешало, стремясь к вожделенному миру, готовиться к новому витку войны? Боязнь спугнуть противника.

Официальный Киев остро нуждался хотя бы в относительном затишье, необходимом для проведения парламентских выборов. Формально передышка нужна была еще и для наведения порядка в сфере обороны и безопасности. Но в этом случае сентябрьское решение Совбеза как раз и следовало немедленно запустить в работу. Время было потеряно. Неофициальная информация о ходе заседания СНБОУ 4 ноября это предположение подтверждает. То, что официально именовалось перемирием, требовалось президенту, в первую очередь, для успешного проведения парламентской кампании. А это делало невозможными любые резкие движения, любое бряцание оружием. Пускай, даже условное. На бумаге.

На что рассчитывал президент? Скорее всего, на консервацию конфликта. Источники в окружении главы государства утверждали, что после Иловайска Порошенко всерьез опасался дальнейшего продвижения противника вглубь нашей территории. Игнорируя замечания о том, что к «длинной» войне Путин не готов. Ибо она связана с гораздо более существенными затратами (нежелательными в условиях санкций); чревата новыми масштабными потерями (скрывать которые становится все труднее); способна спровоцировать резкую реакцию медленно, но неотвратимо теряющего терпение Запада; в конце концов требует гораздо больших людских ресурсов, необходимых для удержания коммуникаций и территорий с далеко не всегда лояльным населением. Петр Алексеевич нуждался в перемирии. В чем предположительно состояла суть плана, якобы предложенного Путиным Порошенко?

Киев отказывался от применения силы. Линия фронта превращалась в демаркационную линию, фактически — в новую административную границу. Ее неприкосновенность должна была соблюдаться обеими сторонами до конца выборов. Решение вопроса о возможном обмене территориями откладывалось до окончания выборов в Раду. Сепаратисты позволяли провести парламентские выборы, по крайней мере, в части округов, расположенных в вотчине так называемых днр и лнр. Соглашались на проведение декабрьских выборов в местные Советы под эгидой Киева на «своей» земле. И гарантировали непроведение собственных выборов, или, по крайней мере, воздерживались от их проведения до конца этого года. Россияне должны были выступать гарантами соблюдения сепаратистами договоренностей.

Трудно сказать, насколько эта версия соответствует действительности. Но, по сути, именно эта схема нашла свое отражение в пресловутом законе «Об особом порядке…», принятом с явным нарушением законодательства. Законе, в котором Киев взял на себя неприлично много недопустимых обязательств. Если вспомнить, что речь шла об обязательствах законной власти перед теми, кого она называла террористами. В какие красивые формулировки это не упаковывай...

По большому счету, подобный вариант должен был устраивать всех. Киев получал спокойствие на фронте, а также некую иллюзию контроля над территорией. Москва получала узаконенную пятую колонну в Киеве и сохраняла фактический контроль над удельными сепаратистскими княжествами. Сами сепаратисты (имитируя соблюдение ряда условий, формально выдвинутых Киевом) получали амнистию, гарантированное бюджетное финансирование, своих ставленников в Раде и свою местную власть, при этом имеющую мандат от Киева. Запад получал вожделенную консервацию конфликта и повод посадить Москву и Киев за стол газовых переговоров, в локальном успехе которых он был заинтересован не меньше Банковой и Кремля. Ибо осязаемой альтернативы российскому газу и украинской трубе пока никто не придумал.

Маленькая деталь. Киев этот план должен был устраивать меньше всего. Ибо он нисколько не приближал власть к решению проблемы восстановления государственного контроля над мятежными территориями. Более того — ее усложнял. Участие представителей «днр» и «лнр» в минских переговорах косвенно придавало незаконным формированиям желанную для них субъектность. Принятие закона «Об особом порядке…» опосредованно эту субъектность подтверждало. Готовность идти на уступки усиливала тех, кто привык признавать только силу. Обязательство финансировать территории, находящиеся под контролем сепаратистов, тяжким бременем ложилось на и без того нищий бюджет. Но логика наших властей, скорее всего, была традиционной — вначале пауза, выборы, а там — поглядим. Смотрим.

Все вроде бы выглядело логичным. (Для тех, кто меряет мир схемами). Но реальность бывает жесткой. И все пошло не так. Для начала выяснилось, что «с той стороны» никто режим неприкосновенности «границы» соблюдать не собирается. Атаки на Донецкий аэропорт обрушились с новой силой; до крайности обострилась ситуация в районе Дебальцево; пользуясь нашей «договорной» беспомощностью, формирования боевиков и российские военные снесли 32-й блокпост и углубились на 10 км. Никто проведение парламентских выборов на территории «днр» и «лнр» не обеспечил, никто местных выборов под эгидой Киева проводить не намерен. И от собственных, потешных, но, тем не менее, сделавших незаконную власть легитимной в глазах части местного населения,сепаратисты, с подачи Москвы, не отказались.

Кремль сколько угодно может списывать квазивыборы на строптивость местных начальников. Но любому понятно, кто истинный хозяин положения. Начал артачиться «Бес» — и нет «Беса». Во всяком случае, в Горловке нет. А, может быть, и среди живых.

Киев рассчитывал, что мятежные территории на неопределенное время превратятся в затухший очаг дестабилизации. Москва дала понять, что огонь конфронтации угасать не должен. Этот костер никогда не насытится. Пока не сожрет все вокруг. Или пока его не потушат.

Киев должен быть признателен Путину за освобождение, по крайней мере, от части ненужных обязательств, а также избавление от ненужных иллюзий. Надеемся, окончательно. Надеемся, что уполномоченные лица, ведущие возобновленные переговоры с россиянами об уточнении «демаркационной линии» и «совместном контроле» над границей (в частности, в пунктах Куйбышево-Дьяково, Донецк-Изварино и Матвеев Курган-Успенка) не верят в силу достигаемых договоренностей.

Петр Алексеевич должен окончательно выйти из роли теоретического создателя и войти в роль практичного Главковерха. Пора.

Реальность жестока. Украина фактически стала отправной точкой третьей мировой. Этого словосочетания Запад не хочет употреблять с таким же упорством, с каким наша власть не хочет называть АТО войной. Для Москвы, Вашингтона, Берлина, Лондона, Парижа, Брюсселя et cetera наша земля превратилась в арену увлекательной, сложной, геополитической игры. А для нас, с февраля — в поле боя.

Как воевать будем? Этот вопрос власти предержащие активно обсуждали на этой неделе. На Совбезе, до него и после него. В разном формате и с разной степенью эффективности. Остановимся на основных темах.

Первое. Условный план повышения обороноспособности рассчитан до весны. Существует устойчивое предположение, что до весны Россия от активных военных действий, по целому ряду причин, воздержится. Подготовленные россиянами боевики (центры подготовки уже переносятся на территорию «днр» и «лнр», профильных инструкторов завозят пачками), поддерживаемые тактическими группами ВС РФ будут держать в напряжении наших силовиков, но полномасштабных операций Москва пока проводить не будет. Возможно. Вопрос в том, что считать условной весной. Одни эксперты говорят об апреле, другие — о феврале. Кроме того, ощущение, что у нас есть время, не должно расслаблять. Надеяться на лучшее — готовиться к худшему. Золотое правило.

Второе. Пора навести порядок с координацией работы разведок. Работу Игоря Смешко в роли куратора оценивают по-разному. Но многих удивило, что выступая на Совбезе, теме добровольческих батальонов, анализу их грехов и степени исходящей от них угрозы он уделил несколько больше времени, чем того требовала ситуация. Да, к ним накопилось большое количество вопросов, их полноценная интеграция в систему нацбезопасности крайне необходима. Не нам судить, но, учитывая ситуацию, для главы Комитета по вопросам разведки приоритетом должна быть внешняя разведка, а не внутренняя контрразведка. Кроме того, ряд источников смущают серьезные расхождения в данных, предоставляемых различными разведструктурами. Это существенно усложняет оценку рисков и планирование.

Третье. В сотый (если не в тысячный) раз поднята тема информационной безопасности и пропагандистского обеспечения. Уровень соответствующих исполнителей неудовлетворительный. Пробелы очевидны. Недостаток оперативной информации, отсутствие необходимой «картинки» (реальное видео появляется благодаря инициативе отдельных каналов и отдельных съемочных групп вопреки косности военных чинов, живущих по советским инструкциям), отсутствие должной работы в социальных сетях. Список можно продолжить. Обещают подвижки. Ждем.

Четвертое.Решение об анализе мобилизационной работы принято в сентябре, запущено только сейчас, когда будет реализовано — вопрос. Еще один вопрос — всеобщий призыв. Решение о его возобновлении окончательно не принято дабы не раздражать общественность. Но вопрос доукомплектации частей стоит остро.

Пятое. Отчасти, тоже кадровый вопрос. Батальоны. То, что там не все ангелы — очевидно. То, что, как минимум, в некоторых из них не мешало бы наладить дисциплину — столь же очевидно. То, что эти части и подразделения пытаются использовать в сугубо политических целях — доказали последние выборы, когда крепких парней с оружием массово использовали кандидаты, их покровители и партии. Но не стоит забывать о том, что не будь этих структур, сформированных мотивированными людьми, «демаркационная линия» могла проходить не там, где проходит сейчас.

Судя по всему, президент все еще рассматривает батальоны в их нынешнем виде не столько элементом системы безопасности, сколько фактором внутриполитической угрозы. Доклад Смешко и публичное выяснение отношений (как утверждают источники) между Порошенко и Аваковым по поводу судьбы тербатов и спецбатов еще более политизировало проблему.

Будущее этих отрядов пока не определено. Идея расформировать их и влить всех готовых и желающих в состав ВСУ нравится не всем. Включая командиров, многие из которых уже обрели депутатский статус. Идея формального переподчинения всех батов армии смущает тех, кто сомневается в скором полноценном реформировании Вооруженных Сил. И в том, что Полторак обладает необходимой инициативой и доверием Главковерха. И в том, что Полторак надолго останется на посту министра. Идея развертывания батов в полки и бригады под «крышей» МВД и Нацгвардии не нравится противникам формирования полицейского государства («Зачем нам столько полицейских частей? Не лучше ли на их базе формировать армейские разведроты, разведбаты, штурмовые и диверсионные группы, а не спецотряды по зачистке и добровольные народные дружины обороны блокпостов и избирательных участков?). Ну, и, понятно, не нравится Петру Алексеевичу. По, крайней мере, пока он не отвоевал для себя пост министра внутренних дел. «Коалициада», — куда от нее, проклятой, деться?

По-прежнему остро стоит вопрос о создании мозгового центра будущих преобразований в сфере национальной безопасности и обороны. По логике, эту роль должен исполнять СНБОУ. Однако, он, вполне очевидно, не загружен необходимой работой, его наработки не используются в полной мере, и, самое главное, орган до сих пор «сирота». Должность секретаря Совбеза остается вакантной. По неофициальной информации, этот пост «зарезервирован» для Александра Турчинова на тот случай, если «Народный Фронт согласится «отдать» президенту пост министра внутренних дел.

Шестое. Вопрос дисциплины в силовых структурах стоит особенно остро. Перечислять все разновидности прегрешений, позволяемых себе бойцами (от тербатов до регулярных армейских частей), не стоит — об этом пишут и говорят достаточно много. О масштабах судить трудно. Можно предположить лишь, что проблема насущная. Восстановление института военных прокуроров себя не вполне оправдало. Во многом потому, что (по сведениям источников) эта структура несколько увлеклась сбором компромата на отдельных лиц в ущерб кропотливой работе по восстановлению законности.

Необходимость возвращения к проверенным инструментам противодействия любым видам «неуставняка» — от гауптвахты до дисциплинарных батальонов, очевидно, назрела. Но. Введение карательных мер будет оправдано только тогда, когда командиры будут примерами и авторитетами. Когда бойцы не будут спать на земле, воевать в допотопных касках, получать цинки с ржавыми патронами не того калибра, питаться с руки волонтеров, идти в разведку с мобилками (ввиду отсутствия раций) и вместо ожидаемого подкрепления получать команду «Держаться!»

В противном случае получим бунты — на передовой и в тылу. Стихийные и спровоцированные. И, в связи с этим…

…Седьмое. Вызывает обеспокоенность активная подрывная деятельность противника в целом ряде регионов. От Одессы до Ужгорода. От Харькова до Киева. Не будем заниматься подсчетом, сколько сообщений спецслужб о «раскрытии» и «пресечении» являются фейковыми. Обратим внимание на то, что социология демонстрирует опасные тенденции. Слава Богу, на это обратили внимание. И высокие начальники уже вроде бы этим озаботились. Мало разговоров, о том, что нельзя «раскачивать столицу». Было бы неплохо что-то делать. Марш нацгвардейцев показал, что «раскачивать» проще чем кажется. А это была только «проба пера».

Восьмое. Лучший (и, вдобавок, полезный) способ избавить от ненужных мыслей — занять руки. В президентском указе от 3 ноября сказано много важного и полезного об ОПК и оборонном заказе. Кричать хочется. Решение принято в сентябре. Указ — сейчас. На фронте не хватает техники, заводы (в том же проблемном Харькове, например) не загружены работой. Запустим — воины получат технику, люди — зарплату. Меньше потерь на передовой, меньше потенциальных недовольных в тылу. Что, — нужен специальный аналитический центр, чтобы это понять? Средств не хватает? Не будем кормить своих тыловиков — будем кормить чужих фронтовиков. Математика простая.

Девятое. Еще немного о средствах. Решение не тратить и без того скудные бюджетные средства на де-факто оккупированные территории — по-своему жестокое, но совершенно правильное. Правильное, но отчасти запоздалое. Верное, но не выверенное. Месседж об отказе Киева финансировать неподконтрольные земли должен был сопровождаться другим, не менее, а, возможно, и более важным месседжем — о расширении помощи освобожденным территориям. Итоги выборов показали, что значительная часть населения Киеву по-прежнему не верит. И что удивительного? Организация помощи пострадавшим, вынужденным переселенцам — отвратительная. Для того, чтобы изменить ситуацию, нужны не столько деньги, сколько мозги. И сердце. Воевать за людей сложнее, чем за территории.

Десятое. Последнее. Выборы (слава Богу) закончились. Власть может позволить себе забыть об электорате и вспомнить о людях. И время от времени обращаться к семьям погибших. К воинам. К волонтерам. К раненым. К населению освобожденных территорий. К населению оккупированных территорий. К украинцам Крыма. С четкими адресными посылами. Не к абстрактному населению, а конкретным людям. С нужными словами. Чтобы они знали, что о них помнят. Что их ценят. Что они — свои.

Невозможно «почути кожного». Но каждый должен услышать обращение к себе.

И поверить услышанному. Иначе успехи в виртуальных кабинетных играх никогда не станут победой в реальной войне. За территории, умы, сердца. За страну. Которая уже показала, что она — не игрушечная. И за нее пролита самая, что ни на есть настоящая кровь.