Печать

«О покойниках либо хорошо, либо ничего». «Цель оправдывает средства».

Постоянно наталкивался на упоминание двух общеизвестных цитат, читая многочисленные тексты/комментарии об убийстве/воскрешении Бабченко.

Первый афоризм активно эксплуатировался после сообщения о гибели Аркадия, — как обоснование для критики тех, кто позволял себе не слишком лестные слова его в адрес. Второй обрел популярность после знаменитого брифинга в СБУ, — как аргумент в споре с теми, кто сомневался в целесообразности инсценировки убийства. Мол, ничего не имеет значения, если речь идет о жизни человека.

Я тоже противник хулы в адрес покойных. И не ставлю под сомнение безусловную ценность человеческой жизни. Речь о другом. О сущей мелочи: изречения, служившие многим некой опорой в спорах, приводились некорректно.

«О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды», — так на самом деле утверждал эфор, философ и поэт Хилон Спартанский, чье высказывание было увековечено в книге историка Диогена Лаэртского. «Если цель — спасение души, то цель оправдывает средства», — именно так формулировал свою мысль святой Игнатий де Лойола, творец легендарного Ордена иезуитов.

О чем я? О важности контекста. О бережном отношении к смыслу. О недопустимости искажения. Об опасности вольной интерпретации, умышленного «редактирования» фактов и обстоятельств.

В «деле Бабченко» пока слишком мало контекста и слишком много интерпретаций. Слишком мало правды для серьезных обобщений. Но достаточно для промежуточных выводов. Для попытки ответить на некоторые вопросы.

Насколько обоснованным, допустимым и корректным было добровольное согласие Аркадия участвовать в спецоперации СБУ?

Для меня это вопрос является риторическим. Ему угрожали — давно и неоднократно, анонимно и публично, известные персонажи и безымянные недоброжелатели. У него были обоснованные причины опасаться за жизнь, жизнь близких и собственную. У него не было веских оснований не доверять вышедшим на него сотрудникам спецслужбы (хотя он дал согласие исполнять роль «живца» не сразу, в чем откровенно признался). У него не было и не могло быть полной информации о реальной степени угрозы, об истинной цели спецоперации, обо всех ее деталях (и это он тоже признал). У него не было иной возможности обезопасить свою жизнь. У него не было моральных причин отказать в сотрудничестве спецслужбе государства, предоставившего ему убежище, людям, пообещавшим ему защиту. Любому, критикующему Бабченко моралисту предлагаю перечитать эти аргументы и спрогнозировать, как бы он поступил, оказавшись в положении Бабченко. Ничего унизительного, предосудительного, аморального, по моему глубокому убеждению, Аркадий не совершил.

Была ли обоснованной, допустимой и корректной подобная спецоперация СБУ?

Аргумент, приводимый множеством лиц, включая официальные, — «Если речь идет о спасении человеческой жизни, допустимы любые средства!», — на первый взгляд, выглядит убойным. Но только на первый взгляд. Потому, что если бы речь шла только о спасении человеческой жизни, можно было бы, например, просто вывезти человека в безопасное место. Или заблаговременно задержать киллера и организатора.

Но в данном конкретном случае как раз о непосредственном спасении жизни речь не шла — поскольку исполнитель (если верить СБУ и ГПУ) был подставным. А успешное предотвращение предполагаемого заказа не уберегает Бабченко от новых возможных заказов. О чем уже говорят вслух, в том числе, и он сам. Более того: если согласиться с официальной версией, что убийство, действительно, организовывали «из Москвы», то срыв заказа — пощечина заказчикам. И там может возникнуть желание таки довести дело до конца. Найти нового организатора и нового исполнителя.

А значит, основной целью (или, как минимум, одной из основных целей) имитации убийства должно было стать получение дополнительной информации, например, документирование контакта «исполнитель—организатор» или (что гораздо важнее) контакта «организатор—заказчик». В этом случае, цель оправдывала бы средства. Она бы не спасала наши души, по завету Игнатия де Лойола. Но уберегала бы их от отравления очередной инъекцией недоверия к отечественным охранителям права, блюстителям порядка и рыцарям плаща. И предоставляла бы миру убедительное доказательство продолжения преступного вмешательства РФ в жизнь и смерть жителей Украины.

Планируя подобную спецоперацию, соответствующие службы и высшее руководство страны (посвященное в их планы) обязаны учитывать два обстоятельства.

Во-первых. Инсценировка убийств — достаточно распространенная практика в мире вообще и в Украине в частности, где проведение подобных операций дозволено 271 статьей Уголовного процессуального кодекса, о чем, например, подробно написала журналист Ольга Худецкая. Но, значительная часть подобных операций (насколько известно) вопреки ожиданию, не приводила к желаемым последствиям. Самый известный «облом» — «убийство» одесского адвоката Погорелого. Киллеров и организатора взяли более двух лет тому, шумно и ярко отчитались перед всей страной о неопровержимых доказательствах. Все задержанные — на свободе, судебные заседания продолжаются. Можно сетовать на возможную неповоротливость прокуроров или гипотетическую «заряженность» суда. Я о другом — решаясь на такую спецоперацию и зная об этой печальной практике, организаторы инсценировки должны были:

а) быть уверены, что у них нет другого способа получить необходимые сведения;

б) рассчитывать на железобетонное качество получаемых доказательств.

Разумеется, просчитать это со стопроцентной вероятностью, невозможно. Но взвесить все последующие риски было необходимо.

Поскольку, и это во-вторых, реакция на новость о смерти известного журналиста, публичного активного критика Кремля, медийной персоны должна была вызвать резонанс. В том числе международный. На подобную трагедию могли среагировать известные политики и авторитетные организации за рубежом. Что и случилось. Чтобы уважаемые комментаторы не чувствовали себя невольно «пошитими в дурні», чтобы подобное не усилило международного недоверия к украинским правоохранителям, украинской власти, украинскому государству, следовало сразу после заявления о спецоперации оперативно предоставить убедительные доказательства того, что:

— не было другого способа добыть необходимые сведения;

— сведения получены и служат веским доказательством готовившегося преступления;

— сведения указывают на прямую причастность России к готовившемуся преступлению.

Чего, увы, не случилось. Только зафиксированная явная связь между Кремлем и возможным заказным убийством, а также другими якобы готовившимися преступлениями могла оправдать такую операцию в глазах международного сообщества, ведущих государств и авторитетных институций. Если Украина по-прежнему рассчитывает на их поддержку. Думал ли об этом Петр Алексеевич, благословляя спецоперацию?

Пока все выглядит грустно. Есть слова о списке из 30 потенциальных жертв заказанных убийств, якобы полученном после инсценированного убийства. Есть заявление обвиненного в организации покушения гражданина Германа о том, что такой список существует, но он сам передал его украинским контрразведчикам. И, если я правильно понимаю его несколько бессвязные показания, это список он передал до срежисированного «убийства» Бабченко. Допустим, я неверно понял его слова. Или, допустим, Герман лжет. Но информации слишком мало для точных выводов. А неувязок слишком много, чтобы не задаваться вопросами.

Ни один из опрошенных (действующих и бывших) сотрудников спецслужб никогда не сталкивался со случаями подобного «оптового» заказа на отстрел. 30? Не одного человека смутила эта цифра.

Убедительных доказательств о прямой причастности российских спецслужб и российской власти пока нет. На брифинге 30 мая генпрокурор Юрий Луценко заявил — «По предварительным данным следствия, есть большая вероятность российской версии заказчика…» По предварительным данным? Большая вероятность? Не маловато ли для итогов такой сложной игры? Может быть стоило подождать, когда предварительное станет окончательным, а вероятность превратится в убежденность? И тогда уже вслух произносить слово «Россия»? Причем глава СБУ, в отличие от главы ГПУ, прямо заявил о причастности российских спецслужб. Упомянул Россию и президент.

Если убойные доказательства причастности Москвы не будут представлены, не только у России будет лишний аргумент обвинять Украину в организованном государством вранье, но и у «наших западных партнеров» будет лишний повод Украине не доверять.

Сутки спустя теоретический заказчик возможных политических убийств вроде бы обрел имя и фамилию. Вроде бы, — потому что в зале суда обвиненный в организации покушения на Бабченко Борис Герман заявил, что существует некий «Вячеслав Пивоварник (…) Он работает в личном фонде Путина и занимается организацией беспорядков в Украине, отвечает за теракты на следующих выборах президента». А еще упомянул о списке из 30 потенциальных жертв. Но не упомянул, от кого он получил эти имена. От Пивоварника? Или нет?

Ресурс The Bell оперативно отыскал информацию на бизнесмена Вячеслава Пивоварника, выпускника КПИ, человека опосредованно связанного с двумя одиозными российскими персонажами — ныне покойным генералом Леонидом Шершневым и действующим главой «Роскосмоса» Дмитрием Рогозиным. Но тот или это Пивоварник? Действительно ли он связан с Германом? Имеет ли отношение к «списку 30-ти»? И есть ли такой список в действительности?

Если все, что известно следствию о потенциальном заказчике — показания Германа, то в чем глубинный смысл спецоперации? Располагает ли следствие прямыми доказательствами связи между Пивоварником и Германом и прямой причастности обоих к планируемым преступлениям?

Хочется верить, что доказательства будут. Что СБУ и ГПУ нас наконец-то приятно удивят. Дай Бог. Но пока, опираясь на имеющиеся факты, нет оснований говорить о «блестящей спецоперации».

Видео, откровенно говоря, ни о чем. Странное публичное появление потенциального киллера Цымбалюка и такая же странная реакция на его откровения со стороны СБУ. Заявление волонтера Шовкошитного, что не СБУ вышла на исполнителя, а сам исполнитель — его друг Цымбалюк — пришел в СБУ. О «блеске» пока говорить поостерегся бы.

А есть ли основания говорить об абсолютной имитации дела, о его полной инсценировке?

Пока тоже нет.

И условный организатор Герман, и условный исполнитель Цымбалюк пока не отрицают самого факта «заказа» Бабченко.

Некоторая внешняя водевильность двух главных фигурантов кого-то смущает, но тоже ничего не доказывает и ничего не опровергает. То, что нервный дядька, сын легендарного цеховика и монах-правосек не отвечают чьим-то киношным представлениям об образах организатора и исполнителя убийства или тайного агента спецслужбы — не аргумент. Всякое бывает.

Слова Германа о его работе на украинскую контрразведку тоже могут оказаться не такой уж ересью: человек который год оружием торгует...

По поводу роли Германа могут быть, как минимум, три версии.

Первая. Он мог быть действительно завербован российской спецслужбой, но вербовщик мог подъехать к нему под видом украинского контрразведчика. Это называется «вербовкой под чужим флагом». Человек мог предъявить ему липовое удостоверение и предложить работать на органы. Например, в обмен на устранение его проблем с законом. Герман, у которого такие проблемы есть и который (по некоторой информации) контактировал с СБУ и раньше, мог поверить и пойти на вербовку. И ФСБ его вела, используя втемную. Схема сложная, но возможная. Два сотрудника СБУ (бывший и действующий) мне о подобном рассказывали.

Вторая. Германа вполне могла напрямую завербовать российская спецслужба. Он обладал широким кругом знакомств и в России (например, плотные контакты его семьи с Семеном («Севой») Могилевичем — секрет Полишинеля), и в Украине, так что теоретически у той же ФСБ была и возможность, и основания его использовать.

Третья. Герман мог действительно работать и на контрразведку. То, что контрразведчики сами из СБУ, ничего не опровергает. В этом департаменте есть люди, несколько тяготящиеся ведомственным соседством с коллегами, занятыми не столько борьбой с угрозами нацбезопасности, сколько экстремальными формами коммерческой деятельности. И «контрики» могли завербовать Германа (зная о его связях в Москве), не ставя в известность коллег из других департаментов.

Будем ждать. Стойкое ощущение, что удивительных новостей и странных фактов будет еще много. И пока они не сложатся в стройную картину, говорить о «перемогах» или «зрадах» преждевременно.

Меткиконтекст