На обложке «Амбала» — таинственный незнакомец на соломе (чем-то похожий на молодого Дина Рида или молодого Подервянского). За спиной стильного «чувака» — таинственный мираж высоких гор и бесконечного романтического пространства. О котором когда-то громко голосила София Ротару: «Романтикэ сингуря, сау ку драгостя...».
Впрочем, зная автора, не следует ждать романтических соплей в его исполнении — в его же первом романе. Это ожидаемо достаточно жесткий и колючий текст, прошитый стебом и сарказмом на пределе абсурда.
Безусловно, это счет автора к времени, к социуму.
Цитата. «Они родились в то время, когда развитому социализму пришел пиздец, их родители стойко несли вялое проклятие советской селекции: им не хватило мужества покинуть уютные села (где их родители когда-то ели лободу, а иногда и соседских мальчиков), чтобы стать начальниками, работниками отделов культуры и депутатами, они цеплялись за свои огороды, генетическая память о голодоморе сделала их неудачниками, и свою грусть они передали детям, которые все-таки уехали в город, чтобы стать ментами.
— Тут ніззя употрєблять спіртні напіткі, — сказал старший мент. — Покажіть докумєнти!».
Ну и относительно романтики на соломе на фоне гор. То есть об искусстве, которое всегда приходит амбалам на помощь. Еще одна цитата. «На помощь пришло искусство, которое, по определению тех же легендарных чикагских докторов, первично по отношению к бытию. Голливудская индустрия, победившая великую депрессию 30-х, родила Рэмбо, Мэтрикса, Терминатора и их бесчисленных клонов, они оставляли за собой выжженную землю, гору трупов и сладкое чувство победившей справедливости. Они сражались и побеждали в одиночку, им не было равных ни на поле боя, ни перед зеркалом, хотя на самом деле они были просто надутыми мыльными пузырями; Шварценеггер даже не смог разбить кулаком окно автомобиля, за него это сделала механическая рука».
— Лесь Сергеевич, долго вы работали над «Таинственным амбалом»?
— Года два.
— То есть издателю пришлось подождать обещания издать текст как можно быстрее.
— А я сам и издавал. За собственные средства.
— То есть? Ни одно издательство не прельстилось заработать на потенциально кассовой книге?
— Я подумал, что лучше сам это сделаю. Поскольку некоторые издатели мне предлагали такие уж «соблазнительные» условия, что я подумал о них: «Вы — кровосиси». Как говорил когда-то экс-премьер Азиров по другому поводу.
— Кстати, «Амбал» в названии романа — не такой уж и однозначный образ. Может, знаете, что «амбал» — это также князь сылвенских остяков в XVI в., это также музыкальная комедия, это также прозвище одного из персонажей в выдуманной вселенной. То есть ого-го сколько подтекстов.
— Я всегда знал, что амбал — это накачанный человек, верзила. И вот, кстати, только из ваших слов я как раз и открыл для себя, что есть и другие значения.
— Ваш роман на пересечении украинского и русского языков. Хотя русский язык, безусловно, доминирует.
— Да, русского языка — больше. И я предвидел, что будут такие вопросы. Поэтому в предисловии написал, что автор — не писатель, и он оперирует словами как красками. И для меня действительно очень интересно, когда один язык возникает на каком-то определенном фоне, это как красная краска на зеленом. Вот такие вещи меня очень интересуют.
— Послушайте, некоторые критики в «Таинственном амбале» уже увидели определенные аллюзии даже на Дэна Брауна, когда речь идет именно о «тайном».
— Упаси Боже! Дэн Браун? Да я прочитал у него только одну страницу — и выбросил ту книгу на мусорник. Сравнение с Дэном Брауном — обидное для меня!
— Тогда с кем бы вы хотели, чтобы вас сравнивали — именно после выхода этого первого романа?
— Да не надо меня ни с кем сравнивать! Я сам по себе. Безусловно, для меня этот роман — определенный вызов. Как-то мне позвонили и сказали, что ждут крупной формы. А у меня ничего нового нет. А мне говорят: «Пиши!». И я сказал себе: «Ок!». А потом забыл об этом. Через некоторое время мне снова звонят и переспрашивают: «Так ты пишешь?». И я сдуру ляпнул, дескать, роман пишу.
Люди обрадовались — это же классно, большой роман! А мне подумалось: «Может, в этом есть определенный знак?». Я же до «Таинственного амбала» никогда раньше не писал никаких романов. Вот и воспринял это больше как спортивный вызов. Сам себя еще раз переспросил: ты можешь это сделать и не облажаться? Ведь если облажаюсь, так мне же и будет стыдно.
— В 2018 г. на украинское кино дают целый миллиард. Может, есть мысли относительно экранизации именно этого текста — за серьезный гонорар?
— Думаю, ничего не получится. Такой текст трудно экранизировать.
— Если хороший режиссер, то он экранизирует даже телефонную книжку.
— Ну, если хороший! Я считаю, что надо браться что-то значительное писать или снимать именно тогда, когда тебе есть что сказать. Когда до тебя этого еще не говорили. И когда ты сам знаешь, как это сказать оригинально — так, как до тебя еще никто не говорил.
В этом плане мне в первом романе было и что сказать, и как сказать. Но сейчас я не вижу для себя новых тем и новых вызовов. Во-первых, многое я уже сказал, и оно довольно легко читается. Человек может легко скользнуть по поверхности текста, а может в него и погрузиться.
— А как вы относитесь к рецензиям на свои тексты, которые для критиков и читателей — контроверсионные, провокативные?
— Рецензент должен быть умнее автора.
— То есть автор должен быть глупее критика?
— По-всякому бывает.
— Ну, а вот, представим, возникает привлекательный финансовый заказ: написать сатирическую-саркастическую, насыщенную пейоративной лексикой мениппею о нашем нынешнем Михо-майдане. И что бы по этому поводу сказал и написал уважаемый автор?
— А я бы вообще ничего не говорил об этом и не писал об этом. Поскольку об этом и так все говорят. Я считаю, когда в стране идет война, то с «ним» надо разобраться где-то в коридоре. Чтобы не делал посреди города такую х...ню. Вот и все!
Нам всем надо с ними просто разобраться — и навалять хорошей п...! Потому что власть на это не способна!
— Значит, несмотря на разные кризисные моменты, все-таки вы являетесь приверженцем власти, сторонником ее позиций, постулатов, ботов?
— Я как настоящий украинец власть не люблю. Но считаю, что на данном этапе, когда в Украине идет война, власть надо поддержать в чем-то хорошем, но надо ее критиковать за все плохое. А уже потом, когда война закончится, — тогда с этой властью и надо разобраться всерьез, по-настоящему. Но именно во время войны гетмана не меняют.
— Как-то летом в одном из интервью вы говорили, что украинцы, в отличие от россиян, никогда не доверяют власти, с подозрением относятся даже к институту государства, которое все время хочет нас «узути». А вот в России наоборот — им постоянно нужен «царь-батюшка». Так не изменились ли ваши взгляды именно сейчас, когда структурированный хаос в Украине почти побеждает?
— Очевидно, что именно украинцы склонны к самоорганизации. И им такая централизованная власть, как у кацапов, не нужна. Для украинцев была бы идеальной швейцарская модель. Но, безусловно, все это —преждевременные разговоры, поскольку во время войны о таком говорить неуместно.
— Но ведь всегда уместно говорить об ощущениях художника, писателя, который остро чувствует вызовы времени и кое-что предвидит как пророк. У вас есть свои предвидения относительно трагического документального сериала в нашей стране: имею в виду именно войну на Востоке и войны на других фронтах?
— Когда что-то рождается, тогда же что-то должно и умереть. Для меня очевидно, что мы, украинцы, рождаемся. И мне также очевидно, что Россия умирает.
Такие вещи находятся в тесной взаимосвязи. И чем скорее России наступит п...ц, тем быстрее все у нас будет расцветать. Это взаимосвязано абсолютно. Так устроен мир.
Вообще, мир так устроен, что когда одно исчезает, то другое появляется.
И здесь не надо быть Кассандрой, и так все видят эти процессы.
И сколько бы сейчас не было ошибок у власти, у государства, я убежден, что общество со временем найдет в себе силы все это исправить и что-то изменить к лучшему.
— Но ведь такой сериал долгожданных изменений может продолжаться десятилетиями, т.е. вам еще хватит материала не на одного «Амбала», но в других хронотопах?
— Сколько это все будет тянуться? Я не знаю. Хотя сейчас такое время, что все очень ускоряется. И может все мгновенно измениться или обрушиться в любой момент.
Еще в конце 80-х мы все жили в «совке». И я сам считал, что этот «совок» навсегда. И что мы в нем как родились, так и умрем. А в 90-х неожиданно, едва ли не за один день, все как-то так произошло... Исчез Союз. Хотя «совок», к сожалению, не исчез.
Стало быть, ничего нельзя предусмотреть заранее.
— Кстати, а вас интересует, как человека современного, такое модное явление, как криптовалюта? Не думаете, что завтра все мы проснемся и окажемся исключительно в режиме онлайн — с виртуальными деньгами и другими лакомствами?
— А я еще вообще не разобрался, что это такое. Знаю, что есть эта криптовалюта Bitcoin. Выходит, я не настолько умный, чтобы глубоко понимать, что это.
— А насколько вообще вы сегодня активны в сетевой жизни, в интернет-деятельности? В состоянии ли легко отличить фейк от информации достоверной? Потому что мне кажется, что сегодня уже никто и ничего не может различить в этом мире — где правда, а где ложь.
— А я вообще не сижу в Интернете. У меня даже компьютера нет.
— То есть ваши рукописи, как у булгаковского Мастера, никогда не сгорят, поскольку они написаны от руки?
— Да, от руки! А потом мои близкие это все расшифровывают, печатают. Зато у меня есть телевизор, в котором есть разные приставки. И я все вижу и знаю. Впрочем, очень далек от Фейсбука, от всего такого. Я не говорю, что это все плохо. Просто мне это не очень интересно.
— Ну, простите, но ведь никто не поверит, что популярный автор далек от обсуждения, например, такого громкого сериала, как «Игра престолов». Вообще, сериалы вас интересуют хотя бы как потенциального сценариста?
— «Игра престолов» — красивый сериал! И хотел бы покритиковать — да не за что. Там есть одна очень интересная особенность, которая меня восхищает. Как творческий человек, как литератор, я могу предвидеть определенный ход событий в произведении. Почти на 100%. А в «Игре престолов» не могу ничего предвидеть! Я могу сделать ставки на определенного героя, а уже в следующей серии его сценарист прикончит. Для тех козлов, которые пишут этот сценарий, вообще нет ничего святого!
— А какое украинское кино последнего времени вас больше всего зацепило?
— Это достаточно риторический вопрос. Поскольку что-то я вообще не помню в последнее время своих походов в кино.
— И все же у вас немало встреч, творческих вечеров, презентаций. Постоянно в дороге, в разных городах Украины.
— И в прошлом году, и в этом — довольно часто путешествую. Люди звонят, хотят, чтобы я приехал, выступил. Такие поездки как раз и показывают, что Украина — разнообразная. И даже город со страшным названием Кривой Рог, куда только черт лысый занесет такого, как я, именно и оказывается нормальным городом с нормальными интеллигентными людьми, с замечательным батальоном «Кривбасс».
Впрочем, полярные у меня впечатления от интеллигентного Кривого Рога и, например, от Львова, который все время погружается в какое-то свое болото жлобизма, хотя бы по сравнению с тем Львовом, каким он был еще 10 лет назад.
— В чем проявляются такие изменения к худшему?
— Жлобов стало больше — вот и все.
— А как отличить рагуля от жлоба?
— Это почти одно и то же. Хотя рагуль — более изысканное определение.
— А в Киеве жлобов стало больше или меньше, ведь сам Киев стал «Вавилоном», как говорят «панаехали».
— Я хочу сказать следующее. Если бы в Киеве были только жлобы, то здесь никогда бы не было Майдана.
— А что думаете — с позиций интеллектуальности и духовности — о нынешнем составе нашего парламента, который часто и справедливо критикуют?
— Как говорил когда-то товарищ Геббельс: когда я слышу слово «духовность», то хватаюсь за пистолет! Там, в парламенте, возможно, и не надо какой-то особой духовности и интеллектуальности. Там нужен простой ум, профессионализм. Но сейчас там просто собралось очень много людей, о которых моя бабушка сказала бы — бараны проклятые. Ну, а так, в целом, все хорошо.
— В то же время, и мне это доподлинно известно, среди ваших почитателей немало именно политиков.
— Послушайте, наше общество уж слишком заполитизировано. Именно наши политики на первых полосах — как звезды Голливуда. И, кстати, это одна из причин (у меня есть своя теория), почему в Украине нет хорошего театра. И не будет!
— Интересно, почему же его нет и почему «не будет»?
— Потому что для хорошего театра нужен интерес социума к драматургическому действию. А здесь у нас такого действия нет, поскольку интерес общества заканчивается на телевизоре, на политической жизни. Для них это и есть главный театр Украины. После того как человек насквозь пропитан этой политикой, которая из него капает, как вода из губки, он уже не будет воспринимать объективно и органически сценическое действие. Следовательно, если у нас и есть театр, то это театр — политический. И многим нашим соотечественникам другого и не надо.
— Но ведь все зрительные залы в Киеве переполнены. На некоторые спектакли даже нельзя приобрести билеты.
— Это они, очевидно, ходят погреться в театр, поскольку дома батареи холодные. Или дамы выгуливают свои шубы или платья. Это тоже нормально. Хотя это не имеет никакого отношения к сути театра.
— Кроме криптовалют и Саакашвили, еще одна тема, которая активно обсуждается в нашем социуме, — тема украинских певиц, выступающих на территории РФ. К ним вражеское отношение, много шума. Следует ли в целом уделять столько внимания — даже в информационных войнах — именно попсе?
— Я же не могу критиковать мой народ за то, что он так делает, за то, что он против кого-то воюет. Считаю, что наш народ имеет на это право. И если народ считает, что Ани Лорак — бездуховная с...а, зарабатывающая деньги у кацапов, ну, значит, может, так оно и есть. Я сам не такой, чтобы кого-то критиковать.
— А все-таки, что и кого украинскому писателю сегодня больше всего хочется покритиковать?
— Мне лично всегда хочется покритиковать только одно в нашей стране — безграничный идиотизм. А так — больше ничего. Потому что я достаточно спокойно отношусь к жизни.
— А в чем этот безграничный идиотизм больше всего проявляется в Украине?
— В том, что некоторые люди просто не думают, что они делают. Они безответственные. Когда это просто Вася — это одно. А когда в парламенте принимают дебильные законы — это другое. И именно дебильные законы открывают путь коррупции. Рагули открывают путь такой коррупции, поскольку они не мыслят интересами государства.
— А как задушить в себе коррупцию? Ведь сделать это не по силам почти никому — ни нашим, ни американцам.
— У меня когда-то была одна мысль... А что если коррупцию в Украине легализовать? Чтобы с каждой взятки и человек, дающий взятку, и человек, принимающий взятку, — оба платили налог. То есть налог за взятку. Таким образом, мы легализируем и коррупцию, и налоги.
На мой взгляд, это будет очень выгодная история. Если какое-то падло не заплатит налог за взятку, вот тогда ему и тюрьма, 100%. И у нас же будут два свидетеля — тот, кто дает, и тот, кто берет. И они будут писать кляузы друг на друга. Попробуй доказать, что я не прав.
— Так, может, мы как-то реабилитируем и тему кумовства, которая для многих в Украине является злом в деле создания государства. Может, это тоже очень большое счастье?
— Это же все идет еще с древних времен. Когда-то это называлось «непотизм», т.е. раздача разных должностей родственникам или близким, независимо от их способностей. Это форма фаворитизма. И все это идет от практики, когда римские папы раздавали «своим» какие-то прибыльные должности. Поэтому вряд ли это удастся уничтожить нам. Лажа заключается именно в том, что нашим нынешним, как и древним в Риме, во что бы то ни стало надо устроить свою семью. Хотя среди членов такой семьи могут быть и идиоты. Собственно, по такой схеме работает коррупция и в африканских странах.
— В свое время вы достаточно остро говорили на тему «ленинопада», т.е. свержения памятников большевистской эпохи. Одни монументы уже снесли. И что делать дальше? Энергия же бьет ключом.
— На месте разрушенных монументов надо строить другие. Не должно быть пустых мест. С другой стороны, это только внешняя проблема, ведь снести монументы легко, а вот задушить в себе «совок» — это только наша большая благородная цель.
— Сейчас ощущение новогодних праздников. И, очевидно, самый абсурдный вопрос, какой можно задать именно вам, — о самой романтической встрече Нового года с Подервянским.
— Я ненавижу Новый год! Поскольку он связан для меня с постоянными дебильными телепередачами, с салатами оливье, с елкой, которую недавно прославил Янукович. Вот у нас дома есть пальма, и я вешаю на нее игрушки. И пальма мне нравится больше, чем елка.
— После романа «Таинственный амбал», возможно, у вас есть планы вернуться к живописи? Предполагаются ли ваши художественные выставки в 2018-м?
— Пока что несвоевременно об этом говорить. Хотя своевременно признаться, что после занятий литературой тянет именно к кисти. И Марсель Дюшан когда-то говорил, что все, что делает художник, и называется искусством. Какая разница — краски или слова? Хотя разница все же есть, ведь после слов тянет к краскам, а после красок — к словам.
— К чему вас тянет сейчас?
— К краскам. Поскольку только что выдохнул роман.
— Еще перед выходом романа вы говорили, что «Таинственный амбал» — о поиске смысла жизни. Нашли его?
— Ищу.